Путь диких гусей - Вячеслав Софронов

Зайла опустилась прямо на мокрый песок и заплакала. "Неужели нам придется погибнуть одним на этом пустынном берегу? — с горечью спрашивала она себя. — Неужели нет никакого выхода? Кого позвать на помощь? О Аллах, сжалься надо мной, посоветуй, как поступить".

Чем больше она думала о своем безрадостном положении, тем больше склонялась к мысли, что одной ей Едигира не спасти и не выходить. Нужна была чья-то помощь, но к кому обратиться, когда вокруг полно врагов. А как отличить, кто рядом с тобой — Друг или враг?

Но когда прошел первый приступ отчаяния, и она чуть успокоилась, то неожиданно решила, что все обстоит не так уж и плохо. "У меня есть кресало, значит могу развести огонь. Есть сети, значит поймаю рыбу, изжарю ее, поем, появятся силы…"

И, оставив лодку с Едигиром на берегу, она отправилась собирать сухие ветки, во множестве лежащие вдоль берега. Нашла она и пучки травы и кусок бересты и, сложив все это в кучу, начала с помощью кресала разжигать костер. Долгое время у нее не получалось выбить хорошую искру, которая бы запалила траву, а затем и бересту, Наконец одна искорка попала на сухие травинки и показался слабый дымок. Зайла тут же бросила кресало и начала раздувать слабый огонек, прикрыв его собой.

Клубы дыма медленно выползали из костра, а огня все не было. Зайла начала уже кашлять от непрерывного дутья и едкого дыма, попадающего в рот и глаза. Но вот дым исчез и из травы вырвалось малое пламя. Зайла чуть не закричала от радости, до того ей не верилось, что она смогла сама добыть огонь. Подсунула бересту. Занялась и она. От бересты маленькие тоненькие веточки, от них большие…

Зайла вскочила на ноги и прошлась вокруг своего костра в танце, раскинув руки и прихлопывая в ладоши. К действительности ее вернул громкий собачий лай. Зайла подняла голову и увидела, что к ней направляется одинокая лодка с сидящим в ней мужчиной.

Первым ее порывом было броситься бежать от берега в сторону близкого леса. Но как бросить Едигира?.

"А если это враги? — обожгло ее, словно огнем от занявшегося костра. Но, посмотрев но сторонам, Зайла чуть успокоилась:- Если бы это были враги, то их бы было много. В незнакомой стране плавать на лодке по одному они не будут. К тому же они скорей бы прибыли верхом, а не по воде".

Присмотревшись к мужчине, что неторопливо греб в ее сторону, она разглядела сухое морщинистое лицо и сообразила, что тот достаточно стар и навряд ли причинит ей какой вред.

— Может, даже поможет мне вынуть Едигира из лодки и спрятать его подальше от всех… — прошептала Зайла. — Помоги мне, Аллах!

Лодка незнакомца мягко причалила рядышком с лодкой беглецов. Это было выполнено так мастерски, что Зайла даже залюбовалась, как мужчина, правивший своей долбленкой, неторопливо и ловко направлял ее, не тратя притом лишних усилий.

Не выходя на берег, пришелец перегнулся через борт и заглянул без всяких церемоний в лодку, где на дне лежал неподвижный Едигир.

— Вай, вай, вай, — запричитал он, — одни мертвецы встречаются мне сегодня. Сколько же их поубивали проклятые степняки? Это твой муж или брат?

Но Зайла-Сузге предпочитала отмалчиваться, пока не узнает, что за человек подплыл к ним и что у незнакомца на уме. На всякий случай она захватила из лодки обломанный нож, найденный ею в селении, и держала его в плотно сжатом кулаке за спиной.

— Вот плыву себе к родичам, и одни мертвяки по берегам лежат. Что это за времена пошли, я говорю, И чего люди не живут по своим улусам, не растят детей, не радуются жизни? Двое моих сыновей погибли, и теперь мне на старости лет надо кормить себя и внучат и старуху свою, — продолжал старик без перерыва, словно боясь, что его могут перебить и не дать договорить.

Зайла, осознав, что от приплывшего старика ждать плохого, верно, нечего, подошла поближе к берегу и улыбнулась. Старик неторопливо выбрался из своей долбленки и, кряхтя, сделал несколько шагов на полусогнутых ногах, опираясь на весло, служившее ему вместо костыля.

— Откуда вы плывете? — осторожно обратилась Зайла к нему.

— Ой, есть такое селение, купцы его Бабасанами зовут, там я и живу. А плыву аж до бобровой речки, где живут мои дальние родичи. Да я уж говорил тебе об этом. А зовут меня все старым Назисом-рыбаком. Всю свою жизнь на этой реке прожил и на ней, верно, и помру.

— Дедушка Назис, — тихо обратилась к нему Зайла, — помогите мне вынуть его из лодки, — и она показала рукой на Едигира, — он не мертвый, он после сражения не приходил в себя. Я боюсь за него… — голос ее дрогнул, и две слезинки скользнули по щекам.

— Э-э-э… живой, говоришь… Однако впрямь дышит, — Проговорил старик, наклонив свое ухо к груди Едигира. — какой панцирь богатый, — зацокал он тут же языком в восхищении, словно ребенок, который не умеет скрывать свои чувства. — Кто он? Бек? Хан?

Но Зайла словно не слышала новых его вопросов, а вошла в воду и взялась за ноги Едигира, пытаясь извлечь его из лодки.

Старик засуетился и ухватил лежащего за плечи, потянул к себе. Вдвоем, тяжело дыша, они подтащили Едигира к самому костру и положили на песок. Зайла быстренько принесла шкуры и тряпки, взятые в селении, чуть обогрела их на разгоревшемся костре и подоткнула под грузное тело любимого.

Старик внимательно наблюдал за ее действиями и неожиданно произнес, слегка склонив голову:

— Однако ты, девка, не наших краев будешь… Так говорю?

— Почему вы так решили, дедушка Назис? — засмеялась Зайла.

— Меня, старого, трудно провести. И говоришь ты не так, как наши девки. И шкуры трясешь по-другому и… — он замялся, — одно слово, красивая ты девка, а такие в наших селениях не живут, точно говорю. А таких белых рук я отродясь не встречал. Царские руки…

— Вы уж скажете, царские… — Зайла даже покраснела от столь лестных слов в свой адрес, — до царицы мне далеко пока.

Но старик, казалось, и не слушал ее, а, сказав что-то, мигом переключился на другое и спешил поделиться увиденным.

— Вот и муж твой, или кем он тебе доводится, тоже не простой охотник, И по панцирю вижу и лицо другое, Где-то я его встречал, а вот где, и не упомню уже теперь… Стар совсем стал, глаз не тот…

— Не знаю, как и помочь ему, — горестно произнесла Зайла, отирая выступившую из раны на голове кровь, — боюсь, что не сохраню его.

— Да-а-а, — протянул Назис, о чем-то раздумывая, — кем бы он ни был, а все ж таки человек. Надо с него панцирь снять и кольчугу тоже. Тепло ему нужно. Давай-ка, дочка, снимем с него все вооружение.

С этими словами Назис опустился на колени и принялся умело освобождать тело бездыханного сибирского хана от доспехов. Зайла помогала ему всеми силами, не показывая, что ей до жути страшно за жизнь этого человека. Но дрожащие руки, прерывистые движения выдавали ее с головой. Рыбак, вероятно, отметил это про себя, но ничем не показал, а, все так же горестно вздыхая, постепенно стянул с Едигира и панцирь, и кольчугу.

— Возьми-ка у меня медный кувшин в лодке, набери водицы и поставь на огонь, а я пока в лес схожу, поищу травок разных. Все поняла, дочка? — ласково обратился он к Зайле. — Выходишь своего любимого. Как не выходишь, коли любишь так. Я хоть и глазами худо вижу, да сердцем чую все покамест.

Тяжело переводя дыхание, он отправился в лес, а Зайла набрала в медный кувшин воды и поставила на огонь.

Старик вернулся не скоро. Уже два раза подбрасывала Зайла ветки в костер и начала беспокоиться: не случилось ли что со старым рыбаком. Наконец он, неслышно ступая, подошел к костерку, неся в руке пучки травы и коренья.

— Вот, бабка моя завсегда эти травки и корешки заваривает, коль болящий кто из родни или соседей бывает, Повезло тебе, девка, ай повезло, что я рядом плыл. А коли бы не остановился? Как бы ты тогда мыкалась? А?

— Аллах велик, потому и помог моему горю, — проговорила Зайла и тут же спохватилась, что сказала лишнее.

Старик повернул к ней голову, неторопливо внял старую баранью шапку, вытер ею испарину на плешивой макушке и тихо сказал:

— Сразу я, девка, понял, что не наших кровей ты будешь. А теперь ты и сама о том дала знать. Вот и купцы, что к нам ездят, тоже все своего Аллаха поминают. Ничего в том плохого нет, но выходит, что и воин этот калечный тоже из степняков будет?

— Нет, дедушка, нет, — едва ли не закричала Зайла, испугавшись, что единственный помощник может покинуть ее, — то ваш хан, Едигир. Помогите ему, заклинаю вас всем, что дорого и свято на этой земле, помогите, не бросайте нас.

— Хан Едигир, говоришь… — в глубокой задумчивости проговорил рыбак, — то-то и говорю, что видел его где-то… Да, дела, однако, пошли… Как не помочь? Тут дело такое, что и немощному врагу помогать надо. Ладно, я вас не видел, а вы меня не встречали. — И старик сам принялся готовить отвар из принесенных им трав.

Когда в кувшине забулькало и закипело, то Назис вылил отвар в глиняную чашку, дал ему остыть и с помощью Зайлы вылил весь напиток в рот Едигиру. Потом он притащил из лодки здоровенную рыбину, чем тут же привлек внимание лохматых собак, терпеливо лежащих на песке, и велел запечь ее в золе.