Подарок тролля - Сакариус Топелиус

Да, девушка охотно согласилась. Вот так и получила она место птичницы в усадьбе.

Тамошний птичник был большой, и жили там индюки, фазаны и павлины с маленькими глупыми черными головками и огромными великолепными хвостами, которые они могли раздувать, как колесо. И еще там был целый чердак, битком набитый голубями — и белыми, и пестрыми, и черными.

Девушке нужно было приглядывать за всеми этими птицами, задавать им корм и поить водой в назначенное время, следить за тем, чтобы там, где они живут, было чисто и красиво, оберегать их яйца от крыс, а их самих — от ястребов и лисиц. Девушке пришлось стать как бы мамой для маленьких, семенящих мелкими шажками цыплят и всех машущих крыльями голубей, и она очень полюбила их.

Вскоре она подружилась с каждой курицей и с каждым крохотным цыпленком.

Девушка наделила всех голубей именами, и когда она кричала: «„Белое Крылышко!“, „Пуховая грудка!“, „Изумрудная головка!“, „Пламенный глазок!“, „Тихоня!“ и „Воркун“ — все мои девяносто девять голубей, летите, летите, летите!» — они, подобно огромной туче, шумно слетались и клевали горох из ее рук.

Она вставала раньше всех в усадьбе — птицы-то всегда пробуждаются раньше всех — и спала она на чердаке среди голубей — надо было следить, чтобы ночью не появился какой-нибудь хищник и не схватил бы их. Но ранним утром, на заре, пока все в усадьбе еще спали, девушка танцевала на большом чердаке вместе с голубями «Танец Взмаха Крыла». Она становилась посредине и начинала размахивать руками, а все голуби прилетали к ней и с шумом кружились над ее головой. Тогда она летела впереди, взмахивая руками, и звала их, и на каждое движение ее рук голуби описывали круги над ее головой.

Когда солнце поднималось и заглядывало в чердачное оконце, лик его просто розовел от удивления. Ничего столь прекрасного, как танец девушки с голубями, оно даже не ожидало увидеть. Иногда она танцевала перед фазанами и павлинами глубоко-глубоко внизу, в парке.

Эти птицы были такие важные, что девушка танцевала им «Танец со Шлейфом» и «Торжественный Танец». Она заманивала фазанов и павлинов на большую зеленую лужайку, вокруг которой склоняли свои длинные ветви высокие тополя и клены.

Когда их освещало солнце, казалось, что лужайка эта — огромный, сверкающий, праздничный зал. И все павлины становились кружком и распускали свои великолепные хвосты; хвосты сверкали на солнце, подобно искрящимся колесам из зелени, голубизны, золота, и образовывали словно венок из вееров вокруг девушки. А фазаны вытягивали шеи; их желтые шлейфообразные хвосты покоились в траве, пока девочка танцевала.

То был настоящий «Праздничный Танец», можете мне поверить! Торжественные вельможные шаги, такие красивые движения рук, высоко поднятая голова. Солнце озаряло танец, длинные зеленые ветки трепетали вокруг, хвосты павлинов развевались, а глаза их были удивленно открыты от восторга.

— Это по-королевски! Это благородно! — говорили они, семеня ногами, чтобы сохранить равновесие своего огромного, похожего на колесо хвоста. — Эта девушка, по-видимому, княжеского рода!

А фазаны тихо склоняли головы и шептали:

— Экзотика!

Да, девушка была по-настоящему счастлива со всеми своими птицами. Целый год прожила она с ними и танцевала им.

Зато с людьми в усадьбе она разговаривала крайне редко. Они считали ее каким-то ужасным ничтожеством, поскольку она была всего-навсего «птичницей», как они говорили; она же совершенно не искала их общества. Хотя они говорили на том же языке, что и она, казалось, она часто вовсе не понимает, что они говорят, а еще меньше — чему они смеются. Гораздо лучше было ей беседовать с курами и голубями.

Но случилось так, что помещик — богатый человек и добрый к своим слугам хозяин — захотел устроить для них на гумне пышный пир с танцами. Прийти на этот пир должен был каждый, кто только служил в усадьбе, и стар и млад. И птичнице, само собой, также было велено прийти со всеми остальными.

Не обошлось тут и без того, что люди в усадьбе уже начали поговаривать, что девушка умеет танцевать.

Так, одна старая женщина спала на чердаке возле самой голубятни. И вот однажды утром, проснувшись от зубной боли, она выглянула в дверь и увидела, как девушка танцует вместе с голубями.

— Подобной красоты я никогда в жизни не видела, — рассказывала старушка. — Она походила на божьего ангела, что летал среди туч!

А внизу в парке маленький мальчик, который пас овец, лежал, спрятавшись за кустом от жары, и тоже видел, как девушка танцует с павлинами.

— Ну и танец она танцевала, скажу я вам! — говорил мальчик. — Это был самый красивый, самый удивительный танец, которым не побрезговал бы и сам король!

И вот девушка должна была пойти на пирушку с танцами, и все жаждали посмотреть, как она танцует. Но никто ей этого не говорил.

Она и сама очень радовалась. «Пирушка с танцами! — думала она. — Пирушка, на которой все танцуют! Подумать только, как это должно быть красиво! И скольким новым танцам я научусь!»

И она, заплетя волосы в тугую косу, крепко обвила ею голову, крепко-накрепко привязала к ногам башмачки, надела свое единственное светлое хлопчатое платьице и пошла на гумно, где ожидался пир с танцами.

На небе было еще совсем светло, но, поскольку на гумне не было окошка, зажгли двенадцать сальных свечей и вставили их в украшенное брусничником колесо, которое раскачивалось под балками на потолке. Однако свечи лишь скудно освещали темную горницу, битком набитую парнями и девушками, стариками, старухами и малыми детьми.

На бочке сидели два музыканта и играли на скрипке. Один, совсем еще молодой, играл партию первой скрипки, но она лишь иногда звучала в лад с другой скрипкой. Большей же частью музыка звучала так, как бывает, когда две кошки рвут каждая к себе свой конец овечьей кишки. Кроме того, оба музыканта ударяли каблуками по бочке, иногда в такт, иногда совсем наоборот.

Под эту музыку все и танцевали.

Работники сняли куртки и танцевали в одних рубашках. Девушки и старушки танцевали в сшитых в обтяжку шерстяных платьях с высоким воротником. Словно утешая самих себя, они крепко прижимали к груди свернутые в трубочку носовые платки.

Было так тесно и так жарко, что почти невозможно было дышать. Пыль стояла столбом.

Свечи мигали и капали, на всех лицах выступили капли пота. Но самое удивительное — то, что ни один человек не казался веселым. У людей были печальнейшие, чопорные лица, словно все они присутствовали на своих собственных похоронах, а вовсе не на пирушке с танцами. Да и какие это были танцы! Все толкались и теснились и как можно быстрее двигали ногами по полу. Иногда парни работали локтями, чтобы освободить себе место, а женщины кружились в танце вокруг них, застывшие, словно деревянные куклы, которых парни тянули за собой.

«Неужто это и есть пирушка с танцами?» — думала девушка, стоявшая в дверях. Она глубоко вздыхала, и в глазах ее стояли слезы; она так жестоко обманулась.

Но вот прямо к тому месту, где она стояла, подошел огромный потный парень. Он вытер пот со лба и протянул ей руку.

Она совершенно не поняла, что он имел в виду, и так и осталась стоять на том самом месте, где стояла.

— Ты что, не понимаешь, девчонка? — сказал он. — Я хочу танцевать с тобой!

— Нет, нет! — в совершеннейшем ужасе ответила она и отступила назад, к выходу. — Я не танцую!

Тут подошел еще один: маленький, жилистый и черный, с огромной головой, он был сапожник и тоже хотел с ней танцевать.

— Нет, нет! — снова ответила она. — Я не танцую!

— Это еще что за болтовня! — крикнула домоправительница, одетая в черное шелковое платье, с золотыми часами на животе; она стояла и смотрела на танцы. — Это еще что за болтовня! Они говорят, если ты что и умеешь, так это — танцевать.

— Да, умею, но одна, одна! — тихо ответила девушка.

Она еще ближе придвинулась к двери.

— Слыхали эту дурочку! — громко, во весь голос воскликнула домоправительница. — Она хочет танцевать одна, глупая девчонка!

И все стоящие вокруг начали хихикать и смеяться, а один из мальчишек быстро подбежал прямо к ней.

— Нечего танцевать одной! — сказал он. — Пойдем танцевать со мной!

— Нет, нет! — ответила девушка и втиснулась прямо в дверь. — Никто не смеет коснуться меня! Никто не смеет коснуться меня!

Тут поднялся такой хохот, многие язвительно ухмылялись.

— Нет, вы только послушайте! Она хочет танцевать одна! Никто не смеет коснуться ее! Вперед, парни! Кто-нибудь, верно, сможет поймать ее!

И трое, четверо самых рьяных танцоров помчались к двери, чтобы поймать ее.

Но в тот же миг она выскочила в дверь и помчалась вниз по дороге. Она бежала, она летела, она танцевала, потому что никогда раньше ей не приходилось так быстро двигаться, даже когда она танцевала, а теперь ей хотелось убежать как можно дальше.