Чао, Италия! - Матвей Ганапольский

На садовом столике стояло итальянское пиво с каплями пота на шеренге бутылок, вода «S.Pellegrino» с лимонной отдушкой и ледяной сок в пузатой емкости непонятного назначения. Ровно это я, наконец, и хотел увидеть, потому что каждая, уже проведенная беседа с Букаловым приближала меня к циррозу печени и общему собранию профсоюзной организации на тему «Пьянству – бой!».

Налив темный вишневый сок в большой стакан, я вернулся к вопросу:

– Так все же, ты согласен с поэтом?

– Попробовал бы я возразить!.. – улыбнулся Алексей. – Это правда, притяжение Италии загадочно и понятно одновременно – собственно, мы пытались найти объяснение этому феномену во время наших предыдущих разговоров. Те, кто приходил сюда – от варваров-завоевателей, которые шли сюда по приказу правителей, до художников, поэтов и писателей, которые появились тут по велению души, – все они не только что-то взяли для себя, но и отдали этой земле. Я уверен, что понятие «намоленное место» – это не пустой звук. Есть два таких места на Земле – Иерусалим и Рим, мы тоже об этом говорили. В этих географических точках удивительная метафизическая связь между прошлым и настоящим. Многие туристы, приезжающие посмотреть на иерусалимские святыни и римские развалины, после экскурсии говорят, что они крайне вымотаны и еле стоят на ногах. Думаю, это не случайно – эти места много дают, но и берут немало. Все привычные слова, типа «одухотворенность», «просветленность», «очищение» – это ведь не просто слова. Это какой-то феномен обмена духовной и интеллектуальной энергии с местом, куда ты приехал, хотя научно объяснить это вряд ли возможно.

То, о чем говорит Мандельштам, – абсолютная правда. Первые контакты между Италией и Русью были еще в допетровскую эпоху, но именно царь Петр проявил к Аппенинам принципиальный интерес. Он, в частности, посылал сюда дворянских детей учиться морскому и корабельному делу.

Есть одна красивая легенда, впрочем, не подтвержденная исторически, что сам Петр инкогнито побывал в Венеции. Известно, что через своих послов он имел контакты с итальянскими правителями и папским двором. А вспомним, как он выкуривал из Италии своего сына Алексея – это даже стало предметом литературы и специальных исследований.

Но, возможно, что он и сам здесь побывал, ибо когда мы называем Петербург северной Венецией, то под этим есть какая-то историческая основа – там не только голландские каналы, которые Петр видел воочию, но много и от Венеции. Такое случается, когда правитель сам видит образцы.

Вообще Венеция, наряду с Римом, очень важный итальянский город для русских, может быть, именно потому, что он похож на нашу Северную столицу. И есть связанные с этим курьезы, о которых мало кто знает. Например, в Венеции выходят «Исторические тетради», и в одной из этих тетрадей я прочитал, что, оказывается, на одном из венецианских островов, а именно на острове Святого Лазаря, там, где находится старинный армянский монастырь, какое-то время звонарем служил некий бывший семинарист по имени Сосо Джугашвили. Конечно, о каждом шаге Сталина вроде бы все известно, хотя бы из «Краткого курса», но запись-то такая реально существует. Поэтому, если это правда, то, как мы видим, история демонстрирует удивительные связи наших стран от Петра до Сталина, хотя и без Сталина этих связей хватает.

Что же привлекало русских к Италии?

Кроме вполне понятных вещей – интереса к ее истории и удивительной природе, видимо, есть какая-то особая общность характеров, какое-то особое духовное сопряжение, соприкосновение. Мы уже упоминали этот феномен в разговоре о Муссолини, но говорить о феномене как о результате – это не значит понимать сам процесс, знать, почему этот феномен происходит.

Нам, я думаю, не хватит времени, чтобы только перечислить всех славных сынов России, которые бывали здесь в Риме, восхищались этим городом, писали о нем, сроднились с ним.

В этом, еще раз повторю, какая-то мистика, какая-то загадка.

Но я хочу привести объяснение, может быть не совсем дословное, которое дал величию Рима художник Карл Брюллов. Он несколько раз сюда приезжал, подолгу в Италии жил и испытал здесь самую высшую точку своей славы. Так вот он сказал: «Рим сначала завоевывал свою славу мечом. Потом он завоевывал мир крестом. А потом он завоевывал мир наукой и искусством».

Кстати, во многом мы представляем Италию XIX века глазами русских художников, потому что даже в то время они имели возможность приезжать сюда, в Рим. Они назывались «пансионерами», или «пенсионерами», Российской императорской академии художеств; и тот из них, кто успешно заканчивал курс в Академии и получал медаль, то автоматически еще получал и пансион в Риме. И эта традиция продолжалась почти столетие, способствуя потрясающему взаимопроникновению двух культур.

Это была восхитительная учеба – нужно было ехать в Рим и рисовать древности, скульптуры и ландшафты, которые вдохновляли поколения художников и вдохновляться самим. И оставлять свидетельства своего пребывания. Не случайно одна из выставок русского искусства, проходившая тут, называлась «Путешествие в Италию». Там были замечательные картины, которые с любовью рассказывали, что эти художники увидели здесь.

Это была такая Laterna magica, род волшебного фонаря, взгляд из холодного севера на этот праздничный юг, взгляд, окрашенный восхищением и какой-то невероятной нежностью. И, кроме того, что эта выставка была прекрасна в художественном отношении, это еще был и документ эпохи.

Чего стоит, например, картина художника Александра Мясоедова «Карнавал в Риме».

Это замечательный документ, именно документ, потому что Мясоедов был командирован в Рим во время путешествия сюда наследника русского престола цесаревича Александра, то есть Александра Николаевича – будущего «царя-освободителя» Александра II. В традициях было посылать наследников русского престола инкогнито в заморские странствия. И Александр тут провел довольно много времени, ему тут очень нравилось. Но поскольку это был 1839 год, если не ошибаюсь, фотография, как мы понимаем, не очень была в ходу, то запечатлеть пребывание наследника поручили адъюнкту академии художеств Мясоедову, который и нарисовал эту потрясающую картину.

В наше время Римский карнавал, конечно, измельчал и празднуется на детском уровне, но тогда именно Мясоедов запечатлел его историческое великолепие.

Перед нами на картине карнавальное шествие, идущее по Via del Corso, что в переводе на русский означает Беговая улица. Это центральная улица, на которой когда-то действительно проводили бега, она вливается в площадь Венеции.

Мы видим нарядную толпу, «военной музыки оркестр», красивых юношей и девушек – нарядных, с цветами.

С правой стороны – один из римских палаццо: на балконах стоят иностранцы, которые с интересом наблюдают за этим карнавальным шествием. И вот как раз на первом плане – элегантный и благородный молодой человек, и он бросает цветок самой красивой девушке, которая возглавляет эту колонну.

Это и есть Александр Николаевич Романов, Великий князь, цесаревич.

Рядом с ним мы видим шеренгу придворных.

Я не всех там узнал, хотя надо бы, но поэт Жуковский узнаваем. Василий Жуковский – воспитатель, ментор. Он стоит в своем характерном котелке.

На другом балконе, чуть выше, видна еще одна замечательная пара – Николай Васильевич Гоголь, который лорнирует толпу, а рядом с ним княгиня Зинаида Волконская.

Интересно, что злые языки утверждают, что художник Мясоедов не получил положенных ему денег серебром, за то, что поставил на картине Гоголя выше цесаревича, что вполне в классовых традициях того времени. Сейчас эта картина в Русском музее, правда в запаснике, к сожалению.

Кстати, и Третьяковская галерея и Русский музей выглядели бы совсем иначе, если бы эти художники не ездили в Италию. Причем, заметь, ведь это бесконечная эстафета.

Боже мой, а какие тут разыгрывались драмы, интриги!

Я себе представляю седовласого русского посла с говорящей фамилией Италинский.

Князь Италинский. Именно он мирил тут всех этих художников-интриганов. Они, конечно, все были очень разные – были баловни, которых судьба носила на руках, например, Орест Кипренский, «любимец моды легкокрылой». Он тут считался русским Ван Дейком и чуть ли не русским Рафаэлем. Кипренский всегда был в окружении толпы и ореола славы.

Но все сложилось трагически: он был вынужден отсюда бежать, потому что было дело о пожаре и в этом пожаре погибла его натурщица. По совету посла он уехал. Но потом выяснилось, что в поджоге виновен слуга, и Кипренский вернулся.

Потом он опекал дочку этой натурщицы – ее звали Мариуччи. Она запечатлена на одной из картин в Русском музее. Он спрятал эту девушку куда-то в монастырь, а потом, когда ему разрешили вернуться, разыскал ее и женился.

– Красивая история!.. – мечтательно заметил я.