Командующее Я - Идрис Шах

Крайне важно понять это явление — догматизацию всего гибкого. Многие убеждения и практики бездоказательно принимаются в качестве центральных или существенных для всего вероучения в целом, и из-за этого люди (в любой культуре) имеют тенденцию думать об очень многих вещах в терминах, сковывающих их мысль подобно «смирительной рубашке». Поэтому-то человеку кажется трудным или невозможным усвоить новое — или незнакомое — знание.

Дело осложняется еще и тем, что почти все существующие общественные системы ныне проецируются людьми, которые не в состоянии провести различие между духовными и социально-психологическими чувствами или между эмоциональностью и духовностью.

Вплоть до сравнительно недавнего времени это ни для кого не являлось проблемой. Люди, в основном, жили в изолированных сообществах, так сказать, эксклюзивных в социальном смысле. Социология и психология либо присутствовали в зачаточном состоянии, либо были запрещены, а у мультикультурных сообществ почти не было доступа к монокультурным, которые впоследствии стали доминировать в мире.

Однако в связи с открытием и широким освещением явлений обусловливания и внушения возникла новая ситуация, беспрецедентная по своему распространению и настоятельности. Столкнувшись с этим знанием, немногие из существующих сегодня культур могут объяснить, почему обусловливание необходимо или почему столь многие укоренившиеся религии неотличимы от систем «зомбирования».

Рассматривая историю и развитие религиозных верований, нетрудно увидеть, что в подобных системах всегда вырождаются гибкость и способность к пониманию. Как следствие в них со временем усиливаются склонность к сверхупрощению и опоре на авторитет. Можно сказать, что ни одна из религий не обладает эффективной защитой против обусловливания. Как показывают распространявшиеся в течение столетий письменные источники, суфии боролись против механизмов обусловливания, но, вплоть до нынешнего времени, не возникало благоприятных условий для того, чтобы этот фактор был принят во внимание.

Суфии утверждают, что традиционно существовал понятный метод, широко, почти что универсально, применяемый «теми, кто знает». Он включал: (1) идеологическую обработку людей (или некоторых из них), с тем, чтобы избавить их от устаревших, требующих замены идей, (2) устранение идеологической обработки для восстановления гибкости мировоззрения и подготовки к последующему просветлению, и затем (3) применение стимулов, способствующих тому, чтобы достигнутое просветление эффективно действовало в обычном мире.

Аналогичные стадии есть и в обычном образовательном процессе. Например, если бы каждый человек глубоко верил в алхимию, очистить от нее научную химию было бы трудно. Прежде чем некоторые люди могли бы получить пользу от химии, надо было бы ослабить их приверженность алхимическим целям.

Такое понимание обусловленности и гибкости можно использовать для проверки фактически любой системы мысли или действия в духовной сфере. Действительно, до тех пор, пока человек не сможет пользоваться этим знанием, с ним невозможно будет вести осмысленное обсуждение.

В настоящее время немногие люди оспаривают важность знания об обусловленности в вопросах исследования религиозных систем. Почему же со столь многими людьми трудно разговаривать на эту тему? Ответ очень прост. Мы сегодня пришли к новому пониманию человеческого поведения: оно аналогично тем выводам, которые сделали когда-то научные просветители прошлого, — они пытались говорить о химии с теми, кто питал надежду достичь несметного богатства (или, иногда, — духовного просветления) посредством алхимии. Подобно алхимику или тем, кто желает легкого богатства, люди хотят чего-нибудь драматического (эмоциональных стимулов, возбуждения, заверений, авторитетных фигур и т. п.), а не знания.

Лишь когда желание знания и понимания становится столь же действенным, как жажда эмоциональных стимулов, человек открывается для изменений, знаний, большего понимания.

Поэтому учению должно предшествовать появление способности учиться. ЭТА СПОСОБНОСТЬ, в свою очередь, появляется, по крайней мере частично, при правильном отношении.

ПРАВИЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ, в свою очередь, возникает там, где потенциальному ученику приходится прикладывать усилие.

ОБМАН

Один ученый спросил суфия:

«Готовы ли вы признать, что суфии занимаются обманом?»

«Признаю, — ответил суфий, — более того, я объясню вам, почему мы должны это делать.

Каждый ищет свою выгоду, и каждый хочет получить ее без усилий и непропорционально вкладу.

Никто не желает того, что не несет в себе обещаний.

Людей привлекает академическая деятельность — ваша профессия — потому что ученость создает людям лестную репутацию. Много ли найдется ученых, которые не гордятся своей ученостью?

Новичку кажется, что слова и дела суфиев тоже многое обещают: силу, тайны, спасение, безопасность и приобретение значительно большего, чем где бы то ни было еще. Итак, присоединиться к суфиям человека побуждают те же мотивы, что влекут будущего ученого к науке.

В чем же различие?

Различие состоит в том, что, если члены других объединений лишь увеличивают обман, основанный на самолюбии и взаимной лести и непомерных притязаниях, то суфии с самого начала стремятся разуверить любого начинающего, что он может без труда что-то получить. И они не лелеют Ложную Личность…»

БОГИ И ДЕМОНЫ

В.: Может ли кто-то поверить суфиям, когда те говорят, что находятся в контакте с неизвестным, видят внутреннюю линию жизни, которой не замечают другие, и в состоянии привнести это знание в сферу образования?

О.: Прежде чем ответить, я должен спросить вас, верите ли вы в богов и демонов, в действенность жертвы, фимиама, священных одеяний и реликвий вашей религии?

В.: Да, я в это верю.

О.: Очень хорошо. Позвольте рассказать вам одну историю. Жил когда-то человек, у которого был могущественный противник, угрожавший его жизни. Однажды этот человек, проходя под деревом, стукнулся головой о толстый сук и упал без чувств. Так случилось, что его враг, проходивший в это время мимо, остановился посмотреть, чем все закончится. Гонимый человек, придя в себя, сообразил, как можно использовать возникшую ситуацию. Он тут же сказал своему противнику:

«Я умер и мгновенно перенесся в мир иной. Там я встретил ваших родичей».

По какой-то причине его враг поверил ему, вероятно, из любопытства и суеверия. Он спросил:

«Как они там поживают?»

«Весьма и весьма неважно, — сказал человек. — У ваших предков самая презираемая работа, всякий насмехается над ними, и они пребывают в столь жалком состоянии, в каком только может находиться человек».

«А что я могу для них сделать?» — спросил его враг, расстроенный этими известиями.

«Пока вы живы — ничего, кроме как заботиться обо мне. Я также узнал, что, если доживу до глубокой старости, то мне удастся замолвить за вас словечко, когда я умру, а до тех пор — никому не расскажу о позоре вашего рода», — сказал человек.

Вот так он, обратив слабость своего противника себе на пользу, освободился от притеснений с его стороны… Говорит ли вам это о чем-то?

В.: Я не понимаю, почему угнетатель должен был поверить, что обманщик побывал на небе или где бы там ни было; не понимаю, как кто-нибудь может в это поверить…

О.: Но вы ведь также не понимаете, как или почему кто-нибудь может поверить в то, во что, согласно вашим утверждениям, верите вы, а именно: в те невероятные вещи, которые людям, воспитанным не в вашей традиции, кажутся неправдоподобными. И правда, и ложь, и воображение для одних выглядят как истина, а для других — как ложь.

МОЛИТВА

В.: Известно, что даже короткая молитва может приносить успокоение. Разве непрерывная молитва, какую практикуют некоторые подвижники, не дает чего-то большего?

О.: Однажды бедная старая полуслепая женщина, с трудом пробиравшаяся в базарной толчее, порвала своей палкой с железным наконечником полу халата придворного, приостановившегося возле лавки.

Слуги вельможи принялись бранить старую женщину, и их тут же окружила толпа зевак.

Но аристократ был добрым и сострадательным человеком. Со словами: «Ничего, матушка, всякое бывает», он дал женщине золотую монету и продолжил свой путь.

Так случилось, что эту сцену увидел один дурак. «Золотая монета за порванный халат! — воскликнул он про себя. — Вот как надо действовать!»

Как и все, он разработал план, основанный на собственном понимании ситуации.

В следующий раз, увидев на базаре богача, дурак подбежал к нему, сорвал с него парчовый халат и, разорвав на куски, закричал: «Десять раз порвал! Ты должен мне десять золотых монет…»