Изгнание. Книга 1 - Оксана Щербатая

   Потолок надо мной - совершенно серый, бугристый, с застарелыми подтеками воды. Стены - такие же серые, как потолок, и по ним бегают странные маленькие зверюшки, темно-коричневые, юркие, мерзкие, их здесь - бесчисленное множество! Позже пришло слово: 'тараканы'...

   Кто я? Зачем здесь? Это сон или явь?

   Несколько дней провела в том странном сарае, который на самом деле был одним из залов огромной фабрики-мастерской по производству живых подобий человека. Когда я узнала, что мы все здесь - биороботы? Иначе: 'клоны', не знающие своего предтечу. Есть клоны, - их немного, которых изготавливают по особым заказам: клоны господ.

   Как только мне в тело вживили мою первую обучающую программу, я поняла: что недавно родилась, то есть возникла; что я похожа на человека, но не человек, потому что создана иным способом. И для иной цели. Моя задача в жизни - обслуживать человека, работать для его пользы.

   Мои руки и ноги, сразу после вживления в тело первого чипа, немедленно обрели способность двигаться, совершать некие осмысленные движения. Но поначалу я двигалась неуклюже, часто падала, если пыталась встать резко.

   Как только обрела способность ходить и двигать пальцами, питательную среду от моих вен отключили. Несколько человек, - настоящих людей, - вживляли в нас программы и тут же заставляли садиться на наших досках, служивших ложами сотням или тысячам существ в огромном помещении-складе. Нас заставляли ходить попарно, держась за руки. Когда-то кто-то один падал, то невольно увлекал за собой второго.

   Наши 'учителя' первых шагов в жизни часто сердились на нас: кричали, топали, иногда били тех, кто не подчинялся сразу указаниям. Я плохо понимала, что от меня хотят, но зато понятие физической боли освоила сразу. Больно было, когда крутили за ухо. Когда грубо брили волосы: через несколько дней они начали отрастать на голове, как живая мягкая трава. Волосы... почему мне нельзя отрастить их? Ведь у наших воспитателей на головах - целые шевелюры разных оттенков!

   Очень трудно было держать ложку во рту: это называлось 'прием пищи'. Начальник, видя мою неловкость, что-то пытался втолковать нерадивой ученице, но я не понимала!

   И тогда, отняв из рук ту самую ложку, он стукнул меня ею по левому виску, назвав 'тупицей', годной на корм рыбам. Я думала, что он шутит. Оказалось, нет: некоторых из нашего помещения действительно отправили на 'переделку', как неудачные образцы. Мне повезло: через несколько недель я овладела всеми необходимыми навыками. Меня учили даже более тщательно, чем других: я была 'миловидным клоном', и на меня заранее была подана заявка. Работа уже ждала меня.

   Когда научилась нормально передвигаться, быстро и аккуратно пить и есть, самостоятельно одеваться и ходить в определенное помещение без посторонней помощи, мне вживили еще пару чипов, и начали ускоренно обучать выполнению будущих служебных обязанностей.

   Оказывается, мне предстояло стать горничной, да не где-нибудь, а на летательном средстве! В воздухе! Плохо понимала разговоры двух моих воспитателей, но помню, как тщательно меня учили держать в руках приборы для уборки помещений, как тщательно объясняли, что такое 'чистота', которую я буду поддерживать...

   Перед самым отправлением к непосредственному месту будущей работы, меня научили мыться. Не просто принимать душ, а мыться: активно смывать грязь с тела, делать самомассаж, давая отдохновение и удовольствие телу, так как подобные сведения могут оказаться полезными для работы. Им тоже может понадобиться массаж, а мои ласковые ручки так нежны...

   Грубые руки 'учителя' указывали мне на самые чувствительные точки на теле человека. В последний вечер он показал мне, как клиенты могут хотеть получать удовольствие от моего тела: перед ванной с водой опрокинул меня спиной вперед, заставив прогнуться, и быстро и неожиданно причинил боль, а затем вынудил принять вместе с ним ванну. Я тогда толком не поняла, что такое со мной произошло: слов таких не знала. Но, когда меня привезли на дирижабль, старшая горничная, быстро осмотрев меня, засмеялась: 'опять эти дикари из лепрозория клонов поторопились! Может быть, клиент бы захотел взять девочку целой! Ничего, исправим эту беду!'

   Вместе со мной на дирижабль прислали парня. Клона-мужчину, для выполнения самых тяжелых работ: в воздухе такая работенка бывает. Он носил огромные баулы путешественников, зачем-то его приглашали иногда в трюм и топливный отсек. Его звали Кардис-4, и он не умел вести беседу. Говорят, клоны похожи на тех, из чьей плоти их сделали, еще и характером.

   Работа мне далась легко. Много ли ума нужно для того, чтобы убрать каюты, протереть пыль, набрать ванну? Проще простого, тем более, что программа-чип заранее давала варианты возможных ответов на любую проблемную ситуацию.

   Моя программа даже содержала тексты популярных песен: оказывается, та, из чьей клетки меня создали, умела и любить петь, и это было учтено при моем создании. Когда работала, пела, - многим клиентам-мужчинам это нравилось, забавляло их. Поющей, я больше походила на настоящую живую женщину. Непосредственную и импульсивную.

   Спросила у старшей горничной: куда делась моя предшественница? Она очень удивилась: назвала меня сообразительной; но не ответила. Очевидно, мне не полагалось это знать. Однажды с Кардисом случилась неприятность: его придавило чем-то тяжелым, раздробив кость. Лечение заняло бы месяца два, и Кэрдиса куда-то отправили, а назад он уже не вернулся. Тогда я еще ничего не поняла, только через несколько лет страшная правда стала ясной.

   Шли годы. Дни пролетали незаметно в постоянной суете и беготне. Мои наряды постоянно менялись: я не понимала, зачем это? Я же горничная! Первые два года ходила с двумя русыми косами, - в парике, конечно, - нам по-прежнему каждую неделю зачем-то обривали голову; в длинном темном облегающем платье. Тогда была мода на средневековье, мне так сказал один из пассажиров, когда оставил меня у себя на ночь. За отдельную плату. В тот раз, впервые за всю службу на дирижабле, отлично выспалась, и поняла, что значит крепкий сон. Тот человек меня не обижал: рядом с ним было лучше, чем в комнате для прислуги, где мы спали в три яруса, а некоторые ужасно храпели. Сон клонов составлял в среднем четыре-шесть часов, по графику, и спать хотелось всегда. В первую полную ночь с пассажиром я еще не понимала: что такое 'плата', - нам не полагалось брать деньги, мы даже не знали их значения, живя на всем готовом. Мы не имели материальной заинтересованности в продукте своего труда.

   После мне довелось радовать взоры путешественников в образе греческой богини и египетской царицы; образы менялась в зависимости от моды. Мне, в сущности, было все равно, как я выгляжу: я не была хозяйкой самой себе. Но я пыталась мыслить, рассуждать, насколько хватало разума.

   Один странный клиент, нелепый и смешной, во время нашей с ним близости, рассердился, когда мне пришел приказ срочно убраться в соседнем номере. Рассердился настолько, что, узнав, кто мое непосредственное начальство, отправился к ней 'разбираться'.

   Когда он внес плату за мое недельное постоянное пребывание в его каюте, из моего тела извлекли все чипы. Я боялась, что после этого не смогу даже разговаривать, что все мои знания и умения - электронного происхождения, и без них я стану подобна резиновой кукле! Я ошиблась: за несколько лет пребывания на дирижабле в роли горничной, я многое запомнила: расположение помещений на корабле, имена всех членов персонала и живой команды, свои прямые обязанности.

   Я даже в состоянии была поддерживать беседу на бытовом уровне: мой Кирие предположил у меня своеобразное чувство юмора, и никак не мог поверить, что я - клон! В последний день полета Кирие ходил к высокому руководству, желая меня выкупить. Начальство согласилось.

   Я была счастлива от ожидания, но недолго: с Кирие случилась беда, он погиб, и мне пришлось остаться клоном, служанкой на воздушном судне. Но я изменилась даже внешне за ту свободную неделю, проведенную с человеком: стала более уверенной, гордой, веселой.

   Идею о том, чтобы не возвращать в мой организм удаленные чипы, -которые, как известно, помогают первичной работе, но сокращают жизнь, - внесла старшая горничная, полагая, что так, без них, я в некоторой степени, пусть внешне, напоминаю скорту, свободную женщину, способную увлекать мужчин. Мне оставили свободу мысли, украсив руку внешним коннектом. Я стала рискованным экспериментом.

   С работой справлялась и без всякой электронной начинки: все на судне было знакомо 'от' и 'до'. Но теперь у меня появилась возможность мыслить и чувствовать в большей степени, чем ранее, когда мои мысли были навязаны извне разными программами.

   Стало гораздо труднее уживаться с другими клонами, казавшимися мне тупыми скотами. Большинство из них было не в состоянии запомнить букв! Не говоря уже о том, чтобы составлять их в слоги! Я же научилась читать и, тайком от пассажиров, после уборки читала простые книги, заказав их по визору. С каждым днем я изменялась все более, и оттого отчаяние мое еще усиливалось: замечала, как периодически исчезают в безвестность мои товарищи по работе.