Атомный век - Михаил Белозёров

— Ха! — ещё радостнее воскликнул поражённый Берзалов. — Выходит, мы войну выиграли?! — все ещё не верил он сам себе.

— Выходит, — не менее восторженно произнёс Русаков, — неожиданно…

— Вояки хреновы! — сказал кто‑то, кажется, Петр Морозов, демонстрируя великое русское превосходство, помноженное на долгое страдание всего русского народа.

Все толпились и таращились на американцев, словно на диковинку, словно это был вымирающий вид, жалкий, убогий и несчастный — манкурты, одним словом.

— Так, а почему все собрались, как на смотрины?! — всё‑таки нашёл причину разозлиться Берзалов. — Рассредоточиться. Остаются Жуков, мы с Федором Дмитриевичем и капитан Русаков. Архипов, Юпитин, — Берзалов взглянул на часы, — выступаем через двадцать минут.

— Самое интересное, что манкуртами их наши, в смысле, русские назвали, а эти, как попки повторяют, — счастливым голосом сказал Гаврилов.

— Только голову морочат! — с облегчением воскликнул Берзалов. Одной тайной стало меньше. — Спроси у них, как они узнали, что США кирдык?

— Уже спрашивали, — улыбаясь до ушей, ответил Жуков. — Говорят, что сигнал приняли с подлодки, которая шли в Чёрное море нас бомбить, мол, что делать? Штаб развален, командные пункты молчат, командование ни гу — гу, ну и всё в том же духе, — добавил Жуков.

— Здорово! — признался Берзалов. — Неужели мы им козью морду сделали?! Это же исторический момент! — всё ещё не верил он себе. Срочно надо в штаб сообщить! Рябцев!

— Ну так — х-х — х! — гордо воскликнул Гаврилов, и с его лица можно было писать икону, настолько оно было одухотворенным.

— Единственная приятная новость за полтора года, — с лёгкой душой вздохнул Берзалов. — Теперь мы совсем по — другому заживём! Теперь же можно свободно вздохнуть! Президента выбрать. Спроси, что стало с подлодкой. Рябцев!

— Не дошла до места встречи. Они её три месяца, как манну небесную, ждали.

— Конечно… — сказал капитан Русаков со знанием дела. — Босфор завален ядерными минами. Наши черноморские вертолетоносцы и завалили. У меня там кореш служил, так из всей эскадрилий три машины осталось. А подлодка шла, видно, с крылатыми ракетами.

— Ну, туда ей и дорога, — согласился Берзалов. Ему тоже было жаль вертолётчиков, которые ценой своих жизней, быть может, спасли и его тоже. А то бы добралась эта самая последняя подлодка до места назначения и расстреляла всю южную Россию вплоть до Новосибирска. — Рябцев! — снова крикнул Берзалов, с раздражением оглядываясь на борт номер один, где должен был сидеть этот криворотый Рябцев.

— А что с ними делать? — спросил Гаврилов.

— Допросим и отпустим. Мы уже самое важное узнали. Они такие вшивые, что потом дезинфекцию надо будет проводить. Да и не знают они ничего толком, видишь, всё на бога кивают.

Пора было уходить. Берзалов чувствовал, что времени у них сталось в гулькин нос, что вот — вот что‑то случится, однако, именно в этот момент Жуков сообщил:

— Они ещё о каком‑то Комолодуне базлают, вроде как нас предупредить хотят.

Реакция Берзалова была мгновенной. Он уже, правда, и сам уловил знакомое слово, да не верил своим ушам. Действительно, манкурты, то бишь американцы, то и дело с испугом поглядывали в сторону моста, где, должно быть, и находился это самый таинственный Комолодун, которому поклонялся Бур.

— Ну‑ка спроси у них, — потребовал Берзалов на повышенных нотах и даже на какое‑то мгновение забыл о том, что искал Рябцева и что надо срочно делать ноги, — спроси, что они знают о Комолодуне?

Жуков спросил, и с минуту его засыпали бойкими ответами. У Берзалова даже сложилось впечатление, что американцы рады — радёшеньки услужить любым путём. Боятся, что расстреляем, сообразил он. Напакостили, а теперь дрожат.

— Стоп — стоп — стоп! — возмутился Жуков. — По одному! Вот ты говори! — и ткнул пальцем на того манкурта, который был в галошах на босу ногу и так красноречиво изъяснялся, подпрыгивая, что с него хлопьями сыпались гниды.

— Не врёт? — усомнился Гаврилов.

При всей своей выдержке он не приближался к пленным, брезговал, демонстративно воротя нос в сторону.

— Да нет, вроде, — ответил Жуков, физиономия которого становилась все тревожнее по мере того, как говорил пленный.

Берзалов понял, что они вляпались. Вернее, вначале вляпались американцы, а потом мы, понял он. Не знаю, во что, но вляпались конкретно. Одна дорожка. Берзалов посмотрел на Гаврилова. Лицо у него, как обычно, кроме сосредоточенности, ничего не выражало. Зато капитан Русаков, похоже, всё понял и даже, наверное, пожалел, что не остался на хуторе с красавицей Зинаидой. Рядовой Жуков если что‑то и сообразил, то ему не полагалось иметь собственного мнения.

— Ну что он говорит? — потребовал Берзалов у Жукова.

— Говорит странные вещи…

— Ну — у-у?!

— Говорит, что их разбили не русские, а какие‑то живые механизмы…

— Вашу — у-у Машу — у-у!.. — выругался Берзалов. — Так я и знал! Пусть дальше рассказывает!

Старший прапорщик Гаврилов вопросительно уставился на Берзалова, мол, что ты мне ещё сообщить не успел? Чего я ещё не знаю? И похоже, выдержка впервые изменила ему, потому что он в волнении перекладывал сигарету из одного угла губ — в другой. Разве только не повторял свою любимую присказку: «Дурилка я картонная!»

— Дальше… за Харьковом… укрепрайон… — сказал Жуков таким тоном, словно только что познал всю запредельность теории Эйнштейна и от этого чуть не сдвинулся по фазе.

А потом Берзалов услышал такое, отчего у него волосы под шлемом встали дыбом.

— Говорят, что это какие‑то… там… как? — переспросил он у бойкого манкурта в галошах. — Говорят, что какие‑то инвазивные захватчики… — постным тоном добавил он, ничего не понимая.

— Какие?.. — переспросил Гаврилов так, словно сказанное Жуковым превышало весь его жизненный опыт.

— Инвазивные… — ответил Жуков и испугался, что неправильно перевёл.

Он переспросил манкуртов несколько раз.

— Инвазивные… — упавшим голосом повторил он.

— Любят американцы всякие заумные названия придумывать, — сказал Русаков так бодро, словно не понял смысла. — А инвазивные захватчики…

— Да знаю я! — оборвал его Берзалов. — Вашу — у-у Машу — у-у!.. — всё‑таки выругался он. — Нам только этого ещё не хватало!

Едва избавились от одной напасти, как вляпались в другую. Воистину атомный век не изменился, передышек не даёт.

— Это что получается?.. — озадаченно спросил Гаврилов и воззрился на Берзалова с величайшим вопросом, — товарищ старший лейтенант, выходит?..

— Ну да, — огорчению Берзалов не было предела, в душе он надеялся, что приметы ни о чём плохом не говорят. — Выходит, что все эти признаки, — он показал на небо, на танки, стоящие в лощине, жалкие, пришибленные, как консервные банки. — Квантор, Скрипей, даже космический гул — всё это — звенья одной цепи?..

— Я тоже хотел у вас просить… — начал Гаврилов.

Но Берзалов оборвал:

— Ну не мог, понимаете, не мог говорить. Запретили мне. Тайна это была.

Вот с кем вместо американцев, придётся договариваться, понял Берзалов. Вот та сила, которая будет править Россией. И на душе у него стало тяжело — тяжело, потому что задача получалась не то чтобы не выполнимая, а вообще какая‑то непонятная. Срочно нужна была связь, не только чтобы сообщить важнейшую информацию, но и для того, чтобы скорректировать с командованием действия группы. Одно дело договариваться с американцами, хотя они и враги, а другое — непонятно с кем. С какими‑то инвазивными захватчиками, которые и по — человечески изъясняться‑то наверняка не умеют. Какие‑нибудь пауки и хуже — черепахи, которые только и делают, что шипят да капусту с морковкой лопать.

— Ага, — добродушно сказал Гаврилов, но от этого на душе у Берзалова не сделалось легче, не простил его сразу старший прапорщик.

— Ладно, — сказал Берзалов, — это уже не секрет. Инвазивные — это значит, агрессивные пришельцы, может быть, даже космические, захватывают территорию и вытесняют коренных жителей. Вот американцы и попали под раздачу. Может, и нашим досталось, мы не знаем, но американцам всыпали по первое число, иначе бы они не были такими несчастными. Задержись мы в тех местах, и нам бы попало. — Так, — окончательно решил он. — Садимся в экипажи, дуем через мост в этот самый Комолодун и выясняем, что это за укрепрайон и с чем его едят. — Он постарался придать голосу бодрость, но у него плохо получалось. — А вы, Федор Дмитриевич, по пути расскажите экипажу, что да как, чтобы если увидят лоферы — небольшие танки, похожие на танкетки, не пугались до смерти. Но естественно, всё в положительных красках, чтобы, не дай бог, не разбежались, а то один уже сошёл с ума, — он кивнул в сторону бронетранспортёра, где валялся связанным Бур. — Рябцев! Вашу — у-у Машу — у-у!.. Кто видел Рябцева?! Связь нужна! Связь!!!