Марат - Альберт Манфред

Революция не закончена, не завершена. Но что, или, вернее, кто, препятствует ее завершению? — вот вопрос, который постоянно волнует Марата. И его преимущество перед другими революционерами-демократами того времени заключается прежде всего в том, что Марат хорошо знает, где враг, по которому нужно ударить. Со страниц своей боевой газеты он ведет прицельный огонь по тем противникам, которые ему представляются в тот или иной момент наиболее опасными.

Прослеживая содержание революционной публицистики «Друга народа» день за днем, месяц за месяцем, нетрудно заметить, как постепенно перемещается направление главного огня.

В ближайшие месяцы после падения Бастилии — в августе — сентябре и в начале октября 1789 года — Марат считает главной опасностью для революции тайные происки и планы партии двора, «партии аристократов», как он ее называет, которая «носится с мыслью оказать противодействие принятию Конституции и вернуть королю абсолютную власть…». Марат уже понимает, что эта партия сторонников абсолютистского режима имеет приверженцев не только среди дворян и духовенства, которые являются ее естественной опорой, но и среди представителей крупной либеральной буржуазии и либерального дворянства, играющих роль друзей революции. Можно лишь поражаться удивительной политической проницательности Марата, усвоившего уже с первых номеров своей газеты недоверчивый, враждебный тон к Мирабо — в ту пору самому прославленному вождю революции, пользовавшемуся всеобщим поклонением, но внутренне уже готовому к тому, чтобы предать и продать революцию. Но все же главный огонь в это время Марат направляет не против Мирабо или Байи, а против аристократов-контрреволюционеров, стремившихся к полной реставрации феодально-абсолютистского строя.

Предупреждая о грозной (и, как показали события 1 октября, действительно существовавшей) опасности со стороны партии двора — феодальной контрреволюции, Марат указывает и на средства борьбы с этой опасностью. И здесь особенно ясно вырисовывается другая отличительная черта Марата как великого революционера-демократа: он ищет средства избавления страны от грозящей ей опасности не в парламентских решениях, не в стенах Национального собрания, а в революционных действиях масс, на площадях и улицах революционной столицы. Марат апеллирует не к депутатам, не к государственным мужам, прославившимся добродетелью, он обращается к народу, и только к нему.

Марат исходит из убеждения, что только народ может спасти революцию и обновить и возродить свою родину. Народ часто не понимает ни этой своей задачи, ни своих возможностей. Марат считает, что его обязанность как Друга народа в том и состоит, чтобы пробудить сознание народа, вдохнуть в него веру в свои силы и поднять его на борьбу.

«Несчастный народ!.. Оплакивай же, оплакивай свою несчастную судьбу: ты вполне заслужишь весь ее ужас, если окажешься настолько трусливым, что не сумеешь прибегнуть к имеющемуся у тебя средству спасения — оно в твоих руках!»

Это спасение — в революционных действиях, в массовых выступлениях народа. Воля народа, подкрепленная силой оружия, — вот что является ведущей силой в революционном процессе. Марату чуждо какое бы то ни было преклонение перед формальной законностью. Поднимая народ на защиту революции, мобилизуя его против ее врагов, «Друг народа» выдвигает целую программу практических революционных мер: «чистку» Учредительного собрания, «чистку» парижского и провинциальных муниципалитетов от враждебных революции людей, созыв народных собраний и выдвижение народом новых, достойных представителей в обновленное Национальное собрание или в новый законодательный орган, который должен прийти на смену первому трусливому и недостойному Национальному собранию.

Вся эта программа, которую Марат настойчиво пропагандирует на страницах своей газеты, исполнена величайшего презрения и пренебрежения к формальной демократии, к «букве закона». Марат отнюдь не анархист, не враг государственности вообще. Он не раз доказывал, что государственная власть в руках патриотов способна принести немалое благо народу. Но он стремится убедить народ, что фетиши формальной законности не должны сковывать его инициативы, столь спасительной для свободы и Франции. Только народное восстание является для Марата истинной основой революционной Франции, подлинным источником свободы.

«Философия подготовила начала, благоприятствовала данной революции — это бесспорно. Но одних только описаний было недостаточно, необходимы были действия. Ведь чему обязаны мы своей свободой, как не народным мятежам?» В этих замечательных строках — весь Марат, революционер с ног до головы, человек, обладавший «мужеством беззакония», пользуясь выражением Энгельса.

К концу сентября заговор контрреволюционной партии, возглавляемой королевским двором, против мятежной столицы, против своевольничающего Национального собрания, против самой революции полностью созрел. Между Мецом и Версалем были расположены верные королевскому двору войска. В Версале разместился Фландрский полк, лейб-гвардейцы, Швейцарская гвардия. В предместьях Парижа сосредоточились надежные, преданные королю воинские части.

В сентябре Париж был наводнен многочисленными листовками контрреволюционного содержания. Народ Парижа пугали возмездием за ослушание, за неповиновение монаршей воле, за дерзновенные помыслы и действия. В кругах, близких к королю, среди офицерства из уст в уста передавали слух о создании «священного батальона». Так должен был называться отряд добровольцев, преданных всем сердцем королю, готовых ради него пойти на любой подвиг, на самое рискованное дело.

Были распространены также слухи о том, что королю предложат перевести Национальное собрание в провинцию, например в город Тур; с этого должно начаться его умертвление. Эти слухи, по-видимому, имели под собой определенную почву.

Партия аристократов, партия двора, поощряла лейб-гвардейцев, офицеров верных королю полков к открытым выступлениям против народа. Офицеры точили сабли о ступени домов. Они показывали пули и вызывающе восклицали: «Вот славный горох, он скоро поспеет!»

1 октября в Версале в театральном зале королевского дворца был устроен банкет для офицеров Фландрского полка.

В то время как трудовой люд Парижа испытывал величайшую нужду — ему не хватало хлеба, — этот банкет, которому вначале хотели придать внешне невинную форму, был проведен с давно невиданной роскошью. Большой стол был сервирован на 210 кувертов; прославленный в то время ресторатор Арму позаботился об изобилии яств и вин. На банкет собрались офицеры Фландрского полка, драгуны, лейб-гвардейцы, офицеры Швейцарской гвардии, представители высшей придворной знати. В середине обеда, проходившего в обстановке большого возбуждения, к офицерам явились королева и король. Королева Мария Антуанетта со своим сыном-дофином на руках медленно обходила столы, бросая одним одобряющие слова, другим — милостивые взгляды.