Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл

– «Госпожа Метелица», – сказала Лили. Йозеф едва не расчихался.

– Что? – сердито переспросила Гудрун, обернув к ней от плиты красное лицо.

– Вы разве не знаете историю про Госпожу Метелицу? – Лили рассмеялась. – «Кукареку! Наша девица златая тут как тут!»[102]

– Нет у меня времени на эту чепуху. И у тебя тоже, сударыня. Ты посмотри, какой кавардак. Если так будешь и дальше – остаток дня провозишься с уборкой.

– На сказки всегда есть время, Гудрун. Кто-то мне говорил, что со сказками любое дело спорится. Посмотрите, как вьются перья под потолком. Как в сказке – когда красивая работящая девушка вытрясала перину Госпожи Метелицы.

– Скоро и так снег пойдет, – ответила Гудрун.

Лили улыбнулась.

– Так вы знаете эту сказку? Которая про девушку, уронившую веретено в колодец…

– Рано или поздно всем доводится узнать Черную Бабушку61. – Гудрун пренебрежительно хмыкнула. – Насколько я помню, ленивую да бестолковую дочку под конец облили черным Peek[103]. Ты еще не закончила? – Она оглядела тушки. – Ты же их так не оставишь, верно? Я не могу готовить птицу, которая наполовину в перьях.

Далее последовала долгая тишина: Лили склонилась над покрытой мурашками птицей, выщипывая остатки перьев. Небольшой шум уведомил Йозефа, что не он один тайком наблюдает. Беньямин стоял в кухонных дверях, и женщины его пока не заметили. Он впился взглядом в девушку, и на лице у него было такое томленье, что Йозеф почувствовал, что от прилива раскаленной ярости сейчас задохнется.

Гудрун отпихнула Лили и еще раз проверила работу.

– Так сойдет. – Она сняла со стены разделочный нож и отрубила птицам головы двумя решительными ударами. Лили отшатнулась слишком поздно, и кровь брызнула ей на юбку. Головы лежали на скобленой сосне, гребешки стелились рядом, глаза вытаращенные, смотрят друг на дружку; но тут их сгребли и бросили в ведро. – Давай берись за дело: потроха – в таз, мясо – в кастрюлю.

У Лили перекосило лицо, и она отвернулась, собираясь с духом, чтобы сунуть изящную руку в нутро первой курице.

– Я не могу, – сказала она после третьей попытки.

– Давай я, – предложил Беньямин, улучив момент и явив свое присутствие. Йозеф тоже выбрал время обнаружить себя. Он вошел в кухню, распахнув дверь с такой силой, что загремели все кружки и тарелки.

– Довольно. Завершите сами, будьте добры, фрау Гштальтнер. Вовсе не такую работу для пациентки я имел в виду. И найдите ей другую одежду. Уверен, на чердаке ее достаточно. – Когда дочки росли, недели не проходило без вызова портного. – Что-нибудь утонченное, в пастельных оттенках помилее. Помнится, мы с вами об этом уже разговаривали.

– Я очень стараюсь, герр доктор Бройер, – сказала Гудрун подчеркнуто формально. – Нынче утром я спустила с чердака свежий выбор одежды. Но дамочка от нее нос воротит…

Лили застыла.

– Я говорила вам, что не люблю полоски.

– Не побирушкам выбирать, по-моему.

– Не говорите с Лили в таком… – начал Беньямин, покраснев от гнева. Лили не дала ему договорить, положив руку ему на плечо, и слегка отодвинула его, чтобы оказаться лицом к лицу с Гудрун. Глаза у Йозефа сузились: он не только засек этот жест, но и заметил, что ее рука осталась на плече Беньямина куда дольше необходимого, а мальчишке хватило дерзости положить свою грязную лапу поверх. А она не вырвалась; напротив – улыбнулась ему. Улыбнулась.

– Я не побирушка. Я ни о чем не просила… – тут она глянула на Йозефа, – …кроме помощи герра доктора Бройера в одном деле.

– Ха, ну да, – фыркнула Гудрун. – Конечно – с «Госпожой Метелицей» покончили, теперь опять возьмемся убивать людоедов и чудовищ.

– Фрау Гштальтнер! – взревел Йозеф.

Гудрун сделала шаг назад и оборонительно вознесла поварешку.

– Говорю, что вижу, сударь. – Йозеф смотрел сквозь нее и обращался далее к стене за ее головой.

– Фрау Гштальтнер проводит вас наверх, Лили. Там она подберет вам подходящее облачение и проделает это без комментариев и критики. То, что на вас сейчас, можно выбросить.

– Что, прямо сейчас? – переспросила Гудрун, кивая на кастрюли, булькавшие на плите.

– Прямо сейчас. – Йозеф придержал дверь, а сам задышал глубоко и медленно, стараясь восстановить равновесие. У него впереди новая жизнь, и смерти от апоплексического удара он себе не желал. Женщины молча вышли, Гудрун – задрав голову, с маской недовольства на лице, Лили – с оглядкой, в основном на Беньямина. Йозеф закрыл за ними дверь и вознес ладонь, останавливая стремительно засобиравшегося Беньямина.

– А ты останься. – Йозеф уселся подальше от окропленных кровью перьев. Беньямин садиться не стал. – Удивлен, что вы все еще здесь и в рабочей одежде, молодой человек. Я вас ранее попросил соблюсти кое-какие договоренности.

– При всем величайшем уважении, сударь…

– Избавь меня от своих сладкозвучных отговорок, – рыкнул Йозеф. – Я твой наниматель. И ожидаю исполнения своих приказов.

– Так всегда и было, герр доктор. – Вся краска отлила от лица Беньямина. – Но на сей раз вы не представляете, на что меня отправляете.

– Вполне в пределах светского общения, – сказал Йозеф снисходительно. Он встал и выпрямился во весь рост, но тут же расстроился: садовник, оказывается, вырос и был теперь и выше, и шире в плечах. Мужчины стояли у разных концов стола лицом к лицу.

– Нет, – воспротивился Беньямин. – Вы не понимаете. Тот человек… – Голос у Беньямина дрогнул; он закрыл глаза, словно пытаясь совладать с ним. – Вы меня шлете в логово льва.

– Тогда тебе стоит набраться веры Даниила.

– Я не…

Йозеф возвысил голос:

– Только на этом условии ты останешься у меня в найме. Ничего сложного. Мне нужно знать одно: держали они Лили узницей или нет. В этом ключ к ее памяти. – Он выставил вперед подбородок. – Имей в виду: тебе придется искать другую работу – без рекомендации. Вспомни, как скромно ты начинал, юноша. Вспомни, как я помогал твоей семье в лихую годину. А еще подумай о том, как твоя родня – мать, отец, братья, сестры, бабушка, тетя – будут существовать без той части твоего заработка, которую ты ежемесячно отправляешь домой. – Он помедлил, потрясенный, как далеко может зайти от ярости и ревности. Но отступать некуда. У них обоих не было выбора. – Ты, как я уже сказал, получишь щедрое вознаграждение.

– Я пойду туда, – объявил Беньямин. – Но не из-за денег и не ради вас, герр доктор Бройер. Что бы со мной ни случилось, чем бы все ни обернулось, я выдержу – ради Лили. А когда вернусь – если вернусь, – мы с Лили…

– Не воображай… – начал было Йозеф, но вовремя пресек поток ядовитых слов. Куда лучше дать глупому мальчишке верить в их с Лили будущее, пока не обнаружится вся правда о ней. А после и одного взгляда на эту милую девушку в великолепных одеяниях и драгоценностях, которые он ей обеспечит, будет довольно, чтобы избавить скромного садовника от любых надежд. – Не воображай худшее, – закончил он, ответив на пристальный взгляд Беньямина. – В конце концов, это всего лишь клуб, занятый доставлением удовольствий.

Сегодня Вильгельм сидел за трехногим столом один, закинув голову, и томно курил сигарету, глазея в небо. Великана Курта нигде не было видно, и Беньямин обрадовался. И страшный Клингеманн не появлялся; может, на удачу, связь этого белобрысого субъекта с клубом существовала только в напуганном воображении Беньямина. И все же он подождал миг-другой, с тревогой всматриваясь в каждый угол и закоулок, заглянул в темнеющий вход и лишь после этого заявил о своем присутствии.

– Привет тебе опять, Беньямин. Я опасался, что уж больше тебя не увижу. – Вильгельм встал, бросил сигарету на землю, схватил руку Беньямина и, не отпуская ее, указал ему на стул. – Садись-садись. Ох ты, что это у тебя с лицом? А руки, бедненькие. – Он наконец ослабил хватку и скривился от вида ладоней Беньямина. – Ты, похоже, в суровые игры играл, юный Бен. Не годится. Будешь тут работать – шею держи мытой. – Вильгельм одобрительно покивал. – Ну, рассказывай.

– Да не о чем.

– Не хорохорься. Я же свой.

– На меня напали, – пробормотал Беньямин. – Воры. Денег хотели. А у меня не было…

– И грабители тебе оставили кое-что на память, – договорил Вильгельм. – Что ж, Вена делается опасным местом. Тебе явно не помешает защитник.

Беньямин пробормотал в ответ нечто невразумительное, не зная толком, как тут сказать. Не найдя ничего лучшего, он спросил:

– А где Курт?

– Курт? – Вильгельм глянул снисходительно. – А чего это ты хочешь повидать этого Gscherda?[104]

– Не хочу, – ответил Беньямин столь подчеркнуто, что Вильгельм просиял и толкнул его локтем.