Я дрался с Панцерваффе. - Драбкин Артем

Командир роты три пары пэтээровцев послал – все там и остались. То ли их снайпер снял, то ли под другими танками лежали, не знаю. Он нам говорит: «Давайте, ребята. Лезьте под первый, не бойтесь». А Малышев мой – отчаянный малый. Ух! Охотник, сибиряк. Я потрусливее, хоть и был первым номером, но стрелял всегда он. Так вот он говорит: «Пошли, Володь, не бойся. Мы его шлепнем». И вот мы ночью пришли и под самый первый танк, что прорвался ближе всех, стреляя, залезли. До хатки метров 150 было. Утром начали постреливать.

То в ствол, то в гусеницу пуля попадет – видны-то только эти части. Она нас заметила. Как даст по башне! Боже мой! Скрежет, грохот! Башня с нашего танка долой! Хорошо еще не под танк попала, а то бы нам капут! Я ничего не слышу. Оглох. Самоходка эта выползла из-за хаты, чтобы нас добить. Ну, думаю, все – крышка! Сейчас нас положат. А Малышев не растерялся – пока та борт подставила, просунул ПТР и из-под гусеницы в бочину сразу 5 пуль засадил. Как рванет этот наш «фердинанд», и у него куда башня улетела, куда чего. Развалилася к черту! А когда назад ползли – накрыли нас минометчики. Уже к своим окопам подползали. Вижу, мины рядом рвутся: перелет-недолет. Я говорю: «Ну, Малышев, давай, бежим!» Чего он медлил? Я не знаю. То ли ранило его, то ли он не слыхал меня, поскольку тоже оглох. Я его дергаю за ногу: «Давай! Вперед!» Потом ничего не помню. Очнулся в окопе – уж стрельба кончилась. Ребята говорят: «Мина на вас взорвалась». У меня была кираса, ватник и сверху шинель. Так вот вся шинель на спине изорвана в клочья, а на самом ни царапины. А Малышеву ногу правую оторвало. Почему ночи не дождались? Сам командир роты нам сказал: «Как свое дело сделаете – уползайте сразу. Иначе вам крышка. Немцы подползут и убьют». У нас что: ПТР, наган и автомат с одним диском. Малышев больше не взял с собой – надеялся, что все будет нормально.

За эту самоходку в конце войны медаль «За отвагу» дали. Вообще, за подбитый танк полагалось 500 рублей и орден Красной Звезды. Ну а первая, самая лучшая награда, это – «За отвагу», потом уж орден Славы.

– У вас в части ставили на ПТР оптические прицелы?

– Нет, не было такого. Да и ружье на дальней дистанции было уже неэффективно. Так, на 200-300 метров, ну может, 500 – стрелять хорошо – танк видно: как плюнул, так дыра сразу! А дальше оно броню и не пробивало.

Когда заканчивалась вся эта эпопея, у нас в роте народу никого не осталось. Было 60 человек – 30 ружей – полковая рота ПТР, а осталось, дай бог, 10 пар. Командира взвода убило. Ну, неделя примерно прошла, и нам пополнение небольшое дали из местного населения – 1926-1927 год. Всех под гребенку – и на фронт. Мы их называли «чернорубашечники», потому что одеты они были во все темное, да в серых шинельках – обмундирования на них не выдавали.

Потом пошли дальше и пришли в готовые землянки – добротные, в 2 или 3 наката – саперы постарались. Вот там меня контузило, правда, в медсанбат я не обращался. Когда я очнулся, никого в землянке нет, а один угол обвалился. Батюшки мои! Я так и не понял, обстрел, что ли, был? Да вроде у них снарядов не было. Может, бомба упала?

Пошли дальше. Шли опять ночью. Луна светит. Немецкие разведчики летают, а мы идем. И вот, когда «рама» летит, команда: «Рота – стой!» Весь полк останавливается и стоит. Пролетел – марш вперед. Шли-шли мы с напарником… у меня уже другой напарник был, и вдруг – бултых – проваливаемся с ним в воронку. А вода в ней вровень с землей была и глубина – с головкой. И смех и грех! Еле выкарабкались и – в медсанбат. Напарника моего отправили назад в часть. Проверили – температуры нет, ничего нет, а меня на неделю задержали – контузия. У меня уши опухли, говорить стал плохо. Забрали меня в госпиталь, и там я лежал две недели. Потом ребята говорят: «Давай часть свою догонять. Что мы тут будем торчать? Там веселее!» Нас человек шесть набралось. Медсестру обманули, она дала наше обмундирование, а мы ей говорим:

– Маша, до свидания!

– Куда вы, ребята?

– Мы – на фронт. Часть догонять.

– Я напишу в вашу часть!

– Пиши-пиши.

Дело было на пасху. Шли мы, шли и попали в деревню. Хозяйка хаты, в которой мы остановились, по случаю праздника и картошки нажарила, и мамалыги наварила, и самогонку достала, свинину, сало, огурцов-помидоров. Батюшки! Мы такую прелесть не видели столько лет! Вот праздник был! И как горилочки их украинской хлебнули, так и проспали два дня.

Пришло время дальше идти. Четверо наших чего-то задумали, говорят: «Вы идите, а мы вас догоним. Сейчас догоним». Мы вышли вдвоем, а куда идти, не знаем. Ждали, ждали, а попутчиков наших нет. Тут идет один тип, с немецким автоматом, в немецких сапогах. Подходит:

– Ну, что, хлопцы? С какой вы дивизии?

– С 202-й.

– Уууууу – драп-дивизия! Пошли лучше к нам, в разведку, в 180-ю!

– Как же так? Мы – бронебойщики.

– Да ладно вам! Хватит хлопать по этим танкам! Пошли в разведку – там лучше!

Так вот я попал в 90-ю отдельную разведроту 180-й дивизии.

Я к командиру роты подошел, сказал, что из 202-й дивизии 645-го стрелкового полка, роты ПТР, тот обещал сообщить, что я у них. И все.

В районе Початьевцы – Шурженцы немцы прорывались и на обе наши 202-ю и 180-ю дивизии навалились. Но мы им там дали «прикурить»! Когда закончили Корсунь-Шевченковскую операцию, там трупов и лошадей, и людей было – это кошмар! Особенно в одной лощине. Ужас! «Катюши» туда как двинули, как дали два-три залпа! Вот так все перемешали!

Весной 44-го под Яссами наступление захлебнулось. Мы, разведка, уже на окраине Ясс были, но они нас оттуда выперли танками. И откуда только у них танки появились? Они же всю технику в Умани и за Уманью бросили! И ведь не застряли! Наши застряли, а их нет! Может, свежие силы? Вот танками они нас километров на 15-20 от Ясс и отогнали. До августа встали в оборону.

Ходили в разведку через день – день пешая, день конная. Всегда – и летом, и зимой – одевали ватники и ватные штаны, потому что ватник спасал от случайных осколков. Если осколок летит 100 метров, он только воткнется в вату и все, даже с 30 метров он может пробить вату и только коснется тела, но уж когда рядом рванет – пиши пропало! Всего изрешетит, хоть и в ватнике будешь. Были и кирасы у нас. Кираса была не тяжелая, толщиной миллиметра полтора, но у меня она была только в роте ПТР. Ну, это скорее моральная защита. Маскхалатов у нас никаких не было, а была обычная полевая форма. У немцев были плащпалатки, плащнакидки, все камуфлированные, а у нас ничего подобного я не видел. Поэтому мы их камуфляжи носили. Иногда возвращаемся обратно – крик: