Удача не плачет - Юлия Владимировна Климова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, обойдется… Как твое самочувствие?
«Это, наверное, Вика за кольцом с бриллиантом отправилась…» – подумала я, и по сердцу резко царапнула острая обида. Но я сразу погнала мысли прочь, чтобы не расстраиваться еще больше. Я не представляла, как мы теперь встретимся и что скажем друг другу… А впрочем, Вика наверняка сделает вид, будто ничего не произошло.
– Не жалуюсь. Сердце стучит исправно, и за это ему большое спасибо.
– Береги себя.
Закончив разговор, я еще минут пять сидела в кресле и смотрела в сторону окна. Голубое небо и яркое солнце предлагали помечтать о Черногории, и я почти услышала шум моря, но… Душа болела о другом.
Я вряд ли смогла бы защитить диссертацию на тему абортов, мои познания в этом вопросе были ничтожно малы и даже смешны. Но сама тема абсолютно точно вызывала чувство страха, перемешанное с отчаянием. Наверное, приблизительно то же самое испытывают люди, подверженные клаустрофобии.
Тяжело вздохнув, стараясь не думать о моральной стороне вопроса, я утешилась тем, что со здоровьем у Вики сейчас все нормально. Если бы было иначе, например повысилась температура, она бы испугалась и никуда не поехала. И все же, поднимаясь по лестнице на второй этаж, я боролась с дрожью в коленках.
«Невозможно представить, что это уже случилось в жизни Вики… Она приняла такое решение и… Нет, невозможно. И ужасно. А как бы поступила я? В тот момент, когда… То есть если бы вчера Павел захотел большего… Вот чтобы сделала я?»
Щеки стали красными. Ответов на эти вопросы не было. Взяв из шкафа купальник и полотенце, я бегом бросилась к бассейну. Пусть физические нагрузки отвлекут от настойчивых мыслей, пусть вода успокоит дребезжащие нервы. Мне хотелось побыть одной и подумать о Павле. А если и я тороплюсь?
«Нет, – мотнула я головой, шагая по дорожке мимо бабушкиных цветов, – у меня совсем другая история».
К понедельнику я плавала уже прилично. Еще не ныряла и не воображала себя дельфином, но расстояние перестало давить и пугать, а глубина вспоминалась лишь на повороте. Потому что разворачивалась я неуклюже, будто в этот момент злой волшебник превращал меня в ржавую столетнюю баржу, у которой корма тяготеет к центру Земли.
Осмелев, я сама попросила Кирилла отвезти меня в торговый центр. Водитель папы всегда производил приятное впечатление, но я стеснялась нагружать его работой. Однако все оказалось проще, чем я думала: без лишних слов он назвал свободное время, и надо было только прийти и сесть в машину. Когда я запнулась, Кирилл сам предложил обращаться к нему просто по имени, и мне это далось легко. А вот к Эмме – помощнице по хозяйству и Вере – повару я бы лучше обращалась по имени и отчеству. Но Елена Валерьевна холодно сказала: «Не нарушай порядок, заведенный в доме», и ничего не оставалось, как начать привыкать.
В торговом центре я довольно долго рассматривала чемоданы, и, в конце концов, выбор пал на желто-солнечную красоту с матовой серебряной ручкой. А потом мне понадобились косметичка, очки, длинная полупрозрачная юбка для прогулок по берегу, сарафан на тонких бретельках, пара футболок, два новых альбома… Наверное, нормальные люди сначала покупают одежду и мелочевку, а потом идут за чемоданом. У меня же получилось наоборот. И чемодан вовсе не мешал, я гордо заходила с ним в магазинчики и широко улыбалась. Меня переполняло счастье: «Уже скоро я увижу море».
Вика не писала несколько дней, но потом я все же получила от нее несколько посланий. Наша переписка была короткой.
«Дженни, хотела сообщить, что у меня все отлично. Если тебя, конечно, это интересует. Между прочим, я хорошенько подумала и решила начать новую жизнь».
«Прекрасно».
«Я планирую быть избирательной и вообще хочу отдохнуть… Когда ты пригласишь меня в гости?»
«Пока не знаю».
Я гадала, известно бабушке о том, что Павел расстался с Дашей, или нет? Если – да, то как она отреагировала на это? Я чутко ловила ее интонации и внимательно следила за выражением ее лица. «Павел сказал, что сегодня вернется поздно», – небрежно произносила она и через секунду смотрела в мою сторону.
Пожалуй, во мне начала развиваться и укореняться хроническая настороженность. Но рядом с бабушкой никогда не получалось расслабиться. Интуитивно я чувствовала, что она мне все же не враг, но… Вот это самое «но» не удавалось сформулировать и объяснить. Будто мне предстояло еще что-то понять.
От Егора я скрывалась. Вернее, если я знала, что он дома, я никогда не отправлялась на первый этаж, не изучив предварительно обстановку. Сначала подходила к лестнице, затем спускалась на три ступеньки, наклонялась и смотрела направо и налево. Если я замечала ноги Егора, а он любил сидеть и читать газеты в кресле около столовой, то я возвращалась к себе, оставаясь при этом незамеченной.
Но совсем уж избежать встреч не получалось. В такие моменты Егор или протыкал меня своим коронным убийственным взглядом, или делал вид, будто меня не существует. Его губы презрительно кривились, и мне приходилось напоминать себе, что я родилась человеком, а не ничтожным земляным червяком. Иногда мы пересекались за завтраком, обедом или ужином. Егор общался со всеми присутствующими, кроме меня. Прошел почти месяц после того ужасного танцы, а мы ни разу не разговаривали. И это радовало.
Про Павла я старалась не думать, но каждая попытка – отвлечься и забыть – разбивалась вдребезги. Я гнала мысли прочь и одновременно ждала их почти мгновенного возвращения. И на обратном пути они никогда не задерживались.
Теперь я рисовала берег, море, горы, трап самолета… А еще я попробовала нарисовать свои чувства, и
