Жизнь мальчишки. Книга 2. Люди и призраки - Роберт Маккаммон

Мы с отцом постояли немного рядом, глядя на дробовик и охотничью сумку Большого Дула. Внутри сумки сплелись в клубок несколько десятков зеленых садовых змеек, похожих на массу морских водорослей. Змеи постепенно выбирались на мостовую.

Человек-Луна улыбался.

— Моя жена, — тихо сказал он, — самая настоящая сумасшедшая старуха.

Глава 8

Из Затерянного мира

Остается добавить, что Блэйлоки отправились прямиком в тюрьму. У них не было пропуска на свободный выход из тюрьмы, они не смогли внести залог в двести долларов, с их монополией на производство спиртного в Зефире было покончено. Как я слышал, поначалу они держали рот на замке, но, по мере того как следователи прижимали их все больше и больше, семейные узы Блэйлоков начали ослабевать. Уэйд узнал, что Донни присваивал изрядную долю его выручки от продажи самогона. Бодин открыл, что Уэйд утаивал от семьи толику доходов от игорного притона, в свою очередь Донни подозревал Уэйда, что тот подсыпал ему мышьяку в виски и оттого ему явился на дороге призрак. Пока между братьями шли позорные препирательства, Большое Дуло решил устроить публичное покаяние. Рухнув на колени при всем честном народе, он принялся, рыдая, исповедоваться, да так, что сам Шекспир не смог бы состязаться с ним в красноречии. Он говорил, что как будто снова родился на свет и только теперь понял, что его непутевые сыновья обманом завлекли его на путь Сатаны. Как видно, они пошли в своих распутных матерей. Он поклялся, что посвятит всю дальнейшую жизнь Господу и станет его служителем, если судья протянет ему чашу милосердия.

В ответ Большому Дулу сказали, что скоро у него будет очень много времени для того, чтобы попрактиковаться в проповедях, а также очень уютное и безопасное место, в котором он сможет сполна предаться чтению Библии.

Когда Большое Дуло выволакивали из зала суда, он кричал и вырывался, проклиная всех, кто попадался ему на глаза, включая стенографистку. Говорили, что Большое Дуло успел изрыгнуть такое количество ругательств, что если бы их удалось превратить в кирпичи, то их хватило бы, чтобы сложить отличный дом с тремя спальнями и гаражом на пару машин. Братья тоже предстали перед судьями — результат оказался аналогичным. Я не испытывал к ним ни капли жалости, поскольку достаточно хорошо знал Блэйлоков и понимал, что не пройдет и месяца, как они приберут к рукам тюремную лавочку и примутся вынимать из своих товарищей по несчастью душу за сигарету и клочок туалетной бумаги.

Единственное, в чем категорически отказались сознаться Блэйлоки, — что находилось в деревянном ящике, который они продали Джеральду Харджисону и Дику Моултри. Суду не удалось даже доказать, что этот ящик вообще существовал. Но я-то видел его собственными глазами.

Семья шерифа Эмори уехала из города. Мистер Марчетт снял с себя полномочия шефа пожарной команды и вступил в должность шерифа. Как я понял, мистер Оуэн Каткоут получил от шерифа Марчетта предложение стать его помощником. Мистер Каткоут ответил шерифу, что Леденца Кида больше нет — он ушел бродить вдоль дальних границ Дикого Запада, туда, откуда пришел однажды, — и что теперь он снова стал старым добрым Оуэном.

После нашего с отцом счастливого возвращения мама некоторое время пребывала в полуобморочном состоянии, потрясенная роящимися в ее воображении картинами того, что могло с нами случиться, но через день-другой пришла в себя. Уверен, что в глубине души она хотела, чтобы отец всегда оставался дома в безопасности, но после того как он показал ей, что сам принимает важные решения, она стала уважать его еще больше. Мое вранье выплыло наружу, и отец пригрозил, что не отпустит меня на Брэндиуайнскую ярмарку, когда она приедет к нам в городок, но, к счастью, наказание свелось к тому, что мне было велено целую неделю мыть посуду. Я ни словом ему не возразил. В конце концов, за все хорошее приходится платить.

Через несколько дней в городе появились афиши: «Скоро! Брэндиуайнская ярмарка». Джонни с ума сходил по индейским пони и акробатам-наездникам. Бен обожал карусели с мигающими гирляндами разноцветных огней. Я же предвкушал тот миг, когда вновь окажусь в «доме с привидениями»: там ездили в темноте на шатких тележках, вздрагивая от страха, когда кто-то незримый касается твоего лица или завывает над ухом. Дэви Рэй не мог думать ни о чем, кроме балагана с карликами и уродами. Я в жизни не встречал никого, кто так сходил бы с ума по всяким ярмарочным диковинкам. У меня от одного вида уродов мурашки бежали по коже, я едва мог на них смотреть, а Дэви был преданным поклонником и знатоком всего уродливого. Выпади Дэви Рэю счастье наткнуться на урода с тремя руками, крошечной головой и крокодиловой чешуей вместо кожи, через поры которой сочится кровь, восторгу его не было бы предела.

Поздним вечером в четверг, когда по всему Зефиру гасли огни, участок земли возле нашего бейсбольного поля, где в праздник Четвертого июля устраивалось барбекю, был еще пустым, а уже в пятницу утром дети стали свидетелями невиданных превращений, случившихся буквально за нескольких часов. Брэндиуайнская ярмарка возникла словно дивный остров среди моря древесных опилок. Туда-сюда сновали грузовики, рабочие натягивали шатры, крепили винтами каркас карусели, пока еще напоминавший скелет гигантского динозавра, повсюду возникали палатки для ярмарочной снеди и разных забав, где за пару долларов, которые приходилось выложить, чтобы метнуть несколько подков, можно было легко выиграть куклу Кьюпи, не стоившую и четвертака.

Перед школой я и мои друзья сделали несколько кругов на великах вокруг территории ярмарки. Другие мальчишки, слетевшиеся, как мотыльки на огонек фонаря, проделали то же самое.

— Вон «дом с привидениями»! — крикнул я, указывая в сторону летучих мышей на стенах готического замка, который сколачивала бригада рабочих.

— Смотрите, на этот раз они привезли с собой колесо ферриса!

Взгляд Джонни был устремлен на прицеп с намалеванными на бортах лошадьми и индейцами.

— Смотрите, вот это да! — заорал Дэви Рэй.

Оглянувшись, мы увидели то, что привело его в такой восторг: здоровенная, грубовато нарисованная на холсте морщинистая рожа лишь с одним страшным вытаращенным глазом. «Уроды от рождения! — сообщала надпись под жуткой мордой. — Такое вам и не снилось!»

Сказать по правде, наша ярмарка была не из самых крупных, скорее даже меньше средней по своему размеру. Многие шатры были залатаны, трейлеры покрыты ржавчиной, и грузовики, и рабочие, казалось, устали после долгой дороги. Для ярмарки Зефир был едва ли не конечным пунктом осеннего турне. Но что нам за дело было до того, что яблочные леденцы, которыми нас угощали, выгребались из остатков, что наездники на пони проделывали свои трюки из последних сил, что карусели дребезжали, давно нуждаясь в смазке, а голоса зазывал были визгливыми и хриплыми — их глотки не выдерживали многодневного крика. Мы видели перед собой ярмарку, манящую, сияющую огнями.