Сонджу - Вондра Чхан

– Никто не узнает, – согласилась служанка.

У Сонджу больше никого не осталось.

Моя дорогая Чинджу!

Мужчина, которого я любила, внезапно умер два дня назад. Я не знаю, как с этим жить. Не могу поверить, что его больше нет.

Хотела бы я, чтобы ты была здесь, со мной. Мне кажется, я бы справилась с этим, если бы ты была рядом.

16 ноября 1952 года

Она стонала и всхлипывала, не в силах продолжить письмо.

На следующий день после похорон служанка сказала:

– Это неправильно, что вас не позвали.

С кухни послышался звон посуды, плеск воды из насоса, звуки мытья посуды. Шумно, как же шумно. Хватит! Никаких звуков, пожалуйста. Сонджу хотела побыть одна. Она хотела кричать в пустоту и ругаться вслух.

Служанка принесла поднос с чаем. Когда она повернулась, чтобы уйти, Сонджу коснулась её руки:

– Спасибо за всё, что ты для меня сделала в последние дни. Не знаю, что бы со мной стало без твоей помощи. Но теперь я должна справляться самостоятельно. Больше мне не понадобятся твои услуги.

– Понимаю, госпожа.

Служанка, наверное, подумала, что Сонджу нечем ей платить. Неважно. Она нуждалась в физической работе, нуждалась в возможности плакать и швыряться вещами, не стесняясь.

Она бродила в доме совсем одна целыми днями. Дом был совершенно безжизненным.

– Почему ты умер, Кунгу? – спрашивала она в пустоту снова и снова. – Ты ведь говорил, что счастлив.

Их союз был таким кратким – всего девять месяцев вместе.

– Я ненавижу свою мать. Я ненавижу своего отца. Отправляйся в ад, Тэгил!

Она повторяла эти слова так часто, что они начали терять смысл. Она прекратила говорить их. Она схватила влажную тряпку и отдраила весь дом до блеска. Злость ждала своего часа. Она швыряла тряпку в ведро снова и снова. Плакала, опускаясь на пол. Потом, когда слёз не осталось, долго сидела в абсолютной тишине – громкой, как горн, – пропитавшей каждую трещину и каждую молекулу дома. Всё застыло в неподвижности: даже время.

На закате она лежала в постели, крепко прижимая к груди его пижаму. Протянув руку, она провела ладонью по йо. Такое безразличное белое пространство.

Теперь она понимала, что тревожные звоночки были и раньше. Растерянное выражение лица Кунгу, его расфокусированный взгляд, всё более частые головные боли. Ей не стоило игнорировать эти сигналы. За неделю до смерти Кунгу сказал ей, что перевёл большую часть своих денег на её счёт. Наверное, он что-то предчувствовал. Он хотел, чтобы она смогла жить дальше.

На шестой день пришла служанка.

– Как у вас дела? – спросила она, опускаясь рядом с ней на пол.

– Спасибо, что спросила. Мне уже лучше.

Она гадала, почему служанка вернулась. Может, она хотела забрать что-то из вещей Кунгу на память?

Неловкая улыбка возникла на лице служанки. Она заёрзала, сцепляя и расцепляя руки и наморщив лоб. Открыла рот, готовясь заговорить, но тут же закрыла его снова. Прочистила горло.

– Я должна вам признаться кое в чём, – она опустила голову. – Это я написала письмо вашему свёкру о вас с хозяином. Я сделала это, потому что у хозяина, как вы знаете, впереди было блестящее будущее. И он был достойным человеком. Никогда не приводил в дом женщин. Но когда вы стали приходить сюда, соседи начали сплетничать.

Письмо! Пламя ярости вспыхнуло у Сонджу в животе и охватило грудь. Ей хотелось наброситься на эту женщину. Без проклятого письма Чинджу могла прямо сейчас быть с ней! Сонджу сжала кулаки, дрожа от злости: она не знала, что именно собиралась этими кулаками сделать. Ей хотелось избить эту женщину. Не поднимая взгляда, служанка продолжила:

– По вашему письму я поняла, что вы – замужняя женщина, поскольку у вас сеульский акцент, но деревенский адрес.

Как умно, подумала Сонджу ядовито. Служанка снова затеребила свои руки, затем, всё так же не поднимая взгляда, сказала:

– Я была так зла на вас за то, что вы лишили хозяина будущего. Но когда вы переехали сюда жить, я поняла, что вы хорошая женщина и мой хозяин счастлив с вами. Я слышала, как вы говорили о своей дочери, и много раз видела слёзы в ваших глазах. Я спросила себя: кто я такая, чтобы судить вас и влезать в чужие дела? – Она вытерла слёзы уголком юбки. – Вина пожирала меня изнутри, так что я во всём созналась хозяину. Он сказал, что моё письмо привело вас к нему. А теперь моего хозяина больше нет, и вы совсем одна – всё из-за меня. Будь я проклята…

Служанка ударила себя в грудь и упала на пол, рыдая.

Сонджу с ненавистью уставилась на неё. Дрожь всё не унималась. Ей хотелось ударить женщину по спине и закричать: «Верни мне дочь!» Но она тут же испугалась собственного порыва: она чувствовала, что если бы выплеснула ярость и избила эту женщину, то могла не остановиться вовремя, потеряв над собой контроль. Она разжала кулаки. Плечи её опустились. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, она снова взглянула на распростёртую перед ней женщину. Кунгу уже простил её злодеяние. Он бы не хотел, чтобы Сонджу причинила ей вред. Она наблюдала, как женщина плачет, и думала: Кунгу завоевал верность этой женщины, а та готова была защитить его любой ценой. Кроме того, ей ведь совсем необязательно было признаваться, и всё же она сделала это. Сонджу уважала её за смелость.

Она спросила:

– Ты согласилась бы работать на меня, как работала прежде на Кунгу?

Служанка поднялась и вытерла слёзы.

– Да, госпожа.

Иногда случались дни, когда Сонджу не плакала. Она думала о космеях, цветущих в поле, о чёрной грязи под ногтями Кунгу и обо всём, что было между этими событиями. Иногда она долго смотрела в пустоту или на одинокую чашку на подносе.

Несколько первых дней декабря выдались серыми и пасмурными. Служанка ушла за продуктами. Сонджу была в спальне и складывала постиранную одежду Кунгу в аккуратные стопки на полу, когда услышала громкий стук и спор у ворот.

Сонджу направилась в гостиную и выглянула во двор. Сумка с продуктами была прислонена к забору рядом со служанкой, которая толкала ворота спиной, пытаясь закрыть их. Кто-то что-то невнятно говорил.

Взглянув на Сонджу, служанка торопливо сообщила:

– Этот человек хочет поговорить с хозяином. Он следовал за мной до ворот. Говорит, его зовут Тэгил. Пахнет алкоголем.

По кивку Сонджу служанка отпустила створку, и во двор ввалился Тэгил,