В плену твоих желаний - Сабрина Джеффрис

– Лучше мне выпустить его, пока он не вышиб дверь. – Она уже собралась уходить, но остановилась и оглянулась: – Спасибо вам. Сам бы он никогда не рассказал мне эту историю.

– Я знаю. Парень упрям, как сам дьявол.

В том-то и беда. Девушка бегом поднялась по лестнице. Из-за его упрямства кто-то из двух – он сам или ее отец – может быть убит. Но что лучше для нее? Вернуться домой? Но тогда папа может запереть ее и отправиться на север, чтобы убить Лахлана. Или остаться и приложить все усилия, чтобы покончить с этой враждой?

Да, она должна остаться здесь до конца и присутствовать при их схватке. Только так можно быть уверенной в том, что ничего ужасного не произойдет.

Остановившись перед дверью, Венеция задумалась, не совершает ли она огромную ошибку. Дверь сотрясалась под тяжестью мощных ударов, и девушке стало страшно при мысли о том, насколько разгневан Лахлан.

Но ведь на самом деле у нее не было выбора. Отложив в сторону его одежду, Венеция дрожащими руками отперла дверь и отскочила назад. В то же мгновение дверь с грохотом распахнулась, и из нее вылетел Лахлан – в одних панталонах, разъяренный, словно сам дьявол.

И тут он увидел ее. Хмурое выражение сразу исчезло с его лица.

– Вы здесь, – недоверчиво произнес он, тяжело и прерывисто дыша. – Вы не сбежали.

– Я рассматривала такую возможность, – ответила Венеция с лукавой улыбкой. – Ведь мне не особенно нравится, что меня тащат через всю страну со связанными руками. – Она указала на его забинтованную руку: – Но кто сделает вам перевязку? Кто будет терзать вас час за часом пением баллад? И кто…

Рывком притянув девушку к себе, Лахлан впился в ее губы жадным страстным поцелуем, от которого ее предательское сердце бешено забилось. Затем он отступил, сразу же раскаявшись.

– Простите меня. Я не имел права…

– Ничего, – сказала Венеция, пытаясь отдышаться после столь пылкой демонстрации страсти, хотя понимала, что его порыв вызван исключительно облегчением. – Мне понятны ваши чувства.

Она наклонилась и подняла с пола его одежду. Затем протянула ему:

– Вам нужно одеться. Повязки оставьте до вечера. Потом я снова перевяжу вам раны.

Когда она повернулась к лестнице, Лахлан спросил:

– Куда вы направляетесь?

– Помочь Энни с завтраком.

– Попросите ее также собрать для нас продуктов в дорогу. Я ей заплачу. Или, если хотите, мы можем остановиться в гостинице и пообедать.

Стараясь не показывать своего удивления, Венеция сказала:

– Чего мне хочется больше всего, так это не справлять нужду на обочине.

– Хорошо, – голос его смягчился, – впредь мы будем останавливаться в любой момент, когда вам только понадобится, причем везде, где захотите.

– Буду очень признательна вам за это. – Венеция обернулась к Лахлану с улыбкой. – Взамен я обещаю больше не распевать во все горло.

Глаза его потеплели.

– Я не имею ничего против пения. – Затем, видимо, осознав, что проявил излишнюю любезность, угрюмо добавил: – Только разве обязательно петь о повешениях и брошенных женщинах?

Венеция невольно рассмеялась:

– А вы что предпочитаете, сэр? Баллады о неустрашимых горцах?

– Скорее, о бесстрашных девушках с гор. – Лахлан схватил Венецию за руку и внимательно посмотрел на нее. – Почему вы не сбежали? – Он погладил большим пальцем ее ладонь, отчего девушку окатила теплая волна. – Назовите настоящую причину, бросьте ваши шуточки.

– Я хочу сама во всем разобраться и выяснить для себя правду: про папу, про долг, про то, что происходит с Шотландским нагорьем. Если бы я вернулась в Англию, то никогда бы этого не узнала.

Она не сможет спокойно жить дальше, пока не узнает истинную причину того, почему Лахлан и папа так ненавидят и презирают друг друга. Раз Лахлан не желает видеть ее своей женой, она должна выяснить, насколько серьезны его основания.

– Значит, теперь вы добровольно поедете со мной? Будете со мной до конца, что бы ни случилось?

– Что бы ни случилось, – эхом отозвалась она. Оставалось только молить Господа, чтобы то, что случится, не разбило ей сердце.

Лахлан правил двуколкой, уставившись невидящим взглядом вперед. Венеция молча сидела рядом. Она осталась. Имела возможность убежать, но осталась.

Он не понимал, почему она так поступила. И почему она вдруг стала такой покладистой?

Ему непросто было устоять перед ней, когда она с ним воевала. Теперь, когда она настроена мирно, ему придется еще хуже.

– Я бы все равно вас нашел, будьте уверены. Вам бы одной ни за что не добраться до Лондона.

– Я знаю.

– Я в течение часа перехватил бы вас по дороге, мы все равно вернулись бы сюда и продолжили наш путь на север.

– Я это понимаю.

Неужели красотка действительно отказалась от побега, потому что поняла, что ей это не по силам? Нет, на бесстрашную Венецию это не похоже. В конце концов Лахлан начал задумываться, не сможет ли она и вправду приспособиться к жизни в Шотландском нагорье?

Проклятие, о чем он только думает? Она привыкла к шелкам и атласам, мраморным полам и прекрасным картинам.

– Вы больше ничего не слышали о Полли? – спросила Венеция. – Что потом случилось с ней и ее мужем?

– Полли? – Лахлан обернулся и увидел, что девушка наблюдает за ним со скрытым сочувствием. Проклятие. – Значит, Энни рассказала вам о ней, верно?

– Да. Я хотела об этом узнать.

– Вы что-то чересчур любопытны, – проворчал он. – Но чтобы вы не изводили меня вопросами, скажу: я слышал, что у нее двое детей и муж, который не пропускает ни одной юбки. Хотя я думаю, что это ее мало волнует, потому что он богат и способен оплатить любые роскошные платья.

– Я сильно сомневаюсь, что роскошные платья могут помочь пережить измены мужа.

– Судя по тому, что я слышал о лондонских дамах, роскошные платья могут очень многое… – пробормотал он, испытывая некоторую неловкость от этого разговора.

Внезапно, когда они миновали поворот, путь им преградило стадо овец. Лахлан резко осадил лошадей.

– Пошли прочь, чертовы отродья! Теперь вы заполонили и проезжие дороги тоже. – Он встал в коляске и захлопал в ладоши. – Убирайтесь прочь, будьте вы прокляты!

Пастух, совсем еще мальчик, бегом спустился с холма.

– Я сейчас же прогоню их с вашего пути, сэр! Простите меня, сэр!

– Давно пора, – проворчал Лахлан, но, увидев ребенка, на которого возложили столь тяжкую ответственность, немного успокоился. – Скажи-ка, паренек, кому принадлежат эти овцы?

– Макдонеллу из Кеппока, сэр.

Лахлан стиснул зубы.

– И скольким же людям он вручил судебные предписания о выселении, чтобы получить свое пастбище, а?