Адольф Гитлер и его русские друзья - Леонид Михайлович Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Французский философ Андре Глюксман писал, что он ребенком был свидетелем того, как его родственников отправили в Освенцим. С таким же успехом они могли оказаться в ГУЛАГе.
Но вот открытие, которое потрясло: в каждом человеке заложен потенциал быть не только жертвой концентрационных лагерей, но и самому строить лагеря или же, по крайней мере, не возражать против их существования. Слепой Фауст мечтает о свободе, жаждет изменить мир, но в итоге роет сам себе могилу.
Немцы действительно склонны к подчинению. Но тут проблема не генетическая, а историческая. У немцев было меньше времени, чем у американцев или голландцев, понять, что такое свободный гражданин в свободной стране.
Об этом писал немецкий философ Теодор Адорно в эссе «Воспитание после Освенцима»: «После распада кайзеровского рейха люди психологически оказались неподготовленными к свободе, которая упала им в руки. Именно готовность быть заодно с властью и подчиняться тому, что сильнее, создала образ мучителей… Единственной силой против Освенцима могла бы быть внутренняя автономность, сила, необходимая для неучастия».
Самым важным в смысле недопущения нового Освенцима Теодор Адорно считал «необходимость противодействия господству любого коллектива… Люди, которые слепо встраиваются в коллективы, сами превращают себя в нечто вроде материала, уничтожают в себе способность к самоопределению».
Нацизм выглядел как помрачение ума целого народа, как безумие, способное ослепить целое общество. Маленький, ничем не примечательный, обыкновенный человек, поддавшись этому безумию, совершает невиданные в истории преступления. На самом деле это не было безумием.
«Банальность зла» — такова формула Ханны Арендт. Это объяснение позволяет понять необъяснимое: нормальный, с точки зрения психиатров, человек годами методично убивает людей и считает это своим долгом.
Адольф Эйхман готов был принять это объяснение, считая, что подобное толкование его поступков равнозначно избавлению от ответственности.
— Вы должны мне поверить, — убеждал Эйхман захвативших его израильских оперативников. — Я ничего не имею против евреев. Я просто выполнял порученное мне дело. Я никогда не был антисемитом. Мне даже нравились евреи. У меня в начальной школе был друг-еврей. Когда я приехал перед войной в Палестину, то в Хайфе нанял еврея-таксиста, а не араба. Евреи мне нравились больше, чем арабы.
В тот момент он, кажется, даже верил в то, что говорил.
— Вы же солдат, вы выполняете приказ, — внушал он израильскому офицеру. — Почему вас удивляет, что и другие делают то же самое? Идея состояла в том, чтобы создать государство, свободное от евреев. Первоначально мы хотели всех евреев выслать. Но ни одно государство не согласилось принять всех евреев. Кто же виноват в их гибели — Германия или западный мир?
На суде Эйхман не отрицал своего участия в «окончательном решении еврейского вопроса», но наотрез отказывался признавать себя убийцей:
— Я никогда никого не убивал. Я занимался только тем, что находил евреев и отправлял их в лагеря. Таков был приказ фюрера. Я должен был подчиняться. Выбора у меня не было.
«Выполнение приказа было самым главным для меня. Возможно, это в природе немца», — писал Адольф Эйхман в своих записках, пытаясь объяснить, почему он сыграл такую роль в уничтожении европейского еврейства.
Он рисовал себя человеком, который исполнял свой служебный долг, а вовсе не руководствовался чувством ненависти. Эйхман, находясь в израильской тюрьме, написал тысячу двести страниц, которые в 1999 году израильское министерство юстиции передало немецким ученым для изучения и публикации:
«С детства исполнительность была чрезвычайно важным для меня качеством. Когда в двадцать семь лет я поступил на военную службу, то обнаружил, что необходимость подчиняться не показалась мне чем-то сложным. Для меня было немыслимым не подчиниться приказу…
Когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что жизнь, основанная на привычке подчиняться и исполнять при-казн, это очень комфортная жизнь. Это сводит к минимуму необходимость размышлять».
Адольф Эйхман родился в Золингене в Рейнской области. Когда мальчику было шесть лет, его отца, бухгалтера, перевели в австрийский город Линц, где вырос и Гитлер. Семья осталась в Австрии. Эйхман-старший основал в Зальцбурге горно-промышленную компанию, но собственный бизнес у него не получился.
Молодой Эйхман торговал керосином и надеялся заняться смазочными маслами. Его отец был к нему очень строг. Сам Адольф считал, что был «послушным ребенком».
В апреле 1932 года он вступил в национально-социалистическую партию и в СС. Его отец был хорошо знаком с отцом Эрнста Кальтснбруннера, будущего начальника Главного управления имперской безопасности.
Кальтенбруннер-младший и привел Адольфа Эйхмана к нацистам. Штурмбаннфюрер Кальтенбруннер дал Адольфу Эйхману рекомендательные письма, когда тот в 1933 году решил перебраться в рейх. Эйхмана сразу отправили служить в австрийский легион СС, сформированный с дальним прицелом — подготовить кадры для работы на австрийской территории после ее присоединения к Германии. Потом он изъявил желание перейти в имперскую службу безопасности, СД, и был принят.
Начинал с того, что разбирал картотеку масонов под руководством оберштурмбаннфюрера Грегора Шварц-Бостунича, о котором еще пойдет речь в этой книге. Потом Эйхмана перевели в «еврейский» отдел СД и поручили собирать все материалы, относящиеся к немецким евреям и их организациям. Эйхман засел за книги о евреях, масонах, всемирном сионистском заговоре, издававшиеся нацистами, — теперь их можно прочитать и в нашей стране.
После создания Главного управления имперской безопасности в 1939 году Адольфа Эйхмана перевели в гестапо. Четыре отделения (реферата) занимались церковными делами. Первое ведало «политическим католицизмом», второе — «политическим протестантизмом», третье — другими церквами и масонами.
Эйхман стал начальником реферата IVB4 — «еврейские дела, очистка рейха, конфискация имущества враждебных народу и государству лиц».
Он ведал отправкой евреев в концлагеря. Без его подписи не отправлялся ни один эшелон. Характерно, что во время войны, когда для вермахта имел значение каждый состав, каждый локомотив, Эйхман не знал отказа. Отправка евреев к местам уничтожения шла по категории «военные перевозки особо важного значения».
Он считал себя невиновным, потому что всю жизнь всего лишь выполнял приказ. На допросе он говорил израильскому следователю:
— Если бы мне в то время сказали: «Твой отец изменник» и я должен его убить, то я бы сделал это. Ибо предполагалось одно: приказ начальника — это приказ. Пятки вместе, носки врозь и отвечать «Так точно!».
Так кем же был Эйхман? «Нормальным» человеком с испорченным общественными условиями характером, пленником безвыходного положения или же гнусным и подлым негодяем?
В свое время иерусалимский суд поручил психиатру установить, является ли подсудимый психически вменяемым и способен ли он
