Свидетель, не увидевший свет (сборник) - Алексей Макеев

– Не буду, не буду. Больше ничего?

– Больше ничего. Ни родимых пятен, ни шрамов.

– А она рожавшая, нет?

– Нет, не рожавшая. Она молодая совсем, не больше двадцати. Вон у меня заключение на столе, можешь ознакомиться. Я с него тоже копию снял.

– Вот теперь окончательное спасибо, Коля! – Гуров пожал эксперту руку и, взяв все документы, направился к выходу.

Когда он вернулся в свой кабинет, Крячко на месте не было, видимо, отправился обедать, не перезвонив. Полковник посмотрел на часы. Было десять минут седьмого, рабочий день официально уже закончился. Но Гуров знал, что Крылыч торчит в своем подвальчике до глубокой ночи, а иногда и ночует там, потому что ему неохота тащиться в Бескудниково. Поэтому он решил все-таки наведаться к нему, предварительно позвонив Орлову и сообщив о своих намерениях. Орлов дал добро, добавив, чтобы Гуров, в случае чего, подтягивал и Крячко в помощь, но полковник в ней сейчас не нуждался.

«Пусть себе обедает, – решил он, спускаясь по лестнице к выходу из управления. – Созвонимся, если что».

Глава 3

Гуров сел в свой автомобиль и отправился на улицу Октябрьскую. Спускаясь в подвальчик, он обратил внимание на вывеску на двери, которая всегда его умиляла. Она была краткой и информативной: «КРЫЛЫЧ БЬЕТ НАВЕРНЯКА». Непосвященным она могла показаться двусмысленной, но что интриговала – это точно.

В тесной комнате царил полумрак. Светло было только в дальнем углу, где возле столика виднелась склоненная спина Крылыча. Тот был в наушниках и не слышал, как вошел сыщик.

Лев подошел ближе и постучал по спине Крылыча. Тот мгновенно обернулся, на лице его выразилось удивление, а губы уже расплылись в улыбке:

– Лев Иваныч! Какими судьбами? – протянул он узкую ладонь для рукопожатия. – По службе или по дружбе?

– По велению сердца, Антон, – ответил Гуров, тоже улыбаясь. Крылыч, в черной бандане с черепами, делавшей его похожим на средневекового викинга, и открытой черной футболке, сквозь которую были видны его украшенные татуировками руки, понимающе кивнул:

– Значит, по службе.

– Ну, не совсем. По службе я мог бы тебя повесткой вызвать, а так – видишь, сам пришел. Думаю, зачем отвлекать творческого человека от дела, вдруг вдохновение ему собью?

– Да ладно вам, Лев Иваныч! – засмеялся Крылыч. – Видно, просьба у вас ко мне не совсем официальная, вот вы и пришли. Иначе с чего бы так расшаркивались?

– Плохо ты обо мне думаешь, Антон! – упрекнул Гуров. – Прямо скажем, неблагодарный ты человек.

– Я-то? – изумился Крылыч, обиженно оттопырив нижнюю губу. – Вот это вы зря! Я вас, Лев Иваныч, глубоко уважаю и все хорошо помню, а не говорю этого потому, что трепаться не люблю.

– Ой, вот что-что, а трепаться ты как раз любишь! Ладно, не обижайся, пошутил я. Слушай, Антон, дело у меня к тебе и впрямь есть по твоей части. Скажи, вот такую картинку тебе делать не приходилось?

Лев достал лист с изображением татуировки на ягодице погибшей девушки и протянул Крылову. Тот взял и, едва бросив взгляд, тут же помотал головой:

– Нет, не моя работа. Такую не бил.

– Уверен? Не ошибаешься?

– Лев Иваныч, если бы вас спросили – не вы расследовали дело об убийстве Кеннеди, вы бы ошиблись?

– Резонно, – усмехнулся полковник. – Просто я подумал, что у тебя, должно быть, много заказов…

– Так и у вас дел, наверное, немало было за все годы! Нет, не моя работа, – повторил Крылыч.

– Ладно, понял. Скажи, а кто мог бы такую сделать?

– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Сейчас салонов полно.

– У меня есть подозрение, что это авторская работа. И рисунок не избитый, и, главное, вот эта надпись. Тут явно что-то личное.

– Да ничего тут личного! – махнул рукой Крылов. – И надпись обычная. Просто она готическим шрифтом набита, вот и кажется какой-то непонятной. А на самом деле тут все просто – «Я буду любить тебя вечно». Я уже такие бил. А увлечение готикой случается у многих подростков. Потом проходит само собой. Как ОРЗ. Я-то знаю, в свое время тоже переболел.

– Готикой? – удивленно поднял брови Гуров.

– В дни моей скорбной юности готика не была столь популярна. Не готикой, так андеграундом – какая разница? Все это временное, и все проходит.

– Вот как? А что же настоящее?

– Лев Иваныч, – устало проговорил Крылыч. – Это уж у каждого свое. Я вот раньше музыку сочинял и думал, что это настоящее. Водку пил, героином ширялся, и казалось мне, что живу настоящей жизнью. А потом понял, что музыка моя – тьфу, бездарщина и на фиг никому не нужна, и вообще все это – дерьмо и бездарная трата времени. А сейчас вот я занят поистине любимым делом, которое к тому же приносит радость людям. Это и есть – настоящее!

Гуров сдержал улыбку, выслушав это примитивное, но искреннее объяснение, и вернулся к своему вопросу.

– Так все же, Антон? Как ты думаешь, к кому могла бы пойти девушка, увлеченная готической субкультурой, чтобы сделать себе такую татуировку?

Крылыч неопределенно пожал плечами. Гуров бросил на него пристальный взгляд и спросил как бы между делом:

– С травкой-то как? Завязал?

Крылыч кивнул, не глядя.

– А если хорошо поискать?

– Лев Иваныч! – Крылыч отбросил черный маркер, которым выводил на листе бумаги какой-то узор. – Зачем угрожать? Разве мы с вами первый день знакомы?

– То-то и оно, что не первый. И ты знаешь, что я почем зря никого хватать не стану и тебя не подставлю. Если человек тут ни при чем, ему ничего не грозит. А вот если он в курсе, то может здорово помочь. Потому что девушку с такой вот татуировкой убили.

– Как? – помолчав, спросил Крылыч.

– Шею свернули и в воду, – жестко произнес Гуров.

– Звонил мне полгода назад один человечек… – почесав подбородок, медленно проговорил Антон. – Спрашивал, нет ли у меня эскизов лилии…

– Ну! – поторопил его Лев. – Что за человек?

– Некит его зовут.

– Никита, что ли?

– Да. Фамилию не знаю. Он на Стрелецкой сидит в подвальчике, там бьет.

– А он не говорил, для кого ему нужен такой эскиз?

– Нет, не говорил. Пацану вроде какому-то знакомому.

– Пацану? – удивился Гуров. – Не девушке?

– Он говорил – пацану. Я особо не интересовался. Сказал, что нет у меня, на том и распрощались.

– Слушай, Антон, дай-ка мне телефон этого Некита, – торопливо проговорил Гуров, доставая блокнот. – И адрес поточнее скажи!

Он щелкнул авторучкой и записал продиктованные Крыловым данные. После этого перекинулся еще несколькими фразами, пожелал удачи и творческих успехов и пошел к выходу из мастерской.

– Лев Иваныч! – окликнул его Крылыч, и сыщик, обернувшись, вопросительно посмотрел на него.

– Вы в следующий раз, если что, про травку не заговаривайте, ладно? – попросил тот.

– Антон, ты если куришь эту дрянь – кури, дело твое. Я вмешиваться не стану. Но если тебя с ней повяжут, имей в виду – отмазывать не стану. Так что лучше не попадайся!

Радуясь, что дела, худо-бедно, пошли, Гуров решил не откладывать визит к Никитосу. Пока что он вел расследование сам, оставив Крячко в отделе дальше читать сводки и гонять чаи – одним словом, заниматься самой скучной работой. Сейчас ему не требовалась никакая помощь, беседу с татуировщиком он спокойно провел бы и сам, и направился в тату-салон.

Еще сидя у Крылыча, Лев ощутил, что у него сильно болит голова, что вообще-то случалось с ним не часто. Поначалу он списал это на духоту и жару и, сидя в машине, включил кондиционер. Однако почти сразу же его стало знобить, и он, съехав к обочине, остановил машину. Руки дрожали, тело ломило. Некоторое время полковник посидел неподвижно, мысленно решая, что делать дальше. Похоже, он заболел. Непонятно, каким образом, но факт. По-хорошему, конечно, нужно было ехать домой, ложиться в постель и принимать противовирусные препараты, отложив все дела до выздоровления или хотя бы до завтра, а визит к татуировщику поручить Крячко. Но Гурову очень не хотелось этого. Не из-за того, что он не доверял Стасу, а потому что ему не хотелось выпадать из обоймы даже на сутки.

Он посидел еще немного, затем включил двигатель и медленно поехал вдоль улицы. Доехав до ближайшей аптеки, купил несколько современных препаратов, рекомендованных к применению при первых признаках простуды. Присовокупив к этому бутылку минеральной воды и упаковку витамина С, вернулся в машину, тут же развел сразу два пакетика в пластиковом стаканчике, выпил не спеша и откинулся на подголовник. Так Лев просидел минут семь.

Вскоре он почувствовал реальное облегчение: головная боль, чугунным ремнем стягивавшая виски, отступила, дрожь в руках унялась, его больше не знобило. Оставалось легкое головокружение и общая слабость, но это полковник решил перетерпеть. Он снова включил двигатель и поехал к татуировщику.

Заведение это находилось далековато от салона Крылыча. Добравшись до нужного места, Лев решил на всякий случай еще немного передохнуть на сиденье. Ему необходимо было собраться с силами, что еще оставались.