Демоны Хазарии и девушка Деби - Меир Узиэль

Потому он слушал лишь своих ближайших советников двора и не прислушивался к командирам на дальних северных рубежах, не интересовался тем, что делают братья тех же викингов на севере. Или следует возложить за их действия вину на викинга, находящегося в Итиле? Какая тут связь?

Так были выброшены за пределы архивов все описания того пограничного города, в котором находились наших четыре героя, из которых один – Песах, и с ним новая прислужница, ставшая его любовницей и избранницей его сердца, – Лолита.

Глава пятьдесят вторая

Итак, на чем мы остановились. Песах и трое его товарищей допрашиваются мэром северного пограничного города. И это после того, как их задержал на неделю глава полиции. На все их объяснения, что они торопятся, он отвечал – «у меня есть указания». Разговаривать с ним было все равно, как говорить с человеком, голова которого погружена под поверхность шумного водопада. Затем они втроем, без Ханана, продолжили свой путь в Итиль, где были осуждены на работу в конюшне.

Ахав все еще пребывает на заброшенном хуторке семьи пчеловодов, продолжая свое романтическое действие – ходит вокруг дома, натягивая ленту, на которой повторяется «не исчезай».

Оставим эту часть Ахаву, его бедам, его любви, и не продолжим рассказ о нем, который выяснится позднее. Это ведь знает любой читатель романов. Вернемся в шатер мэра города, который беседует с Песахом и его товарищами, расследуя убийство викинга. И не расскажем о том, что говорил мэр во время следствия, ибо он любил рассказывать не менее, чем слушать.

«Расскажите вы, барышня Лолита», – попросил мэр, когда понял кто она, эта Лолита.

Пройдут дни, и мэр города будет рассказывать о Лолите кухаркам в то время как они будут общипывать перья с гусей, прибавляя от себя душераздирающие детали, от которых горели глаза слушательниц и волосы становились дыбом, светясь в ореоле летающих перьев, и брови лезли на лоб.

Лолита не знала, что от нее требуется рассказать, и урывками описала свою жизнь, перепрыгивая с вопроса на вопрос, задаваемый мэром.

Она описала свое детство в славянском селе. Убийство родителей. Изнасилование. Не скрыла, что насильником был Олег, и она влюбилась в него, «ибо он озарил меня светлыми глазами на своем лице такого черного кота». Она лишь остерегалась сильно хвалить Олега в присутствии Песаха, который сейчас был хозяином ее сердца и тела.

Когда она дошла до казавшейся ей не столь важной детали – передачи географических карт корабелами тем, кто их встретил, мэр весьма заинтересовался, и требовал подробностей, но даже если бы она захотела это сделать, не смогла бы, ибо ничего не знала.

И все же было видно, что мэр доволен ее рассказом. Во всяком случае, эмоции ее были достаточно остры, чтобы извлечь из дремотной своей памяти сцену передачи карт. Он чувствовал важность этого сообщения, некий взгляд на то, что происходит втайне на участке границы, вверенной ему.

Сам он рассказал о разных столкновениях, больших и малых, которые множились на границе. «Не знаю, что происходит, – говорил он почти плаксивым голосом, – они были в прошлом настолько в порядке, эти викинги, всегда относились к нам, иудеям, с уважением, благодарны нам за разрешение – проходить через наши земли, по нашим рекам – на своих кораблях. И вдруг начали бунтовать, убивать старост и глав городков, которые не хотели предать заветы отцов, превращать колдовством их в белых ворон. Изучили наши имена, так, что они стали их именами. Не знаю, куда идет этот мир?»

Он опять попросил описать столкновение Песаха и его товарищей с шведскими купцами. «Записывай, – сказал он мусульманскому ученому, – запиши все о диких нравах этих норманнов. Опиши церемонию похорон и то, что они делают с девушками. Вот, я тебе даю описания наших хазарских географов здесь в городе о делах этих людей».

Тут же принесли ему свиток. Мэр приказал читать его вслух. Появился чтец и начал хорошо поставленным голосом, от звучания которого трудно было оторваться:

Когда кто-то из главарей русских норманнов умирает, сжигание его тела лишь небольшая часть церемонии погребения. Однажды, когда нам стало известно, что один из их главарей убит, мы пошли туда и записали всё, что увидели. Он был положен в мотлу на полотно паруса. Сверху положили дрова, а на них насыпали землю, и так он лежал десять дней, пока одежда на нем не начала расползаться. Если покойный был бедным или если купцы торопились продолжить путь, они строили небольшое судно или использовали существующее, клали на него тело покойного. После выполнения ряда важных для них обетов, которые мы опишем ниже, тело сжигали. Если же покойный был богатым, и было достаточно времени для выполнения обрядов, совершалось следующее: имущество его делилось на три части. Одна часть для семьи, другая – на покрытие расходов на погребальные одежды, которые специально шились, на цветы и травы для похорон и саму церемонию. Третья часть шла на особое пиво, которое пили на поминках, называлось оно на их славянском наречии – «пойло». Его пили в день, когда сопровождавшая покойного девица сжигалась вместе с ним.

Когда кто-либо из вождей викингов умирал, его семья и товарищи, сопровождавшие его, обращались к служанкам умершего: кто из них желает умереть вместе с ним?

Тогда одна из них говорила: «Я!» Теперь она обязана была это выполнить. Отступиться не могла. Если все же пыталась это сделать, ее заставляли силой.

Так и было в этом случае, при котором мы присутствовали. Одна из служанок сказала – «я». И тут же ее взяли под стражу двое служек, заботящиеся обо всех ее надобностях, вплоть до мытья ее ног. Одевали покойного, готовя его к празднеству, а в это время девица выпивала крепкие напитки, и распевала веселые песни, словно бы готовясь к радостному событию.

В день, когда умерший викинг и его прислужница должны были быть сожжены, мы вернулись на берег реки, на место, где стояли корабли викингов, в том числе судно покойника, которое было извлечено на сушу, и под него были подложены дрова и сухая солома разных сортов, которую везли с их дальних земель. Говорили они на незнакомом нам языке. Это был не славянский, не хазарский, не древнееврейский, не язык готов. Это был их древний язык, на котором они говорили при такой церемонии. Они принесли кровать умершего, водрузили ее на его корабль, покрыли ее коврами, подушками и византийскими шелками. Затем привели старуху, которую называли «ангелом смерти». У нее были большие голубые ледяные глаза, словно бы она долго смотрела на ледники. Старуха долго возилась, укладывая ковры, подушки, ткани. Затем построила шатер вокруг кровати на палубе судна.