Последняя звезда - Рик Янси

Мой палец замирает над кнопкой отмены. Если я нажму, будет ли это с моей стороны проявлением отваги? Или, наоборот – окончательным поражением моей человеческой сущности? Поражением той Рингер, которая продолжает надеяться в самой безнадежной ситуации; верит, когда не остается причин верить, и доверяет, когда доверие давно подорвано? Будет ли это окончательной победой Воша в нашей с ним схватке?

«Видишь, Марика, даже ты теперь принадлежишь нам. Даже ты».

На все уходит меньше пяти минут. Эти пять минут длятся целую вечность – вселенная, наверное, быстрее сформировалась.

Гаснут мониторы. Тело Кэсси обмякло. Я подхожу ближе, но боюсь к ней прикоснуться. Боюсь того, что могу почувствовать. Боюсь за свой разум, за свою психику. Проникать в сознание одного человека уже достаточно опасно; не могу даже представить, каково это – погрузиться в сознание тысяч людей.

– Кэсси?

У нее подрагивают веки. В зеленых глазах отражается белый потолок. И что-то еще. Это выше моего понимания. Не ужас. Не печаль. Не растерянность. Не боль и не страх. В ее глазах нет ничего из того, с чем она могла столкнуться в «Стране чудес».

Глаза Кэсси, ее лицо, все ее тело излучают полную противоположность всем этим эмоциям. Это чувство никуда не делось, его не укротить, не одолеть, оно не увядает. Источник ее отваги. Основа всей нашей жизни, она часто меркнет, но никогда не уходит навсегда.

Радость.

Кэсси судорожно набирает полную грудь воздуха и говорит:

– Мы все здесь.

93

Она вся светится. Глаза сияют. На губах играет улыбка.

– Ты не поверишь… – шепчет она. – Ты не знаешь…

– Да, я не знаю.

– Это так прекрасно… так прекрасно… что я не могу… О господи, Марика, я не могу…

Она заливается слезами. Я беру ее лицо в ладони и молю хаб оградить меня от нее. Я не хочу оказаться там, где она побывала. Боюсь не вынести.

– Сэмми здесь, – сквозь слезы говорит Кэсси. – Сэмми здесь. – Она напрягается, как будто хочет обнять брата. – И Бен, он тоже здесь. О господи, о боже, а я сказала ему, что он не потянет. Как я могла такое сказать? Он сильный… он такой сильный, – неудивительно, что они не могут его убить…

Ее глаза блуждают по потолку. Плечи вздрагивают.

– Они все здесь. Дамбо, и Чашка, и Кекс…

Я отхожу от кресла. Я понимаю, что сейчас произойдет. Это как несущийся на всех парах потерявший управление поезд.

– Прости, Марика. Прости за все. Я не знала. Я не понимала.

– Мы не должны туда заходить, Кэсси, – вяло возражаю я.

«Пожалуйста, не заходи».

– Он любил тебя. Бритва… Алекс. Он никому не мог в этом признаться. Он не мог даже себе в этом признаться. Еще до того, как это случилось, он знал, что умрет за тебя.

– Уокер, что насчет Уокера? – севшим голосом спрашиваю я.

Она не обращает на меня внимания, не слышит моего вопроса. Она здесь и не здесь. Она – Кэсси Салливан и она – все остальные.

Она стала суммой всех нас.

– Пальцы всех цветов радуги, – выдыхает Кэсси, и я задерживаю дыхание.

Она видит, как отец держит мою руку в своей. Она помнит, что я чувствовала в тот момент, и я чувствую руку отца в своей.

– У нас заканчивается время, – говорю я, чтобы отвлечь Кэсси от моих воспоминаний. – Кэсси, послушай меня. Уокер здесь?

Кэсси кивает и снова начинает плакать.

– Он говорил правду. Там была музыка. И она была прекрасна… Я вижу это, Марика. Его планету. Корабль. То, как он выглядит… О господи, это отвратительно. – Она трясет головой, чтобы избавиться от этого видения. – Марика, он говорил правду. Это существует… оно существует…

– Нет, Кэсси. Послушай меня. Все эти воспоминания ненастоящие.

Кэсси кричит, дергается, пытается вырваться. Слава богу, я не успела ее отвязать, иначе она бы наверняка вырвала себе глаза.

У меня не остается выбора. Придется рискнуть.

Я хватаю Кэсси за плечи и силой укладываю на кресло. В мозгу грохочет какофония эмоций, и на секунду мне кажется, что я могу потерять сознание. Как она это выдерживает? Как мозг одного человека может вынести груз сознания тысяч людей? Это просто не поддается объяснению, как нельзя объяснить Бога.

Внутри Кэсси Салливан запредельный, неописуемый ужас. Те, кого загрузили в «Страну чудес», потеряли всех своих близких, и при этом большинство из них были детьми. Теперь их боль – ее боль. Она принимает на себя их растерянность, их скорбь, их злость, отчаяние и страх. Это слишком. Я больше не могу оставаться внутри нее. Пошатываясь, отхожу назад и натыкаюсь на стойку пульта.

– Я знаю, где он, – прерывающимся голосом говорит Кэсси. – Или где он может быть, если они переместили его обратно. Отвяжи меня, Марика.

Я поднимаю винтовку и прислоняюсь к стене.

– Марика.

– Я вернусь. – Мне с огромным трудом даются эти два слова.

Кэсси снова и снова выкрикивает мое имя, и теперь у меня действительно нет выбора. Если он не слышал нас до этого момента, то ее теперь точно услышал.

Потому что я слышу его.

Кто-то спускается по лестнице в конце этого самого длинного на базе коридора. Я не уверена, кто это, но точно знаю – что это.

И знаю его цель.

– Здесь ты будешь в безопасности. – Это ложь. Так взрослые обманывают детей, чтобы те не боялись. – Я смогу тебя защитить.

Я открываю дверь и, пошатываясь, выхожу в темный коридор.

94

Даже на усиленной скорости я не успею раньше него добежать до двери на лестницу. Но если повезет, я успею оказаться в зоне прицельной дальности М-16.

Я уверена, что это Вош. А кто же еще? Он знает, что я здесь. Знает, зачем я здесь. Творец идет к своему творению, творение – к творцу. Мы с ним связаны, и существует только один способ разорвать эту связь. Только один способ вырваться на свободу.

Лечу по коридору. Человек-ракета. Слышу его приближение. А он наверняка слышит мое.

Прицельная дальность М-16 – пятьсот пятьдесят метров. Хаб просчитывает мою скорость и расстояние до лестницы. Этого не будет. Мне плевать на все расчеты, я бегу дальше. Девятьсот метров… восемьсот… семьсот. Встроенный в кору головного мозга процессор начинает звереть, он снова и снова прокручивает цифры, выдает отрицательный результат и шлет сообщения одно тревожнее другого.

«Беги обратно. Найди укрытие. Время на исходе. Времянаисходевремянаисходевремянаисходе».

Я не обращаю внимания. Не я служу двенадцатой системе. Система служит мне.

По идее. Пока не передумает.

Хаб отключает дроны, которые усиливают мои мускулы. Он не может меня остановить, но замедлить мое движение он в состоянии. Скорость падает. Оставшись без поддержки, бегу, как обычный человек. Я чувствую себя скованной и одновременно освободившейся.

В коридоре вспыхивает яркий свет. Дверь на лестницу распахивается, в проеме появляется высокая фигура. Открываю огонь, продолжаю движение вперед, стараюсь как можно быстрее сократить разделяющее нас расстояние. Фигура спотыкается, отшатывается к дальней стене, инстинктивно закрывает лицо руками.

Я в зоне попадания. Это уже точно. Противник знает об этом, и хаб тоже знает. Занавес. Я целюсь ему в голову. Палец плавно нажимает на курок.

И тут я вижу, что противник не в форме полковника, а в синем комбинезоне. Рост не тот. И комплекция тоже. Я медлю всего одно мгновение, и в этот миг он опускает руки.

Моя первая мысль о Кэсси – она совершенно напрасно прошла через «Страну чудес». Она рисковала всем ради того, чтобы найти его… А нашел ее он.

У Эвана Уокера был талант – он всегда ее находил.

Останавливаюсь в ста метрах от Уокера, но винтовку не опускаю. Неизвестно, что произошло за время между его уходом и нашим воссоединением. Хаб со мной согласен. Мертвый Уокер не опасен, живой он представляет собой подлинную угрозу. А вот ценности он больше никакой не представляет, потому что вся его история теперь хранится в сознании Кэсси.

– Где Вош? – спрашиваю я.

Не говоря ни слова, Уокер наклоняет голову, бросается в атаку и преодолевает половину дистанции, прежде чем я успеваю открыть огонь. Я впервые игнорирую настойчивые требования хаба и целюсь противнику в голову, потом отклоняю его требования еще до того, как он выходит со мной на связь. Я всаживаю в ногу Уокера шесть пуль. Мне кажется, что этого хватит, чтобы он упал. Он не падает. К тому моменту, когда я готова подчиниться настойчивым командам хаба, становится уже поздно.

Уокер выбивает винтовку у меня из рук. Все происходит с такой скоростью, что я не замечаю, как он наносит удар. И второго я тоже не успеваю заметить. Я получаю кулаком в шею и врезаюсь в стену с такой силой, что бетон трескается.

Я моргаю, а он уже сцепляет пальцы у меня на горле. Моргаю второй раз и расцепляю его хватку левой рукой, а правой со всей силы бью в центр грудной клетки. Удар рассчитан на то, чтобы сломать грудину и вогнать в сердце обломок кости. Мне кажется, будто мой кулак врезался в трехдюймовую стальную пластину. Кость трещит, но не ломается.