Полюбить Ареса (СИ) - Дженкинз Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, он никогда такого ей не скажет. Он всегда щадил ее, защищал. В худшем случае, Стас промолчит, как обычно… Ну и пусть. Она молчать больше не собиралась. Он просил не беспокоить его в Штатах, и она выполнила его просьбу. Теперь она свободна от обещаний.
Через три дня она уже будет в Москве. Настя тоже прилетит с Цербером: они закончили все дела в Штатах и не могли дождаться, чтобы устроить грандиозный семейный ужин в Барвихе.
Саша ничего больше не боялась, она знала, что выстояла, не сломалась, что все наконец-то возвращается на круги своя… Лишь бы Арес тоже вернулся. Даже если он вернется не один.
* * *Свой отъезд Стас отмечал в узком кругу друзей в Лос-Анджелесе. Самым близким его другом стала Эмили Райт, которой недавно исполнилось тридцать два. Стасу в конце октября будет тридцать один, Эмили обещала прилететь к нему на день рождения в Москву.
Благодаря Архипову актриса осталась жива тогда, в самолете, где они и познакомились. Она пыталась покончить с собой. Еще час — и было бы не спасти. Она потом первая приехала к нему — не для того, чтобы поблагодарить, а чтобы возмутиться. Как смел он вмешаться в ее жизнь, вернее, смерть?
Эмили еще попсиховала пару минут, а потом разрыдалась.
Оказалось, что мужчина, которого она любила много лет, погиб, когда она была на Каннском фестивале. Она потому и сорвалась, не дождавшись закрытия. И смысла жить для себя больше не видела. Надломилась, поддалась слабости, захотела уснуть навсегда… Повторила ошибку Стаса, которую он совершил в 17 лет. Ему тогда повезло, отделался краткосрочной комой. И теперь, благодаря ему, повезло Эмили.
В тот момент началась их дружба. Два человека. Она — без смысла. Он — с надеждой. Стас много говорил о Саше, постоянно, и Эмили любила слушать его рассказы, они будто питали ее, ложились бальзамом на сердце.
— Ты последний романтик на Земле, — говорила она. — Был еще один, но он погиб.
Стас всю жизнь считал себя скептиком, циником, фаталистом, но никогда — романтиком. Эмили ему открыла глаза. Он ведь и правда был долбанутым на всю голову. Три года хранил верность женщине, которая ему даже ничего не обещала.
По сути, он стал монахом, как шутил когда-то давно. Но так он очищал душу — для своей светлой.
Весной он даже выбрался на Тибет, за моральной поддержкой. Эмили поехала с ним, пытаясь залечить собственные раны.
Он теперь твердо стоял на ногах, уверенный в завтрашнем дне. У него был надежный тыл в лице Цербера и Большого Босса. Иногда через них передавал приветы и Прохоров. Стас ценил их поддержку, но не пытался оправдать ничьих надежд. Пустое это дело. Люди, с которыми его свел бизнес, уважали его именно за то, что он ни под кого не подстраивался и гнул свою линию — и всегда оказывался прав.
А в подсознании фоном будней всегда была одна и та же картинка: Саша, Саша…
У Стаса не укладывалось в голове, насколько быстро его жизнь пошла по восходящей — благодаря ей, благодаря тому, что поверила в него когда-то и вдохновила.
У него теперь был выбор. Он, например, мог остаться в Штатах и жить, как король, окруженный друзьями и моделями всех мастей… Но вместо этого он доставал помятую фотографию Саши и часами смотрел на нее. Его нестерпимо тянуло домой, потому что она была его домом.
За три года он выполнил все, что пообещал себе, а главное — окончательно убедился, что другого смысла, кроме Саши, ему не надо. Даже если бы хотел, то не нашел бы. Осталось сделать последний, самый тяжелый шаг — шаг в ее жизнь. Тяжелый, потому что Стас не до конца расплатился по счетам с судьбой, о чем очень не вовремя напомнила Мария Данберг в прошлом году.
Он хорошо помнил ее давние слова: «Ты даже не представляешь, как это больно — жить вдали от любимого человека». Видно, она прокляла его тогда. Теперь он представлял очень даже хорошо, что она имела в виду. Прочувствовал это каждым нервом, каждым вдохом.
…За несколько дней до вылета Стас получил бандероль из Москвы, от незнакомого адресанта. Внутри лежал мужской журнал «OWN». На обложке была Саша, роковая женщина с серьезным любопытным взглядом. Такая похожая на себя, и в то же время повзрослевшая. Ушли скованность и противоречия, которые терзали ее, сколько помнил. Она как будто нашла мир внутри себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Стас так гордился ею, что щемило сердце. Он открыл нужную страницу и начал читать короткое интервью, которое было составлено только из цитат, без вопросов.
«Я совершенно не разбираюсь в мужчинах. Наверное, если бы разбиралась, то страдала бы меньше. Но и о жизни знала бы меньше».
«Дело Василевского доказало мне, что выстоять можно в любом шторме, если ты не один».
«В 15 лет я вывихнула руки отчиму, первому мужу матери, который вздумал меня поцеловать. Тогда я решила помогать тем, кто не умеет защитить себя сам, и много лет вела курсы по самообороне. Это магия — видеть, как снова загорается свет в глазах людей».
«Помимо Фемиды, в моем сердце живет мой личный бог войны. И нет, это не судебная метафора».
Стас перечитал слова несколько раз — убедиться, что не бредит. Горло свело спазмом, недоверие быстро переросло в эйфорию. Надежда — штука опасная, хочется видеть ее в каждом намеке и слове. Стас откинул голову на спинку кресла и, широко улыбаясь, накрыл лицо раскрытым журналом.
Он не чувствовал запаха страниц, ощущал только цветочный аромат Саши.
Ощущал жизнь.
Ссылка закончилась, господа присяжные. Стас Архипов возвращался домой.
Глава 18
Пятница, второе сентября. Четыре года назад в такой же обычный день он нашел смысл жизни.
Едва выбравшись из шумного аэропорта, Стас поехал на Арбат, к Церберу. Тот прилетел вместе с женой на два дня раньше.
Багаж в такси, нервы на пределе.
— Твою мать, Летов, открывай уже, — рявкнул он в домофон, и дверь в подъезде щелкнула на визжащем звуке. Стас поднялся в просторную квартиру и сказал нетерпеливо:
— Привет, как жизнь? Какие планы?
— А ты зачем приехал, мог бы позвонить, — удивился шеф.
— Забыл.
— Понятно. Кхм… Мы завтра всех зовем на ужин к Большому Боссу, присоединяйся. Саня, кстати, тоже будет, — как бы между прочим добавил Цербер.
— Прохорова?
— Прохорова, Прохорова.
— Хм… Она одна или снова замуж собралась?
— Вроде как одна.
В гостиной появилась Настя с рыжим котом на руках, едва не споткнувшись.
— Стас! — в ужасе сказала она. — Какого…? Думала, ты завтра прилетаешь.
— И я рад тебя видеть. Как дела?
— А ты… один прилетел?
— Да. А с кем я мог бы прилететь?
— Ну мало ли. Всякие слухи ходят.
— И давно ты стала верить слухам?
— Я им не верю, я их перепроверяю.
— По своей инициативе? Или тебя кто-то просил?
— Никто не просил.
Стас с Настей одновременно сощурились, пытаясь прочитать мысли друг друга, но, как всегда, в итоге сдались. Терехова в покер играла, как профи.
Но что за слухи она имела в виду? Явно ведь «тайную свадьбу» с Эмили. Саша тоже в это верит? Или ей все равно?
Распрощавшись со скрытным церберским семейством до завтра, Стас помчал на Патрики.
В своей квартире он не появлялся три года, и войдя, решил, что жилище кому-то продали, просто замки не сменили еще. Но потом осмотрелся получше.
Саша обставила его дом. Вот на стене висит соломенная чупакабра, которую когда-то забрали из старой звенигородской квартиры, а там китайская изогнутая ваза в углу — он точно помнил вазу, Саша ее ненавидела всей душой, но жалела выбросить.
Его журналы, старые и потрепанные, лежали во встроенной в стену полке. В спальне — мебель. На кухне — посуда. Офигеть.
Вроде бы мелочи, а приятно, улыбка до ушей. И понимал, что Саша из благодарности так поступила, но помешанному и это хлеб.
Стас бросил сумки у широкой кровати и посмотрел на часы. 19:40. Покурить, переодеться — и можно выйти в город, чтобы не оставаться наедине с мыслями. Привык к круговороту людей в своей жизни, и одиночество угнетало.