Трио-Лит 1 - Сергей Валентинович Литяжинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я буду звать тебя, как твоя мама звала тебя в детстве.
— Лялей? — растворяясь в неге и не открывая глаз, переспросила Лиля.
— Лялей.
Фёдор Павлович во время второго разговора с Руфулосом узнав, что тот по-прежнему в Злакограде, чуть было не выпал в осадок (по его собственному выражению).
— Похоже, у меня всё-таки будет хороший попутчик?! — весело проскрипел Карачагов. — Как насчёт владивосточного экспресса в два часа ночи?
— Отлично, — искренне ответил Рыжов, — с удовольствием.
Кстати, Фёдор Павлович примерно через сорок минут после первого разговора с Руфолосом и за несколько секунд до второго с недоумением смотрел на дисплей своего смартфона и думал: «Теперь-то ей чего надо? Всё же открылось. Все точки расставлены. Теперь поводов нет». Под незатейливую музыку меж тем на дисплее светились с улыбочкой четыре буквы, слово: «Дочь)». Карачагов, выйдя из ступора, насколько мог равнодушнее ответил:
— Алло.
Сначала он удивился голосу Рыжова, но вида решил не подавать и после уточнения всех деталей предстоящего путешествия подумал: «Ну а что? Дело молодое».
Билеты для себя и Фёдора Павловича на ночной экспресс «Владивосток — Москва» Рыжов оплатил онлайн.
Почти двенадцать часов влюблённые больше чем на десять минут не отрывались друг от друга, даже когда разговор заходил о научных изысканиях её отца. Надо сказать, что Лиле было абсолютно не интересно, с кем и о чём Гена разговаривал только что, ей хотелось думать, что обстоятельства не могут командовать Геной, что он сам решает, остаться с ней ещё на несколько часов или нет. Ей хотелось думать только о нём, поэтому новость о задержании Вясщезлова скрыть было просто. Москвич давно уже приметил, что Лиля мрачнеет, когда разговор заходит о Поповиче, и решил бесстрашно о нём молчать. И это получалось у Рыжова блестяще.
— Отец при более внимательном изучении зелёных насаждений нашего города, пострадавших в шестидесятые от неизвестного вируса, сделал пугающие выводы. Я все его рукописи на эту тему проработала и адаптировала для реферативного издания. Тело статьи готово, дожидается своего часа в моём компьютере. Осталось только отца усадить за рабочий стол.
— Дожидается в рабочем компьютере?
— Нет, в домашнем, — и Лиля горько усмехнулась над собой, — я, как мама, продолжаю прилагать максимум усилий, чтобы он хоть что-то довёл до ума.
— А что за выводы? Ошеломляющие?
— Можно и так сказать.
Гена не очень верил, ведь дети склонны преувеличивать и таланты, и заслуги своих родителей, но в силу профессиональных привычек заинтересовался.
— В двух словах, — продолжала Лиля, — материал, собранный отцом, натолкнул его на мысль о возможном облысении Злакограда и прилегающих территорий. Будем надеяться, частичном и не очень скором.
Заинтересовавшись найденными Лилей в архивах университета записями своего отца, Акаций Акациевич одним тёплым летним вечером решил прогуляться по улицам города, указанным в журнале наблюдений, как наиболее пострадавшие. Более полувека прошло с тех печальных событий, городская природа, как могла, зализала свои раны. И коммунальные службы давно уже постарались выкорчевать засохшие стволы, срезать голые ветви и похожие на допотопные телеантенны макушки инфицированных деревьев. Неспециалисту в глаза не бросались какие-то аномалии, но Акаций Акациевич чувствовал общую дисгармонию. Кроны деревьев не рвались к небу, а зелёными тучками висели над тротуарами. Редкое дерево достигало балконов пятого этажа. Их короткие ветви были похожи на руки цирковых карликов. Стволы по отношению к их высоте были непропорционально широки, даже у пирамидальных тополей. Так что теперь они и вправду напоминали пирамиды. Акаций Акациевич просто негодовал, как мы могли не обращать на всё это внимание раньше? Последующие прогулки убедили его, что такая же настораживающая картина во всех без исключения районах города и в пригородах. Кустарники везде выглядели более здоровыми, чем деревья. Деревья старше пятидесяти лет все тучные и низкорослые. У экземпляров более молодых эта тенденция была не так сильно заметна, по мнению Пулиопулоса, только благодаря их возрасту. Время открыться их уродству ещё не пришло.
Акаций Акациевич все эти изменения, не задумываясь, связал с отбушевавшим в шестидесятые годы болезненным поветрием, описанным его отцом. Но сначала они казались ему всего-навсего незначительными эстетическими потерями. И только год спустя открылось ещё одно обстоятельство, по-настоящему тревожное и даже пугающее.
— Папа сначала обратил внимание на то, как мало в городе молодой широколиственной поросли, даже сорняковых древесных пород. Американский клён, например, которым зарастают пригороды других городов. Даже его потомства не было видно. Причём деревья вовремя цвели, вовремя плодоносили. Три года он пытался прорастить с виду вполне себе здоровые семена разных видов. Результат нулевой. Семена кустарниковых форм с горем пополам прорастали. Примерно пятьдесят на пятьдесят.
— Как интересно! А хвойные?
— С голосеменными всё в порядке. Они эволюционно стоят ступенью ниже, может, в этом и причина их устойчивости к вирусу. Отец так и думает, но в работе не хочет делать выводы. Наверно, боится насмешить коллег. Но опубликовать результаты своих наблюдений мечтает горячо. Хочет прогреметь. Что, кстати, очень странно для интроверта.
Помутившееся зеркало
Фёдор Павлович, опершись дрожащей рукой на свою африканскую трость, с заметным усилием поднялся навстречу молодой паре и, улыбаясь, покровительственно проскрипел:
— Хай, пипл!
На Лилю Карачагов смотрел победно и с пониманием. Она не была готова к их встрече; пропустила мимо ушей слова Гены о новом знакомом, который вместе с ним отбудет сегодня из Злакограда. И теперь расплачивалась за это заметным румянцем. Так вот о чём они сговаривались.
— Доброй ночи, Фёдор Павлович! — Рыжов крепко пожал вялые пальцы протянутой ему руки и, заметив смущение Лили, спросил, — Вы знакомы?
— Злакоград — город маленький, — заговорил вместо Лили Фёдор Павлович. И спустя несколько секунд неловкого молчания добавил: — Лилия Акациевна очень похожа на свою мать.
«Ну зачем? — спросил второй Карачагов первого, заметив, как сверкнули в ответ глаза Лили. — Что за намёки? Старая рохля, старый пентюх, старый дурак»…
— И на отца, — громко и без улыбки добавила к своему взгляду Лиля.
— Само собой, — тихо и примирительно сказал Карачагов.
И опять второй Фёдор Павлович спросил: «Ну зачем?» «Ничего не могу с собой поделать, — ухмыльнулся первый, — отстань, старый дурак». И дал второму хорошего пинка.
Не придавая значения происходящему, как это обычно бывает относительно симпатичных нам людей, Рыжов стал показывать Карачагову их только что выкупленные билеты в чудом не занятое двухместное купе. Стал искать в них время прибытия на Ярославский вокзал.
