Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

— Выкрал и сюда привёз. Оттого она такая запуганная и была. Потом, конечно, привыкла и к нему, и к деревне нашей. Но все равно всю жизнь себе на уме.

Серега ни ей, ни Андрею правды не рассказал. Любил Аньку сильно, боялся травмировать. Сын дорогу домой забыл, Серега только и рад был, думал, свыкнется Аня с жизнью без него, дочка ей отрадой станет. Девочку же она родила, Катюшу. Сейчас ей уже годков восемнадцать будет. А Аньку и с ребёнком сватали, только она ни за кого не пошла. Работать устроилась в Кривцы, дочь воспитывала, за отцом ухаживала, так и жили. Потом стала вдруг в командировки уезжать. Ну Серега без внимания, наоборот, думал, хорошо, может, встретит кого. Да только оказалось, никаких командировок не было, ездила она к братцу своему непутёвому. Только это позже выяснилось, когда уже… — дед Василий замолк, смешавшись. Баба Маша вздохнула, заметив:

— Она и так вся в себе была… Андрюха ей ещё мозг основательно запудрил, с детства лучшим для неё был, тем и воспользовался, когда Аня подросла, гад такой. Нет бы отпустить девчонку, так он её, наоборот, к себе привязал…

— В общем, — подхватил дед, — стала она раз в два месяца уезжать. Долго это продолжалось, а потом резко закончилось. Раза два-три в год уедет, и все. И сама мрачная стала, задумчивая ещё больше. А года три назад вернулась сама не своя, все заметили. Ходит, как чумная, никого не видит, и плачет. Серега уж выпытывал, что к чему, а она молчит. Спать ушла, а утром он её и нашёл… в петле.

Сердце пропустило ход. Я даже представить не могла, как такое пережить можно, и Николаева, несмотря ни на что, было жаль. А ещё было жаль Аню.

— Записку она оставила, — баба Маша грустно крутила в руках ложку, — прошу никого не винить и позаботиться о Кате. А потом уж Серега в её комнате дневники нашёл. Она их с детства писала. Видать, все же травма у неё была, или как там это называют сейчас. Ну оттого, что он украл её. Боялась она Серегу, хоть и любила, отложился страх, видимо, в голове… А Андрей для неё был защитником, идеалом. Жизнь она ему посвятила… Много там чего было, Серега рассказывал опять же по-пьяни, он после похорон в сильный запой ушёл… Любила она Андрея, верила, что и он её любит. И женитьбу простила, потому что он не из-за любви, а ради карьеры. А вот другой простить не смогла.

— Другой? — нахмурилась я.

— Увидела она его с девчонкой молоденькой. Они в одном и том же месте встречались, Аня приехала без приглашения, ну и пошла туда, в кафе какое-то. А там институт напротив. Вот и увидела, как к Андрею в машину девчонка прыгнула. Анька в такси, и за ними. Настоящую деятельность развела… Да суть в чем: увидела она Андрея с ней, и не раз увидела, что-то там рассмотрела в нем, и решила, что любит он ту студентку. Хотя дураку понятно, какая там любовь?..

Я вцепилась в стол, надеясь, что на это не обратят внимания. Господи, неужели опять? Да когда-нибудь это кончится? А баба Маша продолжала, не замечая моего состояния:

— Вот это и стало для неё последней каплей. Он же для неё смысл жизни был… Там такие слова в дневнике… Не хочу ему мешать, но не могу без него, и все в таком духе…

— Серега, когда это все прочитал, чуть умом не тронулся, — поддакнул дед, — ничего удивительного, что запил. Себя винил во всем. Если бы он тогда Аню не выкрал, была бы она жива-здорова, а он, выходит, и ей жизнь поломал, и Федоровой, и себе… Вот такая история.

Наступила тишина. Баба Маша, поджав губы, помешивала чай в кружке, дед Василий, постукивал пальцами по столу, я сидела, глядя в чашку и ничего не видя. В висках стучало. Я не хотела сводить концы с концами, но нити связывались между собой, и от умозаключений хотелось выть.

Аня, маленькая девочка, сестра Ильи, похищенная отцом, когда ей было три года. Аня, влюблённая в собственного брата нездоровой любовью. Увидевшая меня с ним и покончившая с собой, чтобы не мешать счастью любимого. И тут ещё одно озарение: та женщина из кафе, которую я запечатлела с Андреем, и была Аня. Фотографии, которые стали для меня дверью в новый мир, стоили жизни несчастной женщины. В груди стало тесно, я думала, ещё мгновенье, и грохнусь в обморок, но тут баба Маша вернула в реальность, сказав:

— Через пару месяцев после смерти Ани парнишка приезжал. Серега на тот момент уже с Катюшей уехал, не мог тут оставаться. А парнишка оказался сыном Лены… Правду искал, только не думал, что она такая вот окажется…

— Глаза у него такие были… — сказал вдруг дед, а я застыла, прекрасно понимая, что он имеет в виду. Я видела эти глаза. Но даже знать не хочу, что было с Рогожиным после этой истории. — Я таких глаз никогда не видел. Ненависть в них была и злоба. Я даже подумал, не дай Бог им с Андреем встретиться…

Мы снова замолчали, но баба Маша поти сразу сказала:

— Так что вот такая правда. А ты уж сама думай, нужен ли тебе такой отец. Он и на Катюшу не приехал посмотреть ни разу.

Тяжело поднявшись, баба Маша стала убирать со стола нетронутые угощения. Дед сказал:

— Ночь скоро, дорога к нам худая. Оставайся, переночуешь, а завтра с утра уж поедешь.

И я согласилась. Не потому, что боялась дороги, потому, что боялась себя.

Старики давно заснули, а я лежала с сильно бьющимся сердцем, рыдала в подушку, подвывая, надеясь, что меня не услышат. И думала: лучше бы я вообще не рождалась. Я несу только зло, разрушая жизни людей вокруг себя. Мать погибла, решив родить меня. Отец хотел развалить семью, бросив ребёнка. Ребёнок решился на преступление, пытаясь этого избежать. Моё похищение стоило жизни подростка и разрушенной судьбы женщины.

Я разломала жизнь Андрея, из-за чего молодая женщина покончила с собой. Рогожин остался без сестры, которую почти нашёл…

Гарри полюбил меня и рискнул, поставив на кон свою жизнь. Рискнул и проиграл.

Лёжа в темноте, забившись в угол, я хотела быть на его месте.

Конечно, у Ильи были все поводы ненавидеть Андрея и мстить. Хоть тот и кричал о своей невиновности. Но он не использовал меня как орудие мести. Точнее, не только использовал. Он мстил и мне. Потому что свёл концы с концами и понял, кто та девушка, что врубила обратный отсчёт. И Рогожин ждал. Собирал информацию и ждал того момента, когда можно будет мне отомстить.

Я влюбилась в человека, который меня ненавидит. И сердце зашлось в груди, словно собираясь выскочить, в висках застучало, стало темно перед глазами. Я начала глубоко дышать, и это помогло.

«Надо заснуть, — шепнул внутренний голос, — сейчас уже ничего не изменишь».

Я грустно усмехнулась. Но еще будет завтра, в котором тоже ничего не изменишь, и послезавтра, и, возможно, много лет, которые мне придется как-то жить.

Глава 12

Утром меня накормили завтраком. Отказываться было неудобно, поэтому я запихала в себя предложенное. Было вкусно, но состояние такое, что я ничего не замечала.

Вставали здесь рано, так что уже в половину десятого я выехала из деревни. Проезжая мимо домов, подумала: теперь оставшиеся будут рассказывать сказки о появлении очередной дочки Андрея. Но он об этом все равно не узнает, так что можно не волноваться.

Решив не делать вчерашний крюк, я поехала по главной дороге и прогадала. По времени быстрее минут на сорок, а голова разболелась нещадно. Дорога была убитая, и я скакала по ямам безостановочно.

Приехав в город, загнала машину на мойку, пришло время вернуть её Алле, и так сколько дней уже пользуюсь её добротой. Включила мобильный, который все дни пролежал в сумочке, обнаружив десяток пропущенных вызовов от Максимова, усмехнулась. Настойчивый мужчина. Даже смс прислал, мол, не обидел ли он меня чем-то. Эх, Пётр Павлович, знали бы вы… А впрочем, все пустое.

К галерее я подъехала через полчаса, передав девушке ключи вкупе с множественными благодарностями, спросила, как дела.

— Представляешь, — тут же заболтала она, — приехал какой-то фриц и купил все картины разом.

— Да ты что, — высказала я удивление, хотя и вяло.