Шалом - Артур Клинов

– А это, может, вам на ногу тоже телевизор «Мир» упал? – неожиданно спросил Бога Андрэ.

– Э, не забывайся! – Бог нахмурил брови. – Слышь, помни, с кем говоришь! А то превращу тебя в таракана.

Да и вообще, некогда мне тут с тобой, дел много. А сегодня мне еще тридцать три сериала отсмотреть, футбол «Спартак» – «Динамо» (Киев), саммит СНГ,КВН, «Прожектор перисхилтон» и «Доктор Хаос» – последние серии сезона. Так что снимай шлем! Можешь отдать его мне. У меня как раз в коллекции нет такого. А сам в шкаф. До утра поспишь, а потом на троллейбус и домой. Света тебя простит. Я ей сон вещий пошлю. Так что давай! Слышь, нет в твоей войне никакого смысла.

– Нет смысла? А что же вы, Создатель, людей сотворили, а смысла им, кроме телевизора, не дали?

– Правильно формулируете! – раздалось неожиданно из темноты. – Нет в его мире кроме телевизора для вас никакого смысла! Только я могу его дать!

Обернувшись на голос, Андрэ заметил в проеме моста высокого, болезненно тощего человека. Чем-то он был похож на сильно исхудавшего и вытянувшегося на полметра Гитлера. Если б не маленькие усы под носом, черный потрепанный, мешковато сидевший на незнакомце эсэсовский костюм и неестественно низкий хриплый голос, то его можно было даже принять за Швабру. Лицо Гитлера покрывали синевато-бурые разводы. Казалось, что, скрываясь в таком виде в местных лесах, он постоянно попадался под тяжелую руку здешним мужикам, а те с наслаждением мудохали его, лепя под глаз очередной фингал.

– А, и вы здесь! Вас-то я сразу узнал, господин черт!

Черт подошел ближе.

– Война! – он поднял палец к небу. – Вот смысл! Все ко мне с этим приходят! К нему же только убогие тянутся, а он им лишь телевизор да любовь из мыльной оперы предложить может. Посмотрите, как они за такую любовь его по щекам исхлестали, аж глаз выбили. То ли дело война! Хочешь денег, власти, славы, любови женщин? На! Бери! Завоюй все это! Только война их принесет!

– Не слушай его, Андрюша. Вернись в мир, а войну с головы сними! – Бог шаркнул костылем навстречу черту. – А ты, слышь, убирайся, чего приперся? Он мой!

– Ваш? Неужели? Он фашиста в Берлине замочил! А убийство – тяжелейший грех! – неестественно захрипел Адольф. Видимо, кроме тумаков, здешние мужики еще регулярно и с удовольствием душили его.

– Так что теперь он мой! Это я его с собой забираю. – Гитлер повернулся к Андрэ. – Так что, Андриан Николаевич, снимайте свою каску и следуйте за мной! Хотели войны? Получите! Ждет теперь вас вечная война!

– Зачем же мне тогда Шелом снимать?

– Как зачем? – удивленно вытаращился на него черт. – Жарко там у нас! Голову опечете. Это ж вам не Магадан, а пекло. Все грешники у нас не то что без касок, без одежды воюют. Ну вы и лох! Ничего, скоро сами поймете! А я всегда говорил: не надо смотреть его телевизор. А то насмотрятся и понятия не имеют, что такое ад. Вы что, думаете там просто вечный огонь или вы на сковородке, как барин, лежите, а вас поджаривают? Ни черта! Нет, про вечный огонь верно, и нары у нас из сковородок. Только на них никто не лежит, а все друг с другом воюют. Хуячат, пиздят один другого в камере сутки напролет, стреляют, бомбы кидают, но убить не могут. Это ж вечный ад, как они могут умереть? Убить наша конституция не позволяет. У нас в аду мораторий на смертную казнь. Вот грешники друг другу без остановки рыла и чистят. Если кто устал, может, конечно, на сковородку прилечь. Но поверьте, больше секунды вы на таких нарах не пролежите. А вы хотите в пекло, да еще и в пикельфаубэ. Да вы сами ее сразу скинете. Зачем вам еще одна раскаленная сковородка на голове?

– А эти бланши под глазами вам тоже грешники из ада поставили? – поинтересовался Андрэ.

– Ну, вообще-то я в камеру сам никогда не захожу. Страшно. Ну случается иногда на пересылке. Или когда грешника в карцер переводим. Он из камеры выскочит, а остановиться уже не может, вот и хуячит всех подряд. Совсем распустились! Полное падение нравов! Никакого уважения к чертям. Даже меня, генералиссимуса, бывает, какой-нибудь бесноватый по уху приложит! Видите, как мундир измазали, уже отстирать не могу.

– Ну что, Андрюша? Хочешь с ним на войну отправиться? Слышь, покайся, пока не поздно! Сними грех с головы!

– Знаете что, дедушка! – подбежав к старцу, злобно прокричал черт. – Вы мне клиентов не отбивайте! Тоже мне председатель архангельского совхоза! Творенья ваши одно око вам уже выбили! Станете на них наезжать, и вторую ногу оторвут! Не удивлюсь, если скоро с коляски будете телевизор смотреть!

– Слышь, это я-то на них наезжаю?

– Да, вы! Хватит! – Адольф замахал руками. – Кончилось ваше время! Годик-два и вообще должности лишитесь. Тоже мне футболист! И телевизор у вас заберут. Будете на пенсии простой ламповый «Горизонт» крутить. А над ними той власти, что ранее, вы уже не имеете! Создавать уродцев они и без вас научились! Вон на шкаф посмотрите, сколько придурков оттуда на вас пялится! Для них он Бог! – Черт ткнул в сторону Андрэ пальцем. – А вы не слушайте этого Кутузова! Давайте, собирайтесь! Нету меня времени с вами тут долго разговаривать! Заявок на сегодня много! Да и птицы тут у вас срут! Костюмчик и так изношенный!

– Будешь каяться? Последний раз спрашиваю! – Будто в подтверждение старец раздраженно стряхнул с плеча кучку свежего голубиного помета. – Слышь, засранец!

– Вот! Видите? Что я говорил! Молчит. Фашиста убил, а каяться не хочет! А наказание за преступление еще никто не отменял! Я в ваши мыльные оперы не лезу, а наказание – это по моему департаменту! Так что, Андриан, сдайте амуницию этому чернокопателю и идем!

– Знаете что, Адольф, как вас там по отчеству, Шэкель-груберович, – не выдержал Андрэ. – Никакого фашиста я не убивал! Убийство – это умышленное причинение смерти. А он сам на меня напал! Так что валили бы вы отсюда! Ни на какую войну я с вами не собираюсь. У вас своя война, а у меня своя. И нет у вас никакого пекла. Ваша война только здесь. Но что толку от завоеванных денег, власти, славы, любви женщин, если за ними лишь пустота! Слышите, пустота! Не только рая, даже ада с наказанием нет! В Его пустом телевизоре куда больше смысла! Уж если душа без ваших даров в нем исстрадается, то смерть как избавление воспримет! После бессмысленных телетерзаний раем для нее отключение электричества станет! Вы же, господин черт, пытаетесь ее привязать, смыслами своими – деньгами, властью, славой! Чтоб в них она как в телегрезах жила. Чтоб пустоту там как запредельный ужас воспринимала! Только страшно будет от смыслов ваших очнуться! Не дай Бог, в сознание прийти и понять, что костлявая уже на пороге стоит, а даров ваших завоеванных с собой в пустоту без рая и ада забрать ты не можешь! А правда как есть: смысл это пустота! Нет его!

Тут же повернувшись к старцу, он более сдержанно, но решительно произнес:

– Вас, Создатель, я тоже попросил бы уйти. Нет вас. И рай вы можете дать только из телевизора. А если вы есть, то только в моей голове. Весь мир только в ней. Если я помыслю Бога, он будет. Но я вас не мыслю! А если и мыслю, то почему вас? Может, Бог – это я?

– Ты что такое говоришь, слышь, собака? Я Бог!

– Собака? Да, я собака! Я Анубис! Бог с головой собаки! Да, я Бог! Пусть не для всех. Пусть только для себя! Я маленький местный бог! Здешний идол вроде того, которого в Днепр бросили! А вы, может, и есть, но, как все вокруг, вы вещь в себе. И в смыслы ваши мне проникнуть невозможно. А сами открыть вы их не желаете и на главный вопрос ответить не можете! Поэтому мой мир – это мой мир! А ваш – только ваш! И для меня вы не Бог, а шкаф! Большой черный шкаф с запертой дверцей! А теперь, простите, мне пора в мой шкаф отправляться! Утро скоро, славяне по мосту поедут, а знаете, как троллейбусы на рассвете визжат, спать не дают!

– Слышь, я шкаф? Да, жаль, Андрюша, не хочешь по-хорошему!

– Да что с ним базарить! Все! Хватит! Надоело! Видите, Сусанин, куда завела их ваша либеральная программа телепередач! Ничего святого не осталось! Ни черта, ни Бога не уважают! Пора с этим Андрианом кончать!

– Как же вы это себе представляете? Задушите? Или телевизионного мастера вызовете, чтоб канал отключил?

– Мастера? Я вам вызову мастера! Неудачник! Даже университет подорвать толком не можете! Только Гавврылову в рыло двинуть, вот все, на что вы способны! – истерично заверещал Адольф. – Мастера? Будет вам мастер. Будет и Маргарита! Есть у меня такая Маргарита, мало не покажется! Не Маргарита, а просто душечка, маргаритка! Ева, милая! Пойди-ка сюда! Тут один клиент несговорчивый попался.

Андрэ вдруг заметил, как из темноты отделилась женская фигура в черной парандже. Ее появление можно было бы принять за дурацкую шутку, если б не длинная острая коса в ее руках. Коса была не шуточная, а самая настоящая. Ева с косой была бы очень похожа на смерть со старинных гравюр, если б не паранджа да лицо вместо черепа, которое закрывала черная полупрозрачная сетка.