Создатель ангелов - Стефан Брейс

«Он даже не осмеливается смотреть на меня. Вот до чего дошло. Вот до чего я его довел». Так всегда думал Карл Хоппе, когда его сын несколько раз в год приезжал на несколько дней домой.

В то же время бросалось в глаза, что Виктор становится все сообразительней. Упражнения, которые он делал как по языку, так и по арифметике, постоянно усложнялись.

Это подтверждал и брат Ромбу. Он говорил, что Виктор его лучший ученик. Что он выше других на две головы.

Доктор всегда вздыхал, когда слышал это. Он умалчивал о том, что Виктора когда-то считали дебилом.

Еще он хотел узнать, вел ли себя его сын в классе так же тихо, как и дома.

Виктор очень погружен в себя, подтвердил брат Ромбу. В него много входит, но мало выходит во внешний мир. И вот о чем еще рассказал брат Ромбу: Виктор не умеет заводить друзей.

«Этого ни Виктор, ни я никогда не сможем», — подумал доктор. Потом, задним числом, он опять пытался понять, за что же все-таки сын мог на него обидеться.

Иногда ему хотелось поговорить с мальчиком об этом. Он хотел объяснить ему какие-то вещи. Хотел рассказать, какой была его мать и почему они решили отправить его в приют. Он хотел показать сыну досье, которое завели на него сестры и которое он никак не мог выбросить. Возможно, потому, что не так уж хотел делать вид, будто этого периода в жизни Виктора никогда не существовало. Он собирался когда-нибудь попытаться объяснить ему, почему тогда ударил его. Хотел сказать ему, что не смог совладать с собой. И наконец, он хотел бы спросить Виктора, сможет ли тот его простить.

Но столько же раз, сколько он намеревался это сделать, столько же раз думал, что было бы лучше, если бы Виктор просто забыл обо всем, вместо того чтобы простить. Скорее всего, самым трудным будет стереть из памяти затрещины, которыми он его наградил, но годы, проведенные мальчиком в приюте, должны были постепенно стереться из его памяти. В конце концов, он был тогда слишком маленьким. Да и кто вообще помнит, что происходило в его жизни до пяти лет?

Утро 17 декабря 1980 года.

— Они здесь.

— Виктор?

— Да, это Виктор.

— Виктор, сейчас четверть пятого.

— Они здесь, — прозвучало вновь.

— Да кто это — они? — раздраженно спросил Рекс Кремер.

— Мыши. Клонированные.

— Что ты сказал?

— Я клонировал мышей.

Врач-ординатор был ошеломлен. Ровный тон Виктора, как будто он сообщал всего лишь мелкие новости, только разжигал его любопытство.

— Виктор, да понимаешь ли ты, что говоришь?

— Да.

— В самом деле получились? И сколько их там?

— Три.

— Где ты? Ты сейчас в университете?

— Да, я здесь.

— Я иду к тебе. Сейчас буду.

По пути в университет Рекс Кремер попробовал привести в порядок свои мысли. Прошло уже пятнадцать месяцев с тех пор, как он пригласил Виктора на работу, и за все это время тот не показал каких-либо более или менее заметных результатов. Другие биологи настаивали на том, чтобы прекратить эксперимент, но он до сих пор продолжал поддерживать Хоппе. Его отношение было продиктовано не столько надеждой на успех, сколько тем фактом, что он сам не хотел признать, что ошибся в Викторе. Кремер провел эту неделю в отпуске и накануне отъезда еще раз говорил с ним. Если то, о чем Хоппе сейчас сказал по телефону, правда, значит, он уже тогда имплантировал эмбрионы и ждал рождения мышей, но все-таки промолчал об этом. Значит, он не хотел ничего говорить до тех пор, пока не получит сколько-нибудь ощутимых результатов.

Прибыв в университетский кампус, ординатор сразу же пошел в лабораторию, где застал Виктора, склонившегося над микроскопом.

— Виктор, где они?

Не поднимая головы, Виктор показал на стол в углу лаборатории. На нем стояло корытце из плексигласа, до половины наполненное обрывками бумаги. Рекс наклонился над ним и насчитал семь мышат и одну взрослую белую мышь. Он сразу же заметил, что едва покрытым шерстью мышатам было уже несколько дней, хотя раньше думал, что они родились только что. Значит, Виктор молчал еще дольше, чем он предполагал.

— Сколько им уже?

Виктор поднял над головой четыре пальца.

— Почему же ты только сейчас позвонил мне?

— Потому что я не был уверен, пока не смог определить их цвет, — ответил Виктор, поднося под микроскоп другое стеклышко. — Я должен был дождаться, пока появятся первые шерстинки.

Ординатор наклонился поближе к корытцу с мышами и заметил едва различимую разницу в цвете.

— Белые и коричневые?

— С коричневой шерстью — клоны, — сообщил Виктор. — Белые — это обычные мыши. Клоны получены из яйцеклеток черной мыши, ядра которых заменены ядрами пятидневных эмбрионов коричневой мыши. А вынашивала их белая мышь.

Слова Виктора не сразу дошли до Рекса. Он попытался повторить их для себя. Значит, из яйцеклеток черной мыши Виктор удалил ядро и заменил его донорскими ядрами из подросших эмбрионов коричневых мышей. Возникшие в процессе эмбрионы он подсадил белой мыши. То есть три коричневые мыши в стеклянном корытце были клонами мышиных эмбрионов, возникшими не путем простого деления, а действительно при помощи трансплантации клеточных ядер. Виктору, таким образом, удалось впервые в истории науки клонировать млекопитающих. Рекс был поражен. Он чувствовал, как его охватывает восторг.

— Черт возьми, у тебя получилось! — воскликнул он.

Виктор на это никак не прореагировал. Левой рукой он настраивал микроскоп, а правой чертил на листке бумаги какие-то линии. Врач-ординатор снова посмотрел на мышей.

— Виктор, это мировая сенсация, — сказал он со значением. — Ты хоть понимаешь это?

— Мир скоро узнает об этом, — сказал Виктор просто.

— Каким образом?

— Я уже написал статью и отправил ее главному редактору журнала Cell.

— Это невозможно. Так нельзя. Я имею в виду… Ты сначала должен доложить об этом руководству или, по крайней мере, мне. Так не поступают. А уж в твоем случае — и подавно.

У него было такое чувство, как будто нужно напомнить студенту-первокурснику о его обязанностях.

— Надо было действовать быстро, — ответил Виктор. Затаив дыхание, Рекс уставился на склоненную спину своего коллеги.

— А почему именно в Cell? — спросил он. — Свою прошлую статью ты ведь отдал в Science. Это же более влиятельный журнал.

— Они задают слишком много вопросов.

— Но таков порядок! Поэтому они и…

— Некоторые вещи надо просто принять.

— Виктор, ты очень талантливый человек, но это не значит, что тебе не надо ни перед кем отчитываться.

— Я не собираюсь отчитываться ни перед кем, — уязвленно отреагировал Виктор.

Он отодвинул табурет и встал. Большими шагами подошел к столу с плексигласовым корытцем и вытащил из него одну из клонированных мышей. Посадив зверька на ладонь, он протянул его Кремеру:

— Вот мой отчет.

Тот округлил глаза. Его удивили даже не слова Виктора, не его злоба, а внешность, так изменившаяся за несколько дней. Виктор отрастил рыжую бороду, с которой Рекс его никогда не видел, под глазами у него появились синие мешки, резко выделявшиеся на фоне бледного лба и скул. Должно быть, он всю эту неделю не брился и почти совсем не спал.

— Виктор, как долго ты уже работаешь?

Доктор Хоппе посмотрел на часы, потом отвел взгляд, как будто попытался подсчитать, сколько часов бодрствует. Покачал головой:

— Не знаю.

По его взгляду Рекс понял, что тот действительно не знает.

— Виктор…

Приятель рассеянно почесал бороду.

— Виктор, — повторил Рекс, — может, тебе стоит пойти отдохнуть пару часов? Я пока побуду здесь.

Виктор кивнул и уставился на мышь в своей ладони. Несколько раз он осторожно провел пальцем по ее спинке, как будто хотел успокоить перед тем, как уйдет. Потом он посадил ее обратно в корытце к другим мышам, развернулся и направился к двери.

— Виктор, где твой отчет о работе? — спросил Рекс. — Я хотел бы его почитать.

— Посмотри среди отправленных факсов, — ответил тот и махнул куда-то в сторону.

Рекс Кремер никак не мог понять, к чему нужна вся эта суета. Ведь статья была предельно ясной и подробной. Виктор скрупулезно, шаг за шагом описал свой метод работы. Кроме того, по завершении каждого этапа он давал оценку достигнутым результатам, а в конце статьи поставил ряд критических вопросов, которыми, собственно говоря, побуждал других исследователей к поиску ответов. Наряду с этим он подчеркивал важность использования в своей работе цитохалазина В, о котором писал также и Кремер, и все это ему удалось подкрепить выкладками из своей работы, которые до сих пор могли относиться только к области воображения.

Когда врач сообщил новость своим университетским коллегам-биологам, те поначалу отреагировали на нее с возмущением, однако и они, ознакомившись с отчетом, вынуждены были признать, что описанный метод является действительно революционным и кажется на первый взгляд настолько простым, что даже удивительно, что никто до сих пор до этого не додумался. После опубликования статьи все с нетерпением ждали реакции других ученых.