Пай-девочка - Королева Мария

— Но тогда зачем?

— Что?

— Если он кажется тебе таким невыносимым, зачем ты тогда с ним…

— Я хотела понять, чем он тебя зацепил. Что в нем особенного? Почему ты по нему сохнешь? Чем я хуже?

— Ну и как? — помолчав, спросила я. — Поняла?

— Нет.

Юке хотелось, чтобы всё было по-прежнему. Она старалась. Я же не могла не заметить, что она старается. Она приходила ко мне, наряженная словно на первое свидание. Всегда со свежим маникюром и в красивом платье. У Юки было больше нарядов, чем у профессиональной модели. В последнее время она отдавала предпочтение ярким расцветкам. Раньше я бы позавидовала её смелости — сама-то я ни при каких обстоятельствах не отчаялась бы напялить ярко-розовую юбку в комплекте с блузой в крупный горох. Но сейчас её попытки выглядеть экстравагантно казались мне смешными. Я понимала, что в ней не хватает шика для того, чтобы не выглядеть сметной в этих клоунских одеждах.

А однажды она пришла ко мне ночью. У Юки был ключ от моей квартиры — мне ведь лишний раз вставать ни к чему.

Юка была пьяна. Не то чтобы совсем на ногах не держалась, а так — в легком подпитии.

— Настюха! Просыпайся, я пришла! — гаркнула она, споткнувшись на высоченных каблуках.

Я поморщилась. «Настюхой» называл меня Генчик, и это фамильярно-небрежное «Настюха» означало конец самого романтичного лета в моей жизни. Приподнявшись на кровати, я увидела Юку — её косметика размазалась, её юбка задралась, подол был отчего-то заправлен в симпатичные полосатые колготки.

— Юка! Какой кошмар, неужели ты так по улице шла?

— А что такое? — Она взглянула вниз, охнула, но потом хрипловато расхохоталась: — То-то я думала, на меня все так странно смотрят! Блин! — Она неловко одернула юбку. — Где же это я так? Наверное, когда ходила туалет… О Боже, меня сейчас стошнит!

У нее подломились ноги, и Юка осела на пол.

— Только не в моей квартире, — мрачно вздохнула я. Почему-то мне совсем не было её жалко. И не возникло желания подбежать к ней, предлагая помощь. Некоторым людям идет легкое опьянение. Но не Юке.

— Хоть бы помогла, — капризно протянула она, пытаясь подняться. — Черт, пол шатается.

— Юка, а зачем ты вообще пришла? — не выдержала я.

— Потому что думала, что мы подруги! — Ей удалось наконец скинуть туфли. — Все, без каблуков проще будет. Ну, Ликочка, давай!

Держась немытыми ручонками за светлые обои, она поднялась на ноги. Посмотрела на себя в зеркало и жеманно прошипела: «Фу!» Я заметила, что колготки её продрались на больших пальцах. От Юки пахло потом и сандаловыми духами.

— Боже, где ж ты так набралась?

Я медленно и осторожно — как учил врач — встала с кровати.

— Сама не помню где. — Она размотала полосатый шарф. — Кажется, я была в каком-то баре с каким-то мужиком.

— Очень милое воспоминание, — хмыкнула я, — в каком-то баре с каким-то мужиком. А заразиться не боишься?

— А ты меня не поучай! — топнула босой ногой она.

— Ладно, иди в ванную. Я сварю тебе кофе. Есть хочешь?

— Зачем мне кофе? — глупо заморгала она. Еще никогда она не казалась мне настолько глупой.

— Чтобы протрезветь. Ты же на человека не похожа. — Я лихорадочно пыталась вспомнить, есть ли в моём доме кофе.

— А я не хочу трезветь! — пропела Юка. — Я, может быть хочу петь! И танцевать!

Она подхватила шарф и закружилась по комнате, задрав подбородок вверх. Что за жалкое это было зрелище! Её жеманное кокетство резко контрастировало с неумытой физиономией, черными полукружьями под глазами и драными чулками. Подойдя ближе, я вдруг заметила, что один глаз у Юки привычно зеленый, а другой мутновато-серый. В первый момент я отпрянула. Но потом сообразила, что пугающая метаморфоза вряд ли имеет нечто общее с колдовством. Скорее всего здесь не обошлось без контактных линз.

— Юка, у тебя что, глаза серые?

— Сама ты серость! — Она вплотную подошла к зеркалу и ахнула. — Черт, куда делась моя линза?! Это беда! Может быть, мне надо на свидание. Как я пойду с разными глазами?! Это кошмар.

— Это не самый худший из твоих кошмаров. — Мне удалось усадить её на кухонную табуретку.

У меня нет совершенно никакого опыта общения с алкоголиками. Я не знаю, как заставить человека протрезветь. Кофе в кухонных шкафчиках не было. Может быть, заменить его крепким чаем? Кажется, я слышала ещё что-то об ударной дозе витамина С. В холодильнике нашёлся апельсин — я протянула его Юке.

Юка запустила апельсин в стену. Во все стороны брызнул липким оранжевый сок. Это её рассмешило. Она смеялась, уронив растрепанную голову на руки. Я с отвращением смотрела на неё и не знала, что сказать. Её чересчур костлявые плечи (кто сказал, что эталоном красоты должны быть бесполые манекенщицы?!) судорожно вздрагивали. Со спины даже непонятно было смеется она или рыдает. Но я-то знала, что смеётся. Её темные волосы были грязными и пахли табаком. Лак на длинных ногтях облупился. Один из ногтей как-то странно повис на пальце. Я наклонилась ниже и внезапно поняла, что ногти у Юки накладные, приклеенные.

«Просто вечер сюрпризов какой-то! — невесело усмехнулась я. — Какие новости. Глаза у нее не зеленые, ногти короткие. Может быть, и волосы не свои? Что, если парик?»

Я брезгливо уцепилась за сальную свалявшуюся прядь и несильно дернула.

— Эй, больно же! — возмущенно взвизгнула Юка.

— Дура ты, Настя, — вдруг сказала она абсолютно трезвым голосом.

Я недоверчиво на нее посмотрела — неужели разыгрывает? К чему все это пьяное представление, если на самом деле эта ненормальная трезва? Что она хотела доказать? Но нет — взгляд её оставался мутным. Иллюзия.

— Почему? — устало спросила я.

— Что?

— Почему дура?

— А помнишь, как я плакала?

— Плакала?

— Плакала, — улыбнулась Юка, — на конкурсе красоты, в туалете.

— Помню, — сказала я.

— Из-за тебя, — вздохнула Юка. — Рядом сидел этот идиот Стасюк, я могла заполучить его только так.

— И заполучила, кажется, — жестоко напомнила я.

— Ну да, в постель. Но у меня мог бы быть с ним настоящий роман, понимаешь? И уж он-то вытащил бы меня из этой грязи! Я бы стала знаменитой телеведущей, звездой, перед которой преклонялись бы все!

Интересно, она сама понимает, что это пьяный треп, или искренне верит в свои слова? Похоже, верит. Даже глаза разгорелись. А может быть, я к ней все же несправедлива?

— А я только о тебе и думала. Мне было жарко от того, что ты сидишь рядом. — Она протянула руку через стол и вцепилась в мое запястье. Хватка у Юки была железная.

Я поморщилась:

— Не надо.

— Я для тебя выступала, а не для этих паршивых зрителей. И когда я разгуливала по сцене в бикини, я волновалась о том, чтобы моя фигура показалась красивой тебе.

— Твоя фигура кажется мне красивой. Ты красивая, Юка. Довольна? А теперь прими душ и иди спать. Мне нельзя так долго стоять.

— Бедненькая, — всплеснула руками Юка, — прости меня, я совсем забыла о твоей спине. Какая же я эгоистка.

Юка поднялась со стула и, придерживаясь за край стола, подошла ко мне. Я инстинктивно отступила назад и оказалась прижатой спиной к стене. Юка приобняла меня за талию. Я ничего не могла поделать, врач запретил мне резкие движения. От неё кисло пахло дешёвым вином.

Я пробовала дышать ртом, но не могла избавиться от навязчивого зловония.

— Прости меня, Настюша!

— Хорошо я пойду спать. А ты ложись на кухне. Раскладушка на антресолях.

Она, казалось, меня даже не слушала.

— Я была такой мерзкой. Представляю, как ты со мной намучилась. Но теперь всё будет по-другому, да? Ну, скажи мне, что да. Скажи, пожалуйста.

— Юкочка, мы поговорим обо всём завтра. Я спать хочу.

— Пойдем, я тебе помогу. Я же знаю, что тебе одной тут сложно. Идём, я уложу тебя в кроватку.

Меня передёрнуло от отвращения.

— Нет уж. Сама справлюсь.

— Я так одинока, Настя. Если бы ты знала. Ты думаешь, я не замечаю, как люди ко мне относятся?