Большой план апокалипсиса: Земля на пороге Конца Света - Я. Зуев

Глава 8 Великая французская смута

Я был бы плохим мыслителем и негодным гражданином, если бы, оставаясь сторонником монархии в Лондоне, не стал республиканцем в Париже.

И. Бентам

Заем под процент есть червь, подтачивающий прибыль.

Д. Дефо

Моя старая мечта состоит в тот, чтобы проценты были свободны, как и любовь.

И. Бентам

Новый мир был совсем не похож на Средневековье, и благородным рыцарям было трудно смириться с этими внезапными переменами: когда-то презренные менялы, которых любой дворянин мог приказать высечь, вдруг приходили к ним с расписками и векселями – и за спинами этих ростовщиков стояла королевская стража.

А. Пасынков

Глубочайшая правда войны в том, что исход битвы решается в разумах военачальников, а не в телах их воинов.

Сэр Лиддел Гарт

Это – чудовище в физическом и нравственном отношении, – все пороки соединяются в нем.

Виктор де Мирабо о своем десятилетнем сыне, будущем величайшем ораторе революции

Развитие роскошного образа жизни, начавшееся еще в олигархии, неудержимая потребность в деньгах приводят молодых людей в лапы ростовщиков, а быстрое разорение и превращение богатых в бедняков способствуют возникновению зависти, злобы бедных против богатых и злоумышленных действий против всего государственного строя, обеспечивающего богатым господство над бедными.

Платон

Если Реформация выступала борьбой за христианство с «человеческим лицом», то Великую французскую революцию вполне резонно назвать попыткой придать облику государства такой вид, чтобы он не вызывал у граждан неприязни и содрогания. По крайней мере, именно таковы были цели, декларировавшиеся накануне революции франкмасонами, которые, безусловно, сделали немало, чтобы подготовить переворот 1789 г. Однако вместо свободы, равенства и братства, обещанных масонами, Франция получила многолетнюю кровавую смуту. Причем самих франкмасонов не обвинишь в надувательстве, принимая в учет драматическую судьбу многих из них, в том числе и Филиппа Эгалите, великого магистра ложи «Великий Восток Франции», расставшегося с головой на эшафоте. Есть исследователи, склонные утверждать, будто франкмасонство само пало жертвой тайной силы, скрытно внедрившейся в его ряды и повернувшей вектор истории в требуемую сторону. Некоторые полагают такой силой орден баварских иллюминатов, созданный оккультистом Адамом Вейсгауптом, называвшим себя реинкарнацией египетского фараона Эхнатона. Может, так и есть, однако нельзя не признать: даже если вышеизложенное хоть в какой-то мере соответствует действительности, а прямых доказательств, естественно, нет, вожди иллюминатов не получили ровно никаких дивидендов от Французской революции. А кто тогда их, спрашивается, получил?

I. Мавр свое дело сделал…

Англия и Франция прожили бок о бок немало столетий, и их отношения далеко не всегда были безоблачными. Случались между ними и распри, и жестокие войны. Долгое время английские короли, как герцоги Нормандии, даже приносили французским сюзеренам вассальную присягу. А во времена Столетней войны английские монархи объявляли себя французскими королями. Одним словом, бывало по-разному. В XVIII столетии Британия несколько раз брала верх над гораздо более многолюдной континентальной соседкой, особенно крепко перепало королевству Бурбонов в Семилетней войне. И тем не менее именно оно, вопреки расшатанной экономике, оставалось самой могущественной страной Европы (с населением в 25 миллионов человек) и, следовательно, единственным и естественным конкурентом Британии из тех, что находились неподалеку. Что называется, только руку протяни. Как было не организовать во Франции Многолетнюю Кровавую Смуту, вошедшую в историю под именем Великой французской революции? Тем более что и почва была благодатной. Как пишет Александр Пасынков в монографии «Феномен ростовщичества», финал XVIII столетия ознаменовался во Франции экономическим хаосом и финансовыми спекуляциями, процентные ставки росли, а за ними и инфляция, куда ж без нее. Власти, правда, с этим явлением пытались бороться, в 1777 г. Парижский парламент даже запретил ростовщичество, и этот запрет продержался до революции. А. Пасынков пишет: «Запрет на получение ростовщических процентов активизировал финансовую буржуазию, и Франция через двенадцать лет получила свою буржуазную революцию, как Византия получила крестовый поход в ответ на меры против ростовщиков». Впрочем, и безо всякой революции то была неравная борьба.

Настала пора становления банковских капиталов, и европейские финансовые воротилы уже давно держали королевство Бурбонов за горло. Еще при Людовике XIV, монархе, которого придворные льстиво величали «королем-солнцем», финансовыми делами заправлял могущественный банкир Самуил Бернар293. Современники шутили, говоря, что «вся заслуга его состоит в том, что он поддерживает государство, как веревка повешенного». Примечательная характеристика, не правда ли? Сам знаменитый Вальтер Скотт, характеризуя создавшуюся ситуацию в объемистом труде «Жизнь Наполеона Бонапарта», отмечал: « Финансисты использовали правительство, как ростовщики – обанкротившихся мотов, которые одной рукой поощряют их привычки, в то время как другой выжимают из них все соки. Длинная цепь подобных грабительских займов и различные права и условия, данные в качестве залога, привела финансовые дела Франции в состояние полного хаоса» 294 .

Стоит ли удивляться тому, что последним генеральным контролером (иными словами, министром финансов) слабовольного и бестолкового французского короля Людовика XVI стал некто Жак Неккер295, уроженец Женевы и прямой ставленник международных финансовых воротил. Неккер сменил на этом ответственном посту (1776) француза Робера Жака Тюрго, безуспешно пытавшегося провести комплексные экономические реформы, предполагавшие распространение поземельной подати на дворянство с духовенством, отмену барщины и внутренних таможен и много чего еще. Упреки министра Тюрго в адрес членов королевской семьи, братьев Людовика и особенно королевы Марии-Антуанетты, зарекомендовавшей себя невероятной транжирой, вышли главному финансисту Франции боком, его оговорили и вышвырнули вон. Новый генконтролер, выходец из самой Швейцарии, страны банкиров, могущественный олигарх Жак Неккер пообещал Людовику XVI навести прямо-таки идеальный порядок. И навел. Заключенный при нем англо-французский торговый договор снизил пошлины на экспортировавшиеся во Францию британские промышленные товары, похоронив местные мануфактуры и спровоцировав таким образом тяжелейший кризис, а за ним и безработицу, и нищету, и грандиозный государственный долг, превысивший годовые доходы страны. Несколько раз отправлявшийся королем в отставку (1781, 1789), Неккер всякий раз восстанавливался в должности, а его опала в июле 1789 г., парализовавшая торги на парижской бирже, послужила сигналом для штурма Бастилии. Непотопляемый генконтролер снова уселся в старое кресло, теперь уже вознесенный туда на революционных штыках. Удалившись на покой лишь под конец 1790 г., когда Франция погрузилась в полный хаос, Жак Неккер преспокойно уехал в родную Швейцарию. Во Франции ему стало неинтересно, мавр свое дело сделал.

II. Стратегия «непрямых действий» в действии

В стратегии длинный обходной путь часто оказывается самым коротким; прямое наступление истощает нападающего и уплотняет оборону защитника, тогда как непрямой подход ослабляет защищающегося, выводя его из равновесия.

Лиддел Гарт

Так, может, и правы те западные исследователи (в первую очередь Джеффри Стейнберг), что называют Жака Неккера агентом влияния лорда Шелберна, применившего против Франции так называемую стратегию «непрямых действий», как ее охарактеризовал спустя еще столетие знаменитый английский военный теоретик сэр Лиддел Гарт, удостоенный за свои достижения рыцарского звания296. По Лидделу Гарту, эта стратегия сводится к тому, что атаковать противника в лоб – значит лишь даром тратить время и резервы. Чтобы врага победить, надо заставить его потерять равновесие. Вот, собственно, и вся премудрость, эх, жаль, не читал Георгий Жуков этих книг, сколько русских мужиков уцелело бы под Ельней, на Зееловских высотах и в иных, щедро политых кровью местах. Ну да ладно. Еще Лиддел Гарт утверждал, что стратегия «непрямых действий» может быть применима где угодно, и в бизнесе, и в политике, и просто в человеческих отношениях. Гарт, естественно, не изобретал велосипед. Он лишь проанализировал действия успешных стратегов прошлого, Александра Македонского и Ганнибала, Велизария и Сунь Цзы. Не знаю, обошел ли он вниманием опыт лорда Шелбернского, да это и не важно, мы можем позволить себе провести анализ самостоятельно.