Огненные версты - Михаил Фомичев

По рядам прокатилось громкое солдатское «ура». Челябинцы были готовы к уличным боям. Опыта у них достаточно.

Неожиданно в бригаду приехал генерал Е. Е. Белов. Он возбужден, лицо его, как никогда, сияет.

— Готовы, челябинцы, штурмовать Берлин?

— Так точно, товарищ генерал, — с необычным задором отвечают танкисты.

— Посмотрим. В какой батальон поведешь, Фомичев?

— К автоматчикам. Они только что овладели деревней Еникендорф.

— Ну, добро, начнем со Старостина.

Идем к автоматчикам. Вдруг раздался выстрел. Пуля едва не задела генерала. Белов выхватил пистолет и выстрелил в притаившегося гитлеровца. Но мимо. Тем временем фашист еще раз пытался выстрелить. Стремительно вынимаю трофейный парабеллум, но в это мгновение фашист падает: сзади нас прозвучал выстрел. Мы оглянулись и увидели Толю Якишева, нашего «сына бригады». Толя, сияя от радости, подбегает к нам.

— Спасибо, сынок, ты спас жизнь нашему неосторожному комкору, — сказал генерал Д. Д. Лелюшенко, который в этот момент подъехал на машине и тепло пожал Якишеву руку.

Генерал Лелюшенко тут же к гимнастерке Якишева рядом с орденом Красной Звезды прикрепил медаль «За отвагу».

Побывав у автоматчиков, направились в танковые батальоны.

— Старший лейтенант Коротеев, — представляется командир первого батальона.

— Знаю такого, — улыбнулся генерал. — Войско готово штурмовать Берлин?

— Хоть сию минуту.

Были мы во втором батальоне, которым уже командовал коммунист Пупков. И в третьем, который возглавлял старший лейтенант Акиншин.

— Растут твои орлы, — на прощание сказал генерал.

Да, Пупков, Коротеев и Акиншин в бригаду прибыли командирами танков. А сейчас — комбаты.

— В Берлине они еще себя покажут, товарищ генерал.

Жители Берлина в гостях у танкистов.

Танки вытягиваются вдоль автострады. Наступаем на Берлин с юга. Впереди — батальон старшего лейтенанта Акиншина. На пути — небольшая деревушка из пяти-семи домов, в которых засели гитлеровцы. На огородах, вдоль шоссе — огневые позиции. Со стороны деревни ударила артиллерия. Танки Акиншина открыли ответный огонь. Сбивая заслоны, бригада стремительно продвигалась вперед. Моросил мелкий надоедливый дождик. Сырой холодный ветер пробирал до костей. На перекрестках мелькали сохранившиеся указатели: «Berlin».

К вечеру 23 апреля подразделения бригады ворвались в Штансдорф, пригород Берлина. Закопченные щербатые стены уцелевших домов и костелов вздымались над пепелищами горевшего города.

Перед нами — канал Тельтов. Нам предстоит его форсировать. На противоположном берегу противник. Из проемов домов торчат стволы орудий, на этажах расположились автоматчики и снайперы. Берег утыкан, огневыми точками, закованными в бетон.

В штабе собрались командиры батальонов и рот. Нам предстояло наступать на небольшом участке, и тем не менее надо было тщательно подготовиться к атаке. Подполковник Баранов высказал очень ценную мысль. После артиллерийской подготовки, которая намечалась по плану вышестоящего штаба, танкисты возьмут под обстрел вражеских артиллеристов, а автоматчики тем временем будут форсировать канал.

— А теперь давайте подумаем, как будем вести уличные бои в городе, — обратился я к присутствующим.

Опыт мы уже имели, но понимали, что в такой обстановке, где каждый дом превращен в крепость, не так-то легко воевать. Особенно нам, танкистам. Мы нуждались в поддержке пехоты. Танк в городе стеснен, ему не хватает пространства для маневра, его на каждом шагу поджидают фаустники, он становится хорошей мишенью для артиллерии противника.

— Надо создать штурмовые группы, способные вести ближний бой в городе, — предложил старший лейтенант И. С. Пупков.

— Ваше мнение совпадает с нашим, — сказал я. — За каждым танком закрепим по 5—7 человек автоматчиков, саперов, разведчиков.

— Неплохо бы атаку прикрыть дымовой завесой, — высказался М. Г. Акиншин.

— Обязательно прикроем переправу не только пехоты, но и танков, и артиллерии, — заверил нас начальник химической службы бригады.

Короткая подготовка к атаке. Люди рвались в бой.

23 апреля в 21.15 грянул батарейный залп «катюш» корпусного дивизиона. Это был сигнал начала штурма канала Тельтов. Вдоль берега поползла дымовая завеса. По засеченным целям ударили танковые орудия. Облюбовав огневую позицию во дворе невысокого дома, огонь открыли минометчики роты офицера Ильченко.

Гвардейцы-автоматчики побежали к мосту. Противник открыл ураганный огонь. Резко ударили орудия, с противоположного берега застрочили пулеметы. Пулеметчик Сажин, устроившись за каркасом моста, открыл огонь. Упал раненный в грудь автоматчик рядовой Сатаров.

Поползли к противоположному берегу с толовыми шашками саперы. На добровольцев противник обрушил огонь из тяжелых минометов. Создалось довольно тяжелое положение. Мы вынуждены были прекратить атаку. Пехотинцы отползли на исходные позиции.

Повторная атака перенесена на следующий день. Забрезжил рассвет. Над каналом клубился легкий туман. Сырое, промозглое утро. Из штаба корпуса прибыл офицер. Он привез карту с нанесенной на ней задачей: к исходу дня форсировать канал и в дальнейшем наступать в направлении Нововес.

У нас еще есть время, и мы готовимся к бою. Штаб расположился на третьем этаже полуразрушенного дома. Подполковник Я. М. Баранов и его подчиненные довели до войск поставленную задачу, позаботились об обеспечении непрерывного взаимодействия.

24 апреля в 15.00 наши артиллеристы и минометчики произвели кратковременный налет на врага. В атаку ринулись автоматчики. Первыми достигли противоположного берега саперы во главе со старшиной Пасынковым.

Несколько часов шел бой за переправу. И лишь ночью 25 апреля нам удалось закрепиться на противоположном берегу, а танки переправить по наведенному мосту правого соседа — армии генерал-полковника И. С. Рыбалко.

Начались уличные бои. Осторожно продвигались вперед танки, вслед за которыми шли автоматчики. Командиры батальонов Коротеев, Пупков и Акиншин очень расчетливо управляли подчиненными в этих тяжелых и изнурительных боях.

Немецкая столица объята пламенем. Улицы заволокло дымом. Сотни самолетов бомбят город, артиллерия непрерывно обстреливает столицу. Крушатся многоэтажные здания, рушатся правительственные учреждения.

Бригада захватила район Бабельсберг. Утомленный многодневными боями, я прилег отдохнуть. Богомолов меня тормошит:

— Вот так новость! — говорит начальник политотдела. — Эррио мы освободили.

Сон словно рукой сняло:

— Бывший глава французского правительства?

— Конечно, он.

Вспомнили судьбу этого отважного человека.

И вот он входит ко мне в комнату. Среднего роста, старый, обрюзгший. Лицо изрезано глубокими морщинами. Эррио тепло жмет мне руку, внимательно смотрит прищуренными глазами.

— Кто меня освободил? — интересуется он.

— Бригада сибиряков-уральцев, — ответил я.

— А ваша фамилия?

— Полковник Красной Армии Фомичев.

— О, о сибиряках я многое слыхал. Отважный народ. Спасибо, что освободили от желтой чумы, — говорит Эррио на немецком языке и на прощание просит меня с ним и супругой сфотографироваться.

Комбриг гвардии полковник М. Г. Фомичев и Эдуард Эррио с супругой.

А тем временем с юго-востока на Берлин двигались немецкие части.

Бригада по приказу комкора, оставив Берлин, устремилась им наперерез. Несколько дней мы отбивали яростные атаки.

2 мая узнали радостную весть: Берлин пал. Это придало нам силы. Бригада упорно удерживала рубеж, и лишь немногим гитлеровцам удалось вырваться из окруженной котбусской группировки.

ПРАГА ЗОВЕТ НА ПОМОЩЬ

Был субботний вечер. После дневных забот я присел возле автобуса. У штабной радиостанции собрались командиры батальонов, рот, взводов. Доносится глуховатый басок старшего лейтенанта Михаила Коротеева. Он рассказывает, как гвардейцы его батальона отбивали яростные атаки немцев, пытавшихся прорваться из окружения.

— Перебили мы фрицев более тысячи, — говорит комбат. — Жаль, не уберегли капитана Сашу Сидельникова.

Да, буквально в последние минуты боя этот отважный офицер, командир роты, был сражен вражеской пулей.

Челябинцы расположились на огромной поляне, окаймленной густым сосняком. Слышатся шутки, смех, кто-то лихо перебирает клавиши баяна, кто-то звонко запел:

Там за Камой, за рекойПотерял я свой покой…

Саша Соколов кричит радисту Виктору Колчину:

— Поищи-ка что-нибудь поинтереснее.