Вёшенское восстание - Андрей Венков

Руководство большевиков, наоборот, к переговорам относилось настороженно. Скорее всего, инициатива исходила «от низов». Как докладывал новый командир конной группы Мухоперец, «2 мая сего года наши разведчики съехались с разъездом противника и завели переговоры, за что воюют. После разговоров решили с той и другой стороны выслать парламентеров для переговоров. На второй день с нашей стороны выехал комиссар группы и комиссары Морского и Интернационального батальонов в сопровождении красноармейцев. Переговоры велись несколько часов». Мухоперец, боясь разложения своих войск, просил прибыть члена Реввоенсовета армии и либо прекратить переговоры, либо вести их от имени Реввоенсовета.[302]

Со стороны повстанцев в переговорах участвовали в основном казаки Боковского полка, по два от сотни.

Казаки предлагали дать им право выборов в Советы, не назначать никаких комиссаров, оставить при станицах часть советских и часть повстанческих войск поровну, а остальным с оружием в руках идти на фронт против белых.[303]

Ведущий переговоры комиссар конной группы Прибоченко сообщал: «Казаки согласны прекратить свой бунт, если не будут их расстреливать, и заявляют желание с вооружением идти на фронт под Новочеркасск. Я рассеял их опасения о расстрелах. Если они сдадутся мая 5-го дня. Казаки-кадеты обещали предоставить письменное согласие всех полков на сдачу. Выяснилось, что всего у них оперирует 10 полков». На докладе Прибоченко член РВС 9-й армии Ходоровский наложил резолюцию: «Сообщено Реввоенюжфронта, Ленину, Троцкому, Волынскому. 5/V. Ходоровский. Прибоченко предложено не давать казакам очередных обещаний, выяснить подлинную причину выступления казаков, усилить бдительность наших частей».[304]

Таким образом, было установлено перемирие до 5 мая.

Штаб конной группы раздирали дрязги. Вновь назначенные командир и политком не ладили друг с другом. Политком Стефан Прибоченко, человек вспыльчивый и неуравновешенный, обвинил командира в «киквидзевщине и мироновщине», в том, что тот, приняв командование, протащил в штаб 20–25 «своих людей». Командир Мухоперец, как истый украинец, обиду затаил и ждал момента, чтобы «показать» политкому.

Щекотливый вопрос о переговорах с восставшими казаками был воспринят ими с прямо противоположных позиций. Иначе и быть не могло. Дело осложнялось тем, что, согласно приказу от 30 апреля, части группы должны были к 6 мая очистить от повстанцев правый берег Дона. В связи с переговорами выполнение приказа конной группой откладывалось.

3 мая конные части Боковской группы оттянулись назад, вышли из соприкосновения с противником. Казаки, напротив, силою до 1500 всадников осторожно выдвинулись вперед и заняли слободы Верхнее и Нижнее Астахово, вклинились между эксвойсками 8-й и 9-й армий.

Экспедиционные войска 8-й армии в свою очередь двинулись вперед в районе хуторов Наполова и Верхне-Чирского, и казаки из Астахово 4 мая ушли в Каргинскую. Другие части экспедиционной дивизии 8-й армии продолжали напирать вдоль берега Дона. Перемирие между повстанцами и частями 9-й армии их как бы не касалось. Боевой 103-й полк еще 3 мая занял хутор Варваринский и поджег его, хутор горел всю ночь. Полк получил приказание наступать на Вёшенскую, не обращая внимания на появление кавалерии в тылу. 4 мая был убит помощник командира 3-го Кронштадтского полка. 5-го ранен командир 6-й сотни пешего Мигулинского полка Егоров.

На самом северном участке повстанческого фронта 4 мая несколько красных эскадронов из группы Дорохина совершили удачный набег на хутор Гремучий, где располагались 200 казаков с пулеметом. 28 казаков были взяты в плен, изрублено 48, убито 50, захвачен пулемет и часть обоза. Возможно, свою роль сыграло то, что красные в конце апреля захватили полевую книжку с пропусками у командира одной повстанческой пешей сотни.

Как видим, на остальных участках повстанческого фронта военные действия не останавливались. Начальник эксдивизии 9-й армии Волынский, кому непосредственно подчинялась Боковская группа, за все время переговоров лишь один раз упомянул о ее существовании в дневнике военных действий.

Командование конной группы донесло о переговорах с повстанцами непосредственно в штаб 9-й армии. Командир группы И. М. Мухоперец высказался о переговорах резко отрицательно. Комиссар же был сторонником переговоров и мирного разрешения конфликта, считал сдачу казаков вполне возможным делом. Продолжение переговоров заключалось в том, чтобы «с целью разведки… было позволено на одни сутки обменяться гостями». В лагерь повстанцев послали двух матросов, а в расположение Боковской группы привезли «кадета», казака Боковской станицы, чтобы он удостоверился в несправедливости слухов о зверствах красноармейцев. «Кадет» был уже известный нам Киреев.

Комиссар и «кадет» отправились в хутор Коньков, чтоб Киреев воочию убедился, что дом его цел, а родственники живы. Чтобы «посланец» не выведал расположения экспедиционных войск, его и не собирались держать где-либо вне родного дома. Жена Киреева, увидев своего мужа в окружении комиссаров и красноармейцев, почему-то решила, что его ведут зарубить у нее на глазах, и обмерла. Первый вопрос вернувшегося хозяина был о хозяйстве, и жена, малость отдышавшись, просто и ясно ответила: «Все забрали». Последующие разговоры с комиссарами о причинах восстания и об ошибке казаков, поддержавших мятежников, воспринимались Киреевым соответственно. Да и как иначе мог реагировать член Войскового круга, инициатор восстания на реквизицию своего скота красноармейцами? Прибоченко заметил настрой казака и в отчете указал, что «кадет» со всем соглашается и поддакивает, но ничему не верит — «коварством дышит».

В 9 утра 4 мая «делегат» был доставлен в штаб конной группы в станицу Боковскую. Перед тем как высказать представителю повстанцев свои условия, Прибоченко задал несколько вопросов. На вопрос: «Почему казаки восстали и на кого надеются?» Киреев ответил: «Вы сами заставили» и стал приводить данные, что в Казанской красными было расстреляно 360 человек, в Мигулинской еще больше, в Вёшенской — до 500 («в Дон под лед пустили»), в Боковской якобы расстреляли 140 человек. Примечательно, что в тех же воспоминаниях Киреев рассказывал, как в Боковской станице лишь 8 человек, участников казни Подтелкова и Кривошлыкова, приказали расстрелять, но не успели. То есть во время переговоров посланец мятежников сознательно сгущал краски, сваливал ответственность за восстание на советскую власть.

На вопрос, откуда у повстанцев оружие, Киреев ответил, что все казаки в отпуск приезжали с винтовками, а уезжали в часть без оружия, затем, когда пришли красные, по одной винтовке сдали. На кого повстанцы надеются? На себя. «Все равно и так и так нас побьют».

Помимо прочего, Киреев выдал советскому командованию один тактический прием повстанцев. Его спросили, почему во время наступления красных на Каргинскую повстанцы всякий раз бегут за Подгрушенскую гору, и «парламентер» рассказал, что за горой есть балка, и всякий раз, когда экспедиционные войска наступают, казаки бегут к ее верховьям. Там одна сотня занимает оборону, а другая заходит по балке красным в тыл, у красных начинается паника, первая сотня нажимает с фронта и берет трофеи. Так было семь раз.

Условия командования Боковской конной группы в изложении Киреева звучали так: «Первым долгом, по случаю нашего перехода на левую сторону Дона, чтоб в Вёшенской все камяги (лодки. — А. В.) были в полном нашем распоряжении; бои сейчас же прекращаются; наступать не должны обе стороны», в станицах будет оставлено по 50 вооруженных казаков и красноармейцев, в хуторах — по 25. То есть командование Боковской группы было как бы согласно с условиями, выдвинутыми повстанцами (оставить в хуторах и станицах «для порядка» поровну казаков и красноармейцев, а остальным идти на фронт под Новочеркасск), но для гарантии требовало сдачи мятежниками ключевых пунктов — станицы Вёшенской и переправ.

Киреев пообещал доложить об этих условиях полку и в сопровождении 13 конных красноармейцев был направлен на аванпосты для размена.

Возвратившиеся «из гостей» матросы доложили, что у противника перед фронтом конной группы в хуторах Лученском, Нижне-Кружилинском и Каргине по одному полку в три сотни, сотни — 50–40 человек, на три человека по две винтовки, патронов — 5–7 обойм на человека, получают патроны из Воронежа и Калача (этот факт Прибоченко особо отметил в докладе). «Большинство кадетов-казаков, старики из кулаков, твердо держатся — одни монархии, другие — кулацких советов, среди них имеется беднота, которую держат кулаки при помощи запугивания расстрелами, грабежами и пр. У казаков имеются офицеры, хотя командные должности выборные на сходе; при наших разведчиках состоялся митинг, было течение — кончить восстание сдачей, должны были выбрать делегатов в другие полки; старики-монархисты одерживали верх, когда наша разведка была удалена от собрания казаков…»[305] Тут Прибоченко ударился в другую крайность и отметил в докладе: