Первые уроки (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна

– Я целитель, дон Хуан. И помню о своём долге. Только это удерживает меня от того, чтобы не дать вам пощёчину.

– Объяснитесь!

Дон Иглесиас машинально потирает щёку, будто уже схлопотал оплеуху. Пытается усесться поудобнее, и сердобольная Элли помогает ему, подложив под бок диванную подушечку. Но на этом, по-видимому, считает лимит на допустимое добро к этому человеку исчерпанным и тихонько ретируется ко мне. Он ей тоже неприятен, несмотря на то, что выглядит сейчас пришибленным последними известиями. Но… этот человек не так давно равнодушно прошёл мимо умоляющей о помощи девушки, мало того – спровоцировал её мужа на новое избиение. Такое не забывается.

К тому же, едва окрепнув и придя в себя, он ощетинивается (образно, разумеется) и переходит если не в наступление, то к обороне.

– Объяснитесь, дон Теймур. Ваши обвинения слишком серьёзны и задевают честь не только Даниэлы, но и всей семьи. Я имею право знать, на чём они основаны.

И машинально потирает грудь, стараясь не задевать мощную золотую цепь, на которую, кстати, посматривает неприязненно и с опаской.

– Извольте.

По давнишней привычке расхаживать во время серьёзных бесед Глава, не спеша, заложив большие пальцы за проймы жилета, пересекает центр озеленённой гостиной. Снисходительно кивает супруге; та от безобидного жеста испуганно забивается в угол кресла. Дон переводит взгляд на гостя.

– Я ведь недаром распустил по городу слухи, что от меня здесь ничего не утаить. Моя служба оповещения работала и работает незримо, однако многие горожане, даже не слишком лояльные ко мне, предпочитают не творить глупостей, помня о возможном наблюдении. Даже те, у кого в семействах ведьмы, умеющие ставить неплохие барьеры от всепроникающих сущностей. Я, собственно, не настолько любопытен и непорядочен, чтобы держать всех членов своего клана под неусыпным контролем…

Мы с Элизабет скептически переглядываемся.

– … мне достаточно знать об их благоразумии. Но… я, видите ли, человек осторожный. И практичный. И понимаю, что в ряде случаев возможный конфликт проще не допустить или хотя бы смягчить, нежели разбираться с его последствиями. Поэтому за вашим конкретно семейством я наблюдал, дон Иглесиас. Не всё время, нет. Лишь после расторжения помолвки наших детей. Видите ли, к вам лично у меня в то время не было никаких претензий. Но я знаю сложную женскую натуру и вправе предполагать, что три ведьмы в семье, даже ограниченные блокирующими их силу амулетами, отнюдь не святые. Одна из них – ваша приёмная дочь – не получила желаемого и… скажем так, огорчилась. Любящая мать и не менее обожающая тётка, разумеется, приняли её сторону. А женское сердце, дорогой дон, особенно полное любви к своему детищу – это…

Он разводит руками. Дескать, ничего не поделать, против природы не попрёшь. Женское сердце с его особенностями – убойный аргумент в подобного рода спорах.

– Но они не могли своей волей освободиться от…

Глава отмахивается от попыток дона Иглесиаса возразить.

– Знаю-знаю, блокирующие амулеты поддержки увязаны с клятвой носителей не снимать их. Но женщина уж так устроена: она в состоянии сдержать свои порывы, если страдает мужчина, который, по определению может справиться с трудностями сам, а вот из-за собственного ребёнка, которого сочтёт беззащитным, пойдёт на всё. Отметёт любые запреты. Найдёт способ снять магические блоки, не нарушая при этом клятвы – например, просто попросив об услуге сильного мага-родственника и заставив себя забыть о своей просьбе. И вот уже на донну Ноа с сестрой в одну из их вечерних прогулок совершён дерзкий налёт; дамы ограблены, но не признаются мужу о происшедшем, поскольку вели себя с будущим грабителем чересчур вольно и не хотят, чтобы их обвинили в распущенности. А потом, осознав, что, после кражи блокирующих амулетов, их ведьмовская магия оказалась на свободе, радуются стечению обстоятельств и начинают сроить планы, как вернуть избранника их бедной девочке. Донья Даниэла, внимательно следившая за матерью и теткой, вовремя подкинула им идею безобидного слабенького проклятья, притянуть которое к сопернице можно не лично, а через посредника. Или посредницу. И никаких подозрений, никаких указаний на зачинщика покушения. Да-да, покушения. Давайте хоть иногда называть вещи своими именами.

Зайдя за спинку кресла, он дружески кладёт руку на плечо супруги. Та пытается возразить, но дон Теймур безжалостен.

– Моя дорогая Белль, тебя просто использовали, увы. Ты принимала за чистую монету жалобы и дружеские откровения своей новой подруги, довольно-таки ловко к тому времени стащившей у приёмного отца единственный защитный амулет от себя самой. С той поры, кстати, дон Иглесиас не в силах был отказать приёмной дочери ни в чём, хотя, надо отдать должное, какое-то время пытался сопротивляться. Оттого-то он и не был отмечен печатью Кармы: его, по сути дела, принудили к сотрудничеству.

Ладонь донны Мирабель невольно тянется к щеке. Той самой, которую она старательно до сей поры старалась не показывать. Чуть выше скулы пробивается сквозь густой слой грима чётко очерченное пятно паутины, этакой «Чёрной метки».

– А я? – с какой-то детской непосредственностью и даже обидой спрашивает она.

– А ты, Белль, по каким-то своим причинам не испытываешь дружеских чувств к нашей невестке, а потому с готовностью ухватилась за возможность досадить ей немного.

– Но я же не знала, Теймур, я не знала всего!..

– Разумеется. Иначе Карма расписала бы твоё прекрасное личико так же изощрённо, как и лик Даниэлы. Но это очень умное проклятье, оно каждому отмеряет его мерой, так что, дорогая, я верю, верю, что ты хотела всего лишь испортить донне Иоанне настроение, как уже не раз это делала… безнаказанно. Белль, ты и в самом деле наивно полагала, что я ничего не вижу и не слышу? Я бы мог с точностью до малейшей подробности перечислить все твои не такие уж безобидные шалости, но не сейчас: это уже сугубо семейное дело. Внутреннее, так сказать. А для разбирательства нынешнего уровня достаточно обозначить факт, как таковой: новая невестка пришлась тебе не по вкусу, и ты отчего-то решила, что имеешь право выживать её со своей территории. Чем и воспользовались дамы Иглесиас, чтобы твоими руками устранить помеху к браку Даниэлы. Вот и всё. Что ты можешь сказать в своё оправдание?

И властным движением ладони пресекает порыв супруги.

– Не торопись, Белль. Повторюсь: идёт разбирательство. При свидетелях. При пострадавших. Любое необдуманное слово может сыграть против тебя. К тому же, напомню об одном убедительном аргументе, который, как ты могла уже заметить, нестабилен…

Он как бы невзначай потирает скулу. Мирабель, побледнев сквозь слой пудры ещё больше, тянется к щеке в инстинктивном желании прикрыться, спохватывается и отдёргивает руку; гордо выпрямляется, вспыхивает от стыда… Короче, разыгрывает настоящее представление униженной и оскорблённой гордости.

Устало вздохнув, дон Теймур приподнимает бровь:

– Итак, донна?

На сей раз улыбка, скривившая губы Мири, выходит жалкой, без малейшего намёка на ослепительность.

– Но, Тимур…

– Теймур дель Торрес да Гама, Глава Тёмного Клана, его Верховный судья, напомню, донна.

Каждое его слово – очередной ком на крышку гроба упавшей в обморок надежды на то, что терпеливый, ласковый и вечно не замечающий её выходок муж просто-напросто устраивает здесь игру в формальности, что скоро всё закончится, накажут настоящего виновного, а она вздохнет с облегчением и… Не вздохнёшь, Мири. Праздник непослушания кончился. Пора платить за удовольствие, и отнюдь не мужниными деньгами.

И вновь на её личике проступает страх.

В какой-то момент даже становится её жалко. Впрочем, к этому чувству тотчас примешивается досада. Шансов на осознание и раскаянье у моей свекрови почти нет; для этого нужна хорошая встряска, но не выпорет же её дон Теймур, в конце концов! Сделает очередной выговор, лишит праздника, карманных денег… ну, сошлёт куда-нибудь в глухомань на месяц-другой, чтобы вернулась не раньше, чем в Террасе умолкнут слухи обо всей этой истории. Возможно, даже сам организует какое-нибудь фееричное происшествие, о котором заговорят на все лады, а о некрасивом поступке Иглесиасов и донны дель Торрес забудут. А свою Чёрную метку донна Мирабель уж как-нибудь научится маскировать. Что-что, а колдовать над внешностью она умеет. Приспособится.