Повести - Генрих Гофман

— Что случилось? — крикнул он пробегавшему мимо фельдфебелю Вальтеру Митке, который дежурил по ГФП в эту ночь.

— Партизаны взорвали водокачку в городе! Срочно выезжаем на место происшествия!

Потемкин метнулся было будить Дубровского, но Леонид уже натягивал брюки.

Через несколько минут следователи и переводчики ГФП уже сидели в кузове крытого брезентом грузовика. Окликнув каждого, убедившись, что все на месте, Рунцхаймер забрался в кабину водителя. Взревел мотор, и грузовик выехал за ворота.

До водокачки было не более двух километров. Когда Леонид Дубровский вместе с остальными сотрудниками команды Рунцхаймера выбрался из машины, возле полуразрушенной водокачки бегали полицейские с белыми повязками на рукавах. Среди них Дубровский заметил начальника вспомогательной полиции. Тот стоял около груды битого кирпича и отдавал какие-то распоряжения своим подчиненным.

— Господин Дубровский, — раздался властный голос Рунцхаймера, — следуйте за мной!

Не оглядываясь, не проверяя, услышал ли переводчик его команду, Рунцхаймер зашагал к водокачке, туда, где стоял Козлов. Он шел быстро, размашисто переставляя длинные ноги, сцепив за спиной костлявые руки с тонкими волосатыми пальцами. Его узкие, сутуловатые плечи заметно раскачивались из стороны в сторону.

«Настоящий дылда», — подумал Дубровский, еле поспевая за шефом. Он шел вслед за ним, всего в двух шагах, поэтому чуть не натолкнулся на Рунцхаймера, когда тот неожиданно резко остановился, нагнулся, поднимая с земли какой-то предмет. Выпрямившись, Рунцхаймер обернулся к Дубровскому:

— Как по-вашему, что это может быть?

Леонид оглядел протянутую к нему руку. На ладони Рунцхаймера лежал небольшой кусок покореженного металла. Дубровский молча пожал плечами.

— А я вам скажу. Это осколок мины. Судя по размерам, противотанковой мины. Быть может, именно этой миной взорвана водокачка. Да, да. Это свежий осколок. Посмотрите, никаких следов ржавчины. Сохраните его.

Передав осколок Дубровскому, Рунцхаймер повернулся к нему спиной и зашагал дальше. Навстречу бежал начальник русской вспомогательной полиции. Остановившись в нескольких шагах от него, Рунцхаймер подождал, пока тот приблизится, и, не подавая ему руки, все так же сцепив их за спиной, спросил:

— Господин Козлов и сейчас будет утверждать, что в Кадиевке нет партизан?

Не понимая вопроса, начальник полиции, словно провинившийся мальчишка, смущенно молчал. Он вопрошающе поглядывал на Дубровского.

— Переводите же, чего вы ждете? — повышая голос, проговорил Рунцхаймер.

— Господин фельдполицайсекретарь спрашивает: вы и теперь будете утверждать, что в городе нет партизан?

— Я никогда не утверждал этого. Возможно, они живут среди нас, но мы до сих пор не можем напасть на их след. По приказу господина Рунцхаймера мы вчера вечером расстреляли одиннадцать заложников за пожар на маслозаводе. Но ни один из расстрелянных даже перед смертью никого не назвал, хотя я обещал сохранить им жизнь, если они скажут, чьих рук это дело.

Дубровский перевел Рунцхаймеру слова начальника полиции.

— А что он скажет по поводу взрыва водокачки?

— Мои люди обследуют место взрыва. Водокачку охранял полицейский Степчук, которого мы пока не можем найти. Ясно лишь одно: под стену была заложена взрывчатка, — ответил Козлов.

— Не взрывчатка, а мина, — поправил Рунцхаймер. — Дайте-ка ему этот осколок.

Дубровский перевел, подал Козлову находку Рунцхаймера. Тот долго вертел осколок в руках, покачал головой и, возвращая осколок, сказал:

— Вы правы, господин фельдполицайсекретарь. Это была мина, и, может быть, не одна. Я думаю...

Его перебил подбежавший следователь Макс Борог.

— Господин фельдполицайсекретарь, мы ждем ваших распоряжений! Разрешите осмотреть водокачку?

— Да, да, да! Я думаю, вы и без меня могли бы принять такое решение. Не для прогулки же я вас сюда привез. Ступайте!

— Слушаюсь!

— Да! Фельдфебель Борог, дело с этой водокачкой я поручаю вам.

— Слушаюсь! Будет исполнено!

— Так что вы думаете? — спросил Козлова Дубровский, прежде чем перевести Рунцхаймеру последнее высказывание начальника полиции.

— Я думаю, что такую мину или несколько мин могли положить и вражеские лазутчики. Парашютистка, которую мы поймали два дня назад, не могла быть одна. Обнаруженный у нее радиопередатчик не имеет питания. Значит, батареи сброшены с кем-то другим. Кроме того, с радистами могли быть заброшены и диверсанты. Эту девчонку надо хорошо допросить. Но без вашего разрешения полиция не имеет на это права. Парашютистка числится за ГФП.

Выслушав мнение начальника полиции, Рунцхаймер помолчал немного, вытащил портсигар, достал из него сигарету, закурил и только потом сказал:

— Я не думаю, чтобы русские были настолько глупы. Подготовка диверсантов стоит больших усилий. Вряд ли русское командование станет забрасывать их ради такой мелочи, как водокачка. Для диверсий существуют более важные военные объекты. А парашютисткой я займусь сам. Полиции не следует вмешиваться в это дело. Лучше бросьте свои силы на выявление партизан в городе. Я уверен, что водокачка — это дело их рук.

Подождав, пока Дубровский перевел, Рунцхаймер неторопливо пошел к месту взрыва. Начальник полиции вместе с Дубровским последовали за ним.

Около сорока минут провел Рунцхаймер возле водокачки. За это время сотрудники ГФП обнаружили еще несколько осколков от взорвавшейся мины. И каждый осколок подтверждал, что мина противотанковая, советского производства. Теперь и Рунцхаймер стал подумывать о том, что виновниками этой диверсии могут быть советские парашютисты. Он еще не решил окончательно, что следует предпринять, когда к нему подбежал фельдфебель Макс Борог.

— Господин фельдполицайсекретарь, я полагаю, целесообразно произвести облаву на вокзале. Необходимо немедленно задержать на станции всех подозрительных. Среди них возможны диверсанты, причастные к этому взрыву...

— Хорошо! — почти не задумываясь, ответил Рунцхаймер. — Берите людей и отправляйтесь туда. По пути забросите меня и господина Дубровского к нам в штаб. Я сам хочу допросить русскую парашютистку.

— Слушаюсь, господин фельдполицайсекретарь! Будет исполнено.

Макс Борог побежал собирать своих сослуживцев, а Рунцхаймер и Дубровский направились к автомашине.

— Господин фельдполицайсекретарь, вы действительно полагаете, что это могли быть русские парашютисты? — спросил Дубровский.

— Вероятности мало. Но отвергать эту версию тоже нельзя. От русских можно ждать чего угодно. За два года войны я был свидетелем самых бессмысленных акций с их стороны. Иногда они ставили нас просто в тупик отсутствием всякой логики. К тому же фельдфебель Борог хотя и чех, но хороший следователь. Я доверяю его профессиональному чутью. Может быть, и на этот раз он не ошибается.

По возвращении в штаб Рунцхаймер отправил дежурного по ГФП фельдфебеля Митке в полицию за арестованной парашютисткой, а сам прошел в свой кабинет, жестом пригласив за собой Дубровского. Радостно повиливая хвостом, Гарас стремительно подбежал к хозяину, потом настороженно обнюхал переводчика и после властного окрика Рунцхаймера покорно улегся на своей подстилке.

— Господин Дубровский, — сказал Рунцхаймер, доставая из ящика письменного стола стопку бумаг с машинописным текстом, — здесь несколько статей, предназначенных для местной газеты. Их писали разные люди. Я поручаю вам прочесть и дать свое заключение о целесообразности публикации.

— Разве это тоже входит в функции ГФП?

— Да-да! Гехаймфельдполицай занимается не только выявлением и уничтожением партизан, коммунистов, евреев. В нашу задачу входит и охрана штабов, и личная охрана командира соединения, и наблюдение за военными корреспондентами, фотографами, художниками. Мы осуществляем негласный контроль за тем, что они пишут, рисуют, фотографируют. И если редактор местной или немецкой военной газеты нашего соединения сомневается в каком-нибудь сообщении, он без промедления направляет материал к нам, в полевую полицию. Таким образом, наши функции гораздо шире, чем вы предполагали раньше. Шире и значительнее. Именно поэтому армейские офицеры с таким почтением, я бы сказал, даже с опаской, относятся к нам.

— Я понял, господин фельдполицайсекретарь! Я сейчас же просмотрю эти материалы.

— Нет, это не так срочно. Сейчас мы допросим советскую парашютистку, а потом вы займетесь этим. Подготовьте место для следователя Митке. Там, в шкафу, пишущая машинка. Поставьте ее сюда! — Рунцхаймер кивнул на свой письменный стол. — Здесь, напротив, поставим этот стул! — Он сам перенес от стены деревянный стул. А когда Дубровский поставил машинку и сдернул с нее чехол, распорядился: — Заправьте в нее бланк протокола допроса.