Парадокс чести - Пэт Ходжилл

Джейм слегка огорчилась. Сидение на стене заставило её содрогаться от холода и она с нетерпением предвкушала тепло подземного общего зала. Королева заметила её дрожь.

— Погоди. — Бабка Сид спустилась в свой домик и вернулась с чёрной шерстяной мантией, почти такой же роскошной, как и её собственная. — Подарок, — сказала она, накидывая её на плечи Джейм и не обращая внимания на её протесты.

— Что за Серебряные Ступени? — спросила Джейм, пока они покидали деревню, в сопровождении толпы мерикит, состоящей, по большей части, из женщин и детей.

— Увидишь.

Они прошли порядка мили вверх по течению, по тропинке, пробитой в снегу ушедшими до них мужчинами. В этом районе лёд Серебряной был покрыт глубокими трещинами и перемешан с кусками земли силой несущегося под ним стремительного потока.

К этому времени уже перевалило за середину второй половины дня и солнце начало своё падение через небо к пикам западных гор. Джейм с беспокойством разглядывала всё удлиняющиеся тени. Она не появлялась так далеко на севере со времени зимнего солнцестояния, а ещё меньше её радовало наступление ночи.

— Чем занимаются Сожжённые Однажды, пока их хозяин спит в земле? — спросила она Бабку Сид.

Королева приподняла бровь. — А почему ты спрашиваешь?

— Я видела их во время солнцестояния, с кем-то, кого я совсем не ожидала там увидеть. Кендаром по имени Вант.

— Так-так-так. — Она задумчиво сделала несколько широких шагов. — Возможно, это служит объяснением одной истории. Обычно, от солнцестояния до Кануна Лета гончие Сгоревшего Человека спят. Однако, этой зимой в домике мужчин случилась резня между родичами, один брат убил другого. Такое порой случается, когда погода плохая и все сидят взаперти. Стены давят и смыкаются. Характер становиться раздражительным, а терпение хрупким. Как бы то ни было, мы выгнали убийцу прочь, полагая, что он погибнет от холода; но вместо этого явились Сожжённые Однажды, ведомые тем из них, кто почти не горел, за исключением его глаз. Возможно, это был твой кендар.

— Возможно, — согласилась Джейм, вздрагивая от холода. Ей всё ещё казалось странным, что Вант охотился со стаей Сгоревшего Человека, но пылающая в нём ярость была так сильна, что, по-видимому, пережила смерть от огня. К тому же, он был внуком Грешана, который столь же упорно цеплялся за жизнь.

— Я всё же получу правосудие, или же я получу месть.

Месть кому? Торисену? Чернослив? Ей самой?

— Если так, — сказала Бабка Сид, думая о своём, — то он не доведёт своих товарищей ни до чего хорошего. Они должны спать всё холодное время года, чтобы сберечь свой огонь. Когда они явились за нашим убийцей, они с трудом тащились сквозь сугробы. Если он их не накормит, то я сомневаюсь, что они смогут пережить зиму.

Это звучало очень похоже на Ванта, который так и не научился тому, что руководить это значит так же и служить.

Кроме того, это объясняло, почему он не привёл Сожжённых Однажды на юг, для охоты на свою настоящую добычу: они были слишком слабы.

И всё же, где они теперь? И нужно ли ей их опасаться, как она опасалась другого охотника за виной, Тёмного Судью?

Но на небе всё ещё сияло солнце, да и вообще, разве есть что-то, за что её должна мучить совесть или вина?

Не отвечай на это.

Они миновали несколько водопадов, а затем их каскады стали ярусами вздыматься к кромке обрыва, с которой свисали ледяные наросты. В поле под ними мужчины установили эстакады столов и готовили что-то в огромных котлах, подвешенных над прозрачными, яркими кострами.

— Вот и Ступени, — сказала Бабка Сид. — Взберись на них и узри чудо.

Джейм отыскала вьющуюся тропинку рядом с рекой и принялась карабкаться по ней, цепляясь за голые ветки кустов. Оказавшись на вершине, она вгляделась через закованное в лёд озеро, извивающееся между крутыми, темными горами во мрак ранних сумерек. Лучи зимнего солнца синевато мерцали на льду ближайшего берега, переходя в глубокий зеленовато-синий (кобальтовый) под полосками дрейфующего по нему снега. Сверкающие тут и там искорки отражались от ледяных ручейков и казалось, что ночное небо опрокинулось в океан.

— Это истоки[88] Серебряной? — спросила Джейм, присоединившись обратно к королеве.

— Да. Она тянется через цепь озёр дальше на север, к подножию ледника, лежащего в тени великой тьмы.

Это звучало довольно тревожно, напоминая о Барьере и Тёмном Пороге по ту сторону. Некоторые имели склонность забывать, что они всё ещё были там, просто вне поля зрения.

— Говорят, там водятся черноголовки[89]. Мы пока ещё ни одной не видели. Северные племена рассказывают о рыбе типа миноги, обычной для тех погружённых во мрак ночи вод, что откладывает свои яйца в других рыб и пытается мигрировать вместе с ними, даже когда её личинки выводятся и начитают поглощать своих хозяев. Если они когда-нибудь смогут найти дорогу в Серебряную.

За их спинами расхохотался Чингетай, заставив Джейм вздрогнуть. — Страшилка, чтобы пугать детей. Они даже клянутся, что эти личинки могут оживлять мёртвых. Это ж надо додуматься!

Сид повернулась к нему лицом к лицу и уперла руки в бёдра. — Ты, без сомнения, отличный охотник и налётчик (рейдер), муж-мой-по-дому, но никак не рыбак на льду. Глубины под ним тебя ужасают.

Вождь раздулся от возмущения. Он и в самом деле здоровяк, подумала Джейм, глядя на него снизу вверх и видя, по большей части, только его грудь и нижнюю часть выступающего, бородатого подбородка. И всё же он не вполне соответствовал фигуре Марка, в любом смысле этого слова.

— Меня ничто не пугает! — провозгласил он. — Когда моему больному другу вдруг захотелось свежего лосося, разве я не отправился на лёд и не поймал ему одного? Он так обрадовался, что проглотил рыбу сырьём и таким образом восстановил свои силы.

— Не слишком-то это заметно, — с кривой ухмылкой сказала королева.

Она показала на измождённого человека, слоняющегося вокруг кипящих котлов, как будто его тянул туда его нос. Его глаза казались стеклянными, тело было худым, а живот распух как у беременной женщины. Повара шарахались от него в разные стороны.

Чингетай невнятно выругался и зашагал прочь.

— Свежий лосось, в это время года. Я скорее подумаю, что он поймал одну из матерей целого косяка рыб, уже не первый раз возвращавшуюся сюда для икрометания, вот только этот был самцом. С яйцами. Тем не менее, — Бабка Сид понизила голос и доверительно склонилась к Джейм, — для него это было актом отчаянной смелости, выйти на лёд. Он боится глубокой воды во всех её проявлениях, и всегда боялся, с тех пор, как его сестру избрали, ещё когда они оба были детьми.