Страж. Тетралогия - Алексей Пехов

Цыган нехорошо усмехнулся:

— Постараюсь быстро вернуться. И его поглотил мрак коридора.

Меня слегка знобило, так что я поднял воротник куртки и, щурясь на свет, вышел на нижнюю трибуну. Каменные сиденья тянулись по кругу покуда хватало взгляда. Трибуны были разбиты на сектора и ярусы, которые кое-где еще «украшали» статуи богов с отбитыми головами и руками. Они, в отличие от скульптур портика, находились в безобразном состоянии. Три яруса арок, венчавших арену, словно короны, уцелели в первозданном виде лишь с восточной и северной сторон огромного эллипсовидного сооружения. Остальные рухнули внутрь, разбив ряды скамей, и высились мраморными грудами, уродуя прекрасное здание.

Каменную арену, где некогда погибали тысячи бойцов, а звери рвали первых христиан на части, теперь покрывал слой земли, на котором росла пожухлая трава. Я спрыгнул вниз с достаточно большой высоты, отстегнул пояс с палашом, бросив его на землю, вытащил кинжал, оглядывая бесчисленные трибуны. Иронично отсалютовав клинком тысячам невидимых зрителей, оставшимся в прошлых веках, я принялся за работу.

Время поджимало, я спешил, старался не ошибаться, то и дело поднимал взгляд от создаваемых фигур, но трибуны оставались пусты. Вся подготовка заняла чуть больше получаса, и, кажется, я со времен своих выпускных экзаменов не рисовал столь сложных комбинаций, связывая их между собой своей жизненной силой. Чертеж системы можно было назвать идеальным, он способен изжарить почти пять десятков душ, прежде чем исчезнуть.

Работая, я взмок, словно таскал мешки. Сбросил куртку, закатал рукава. На дальней трибуне появился Шуко, махнул мне рукой, показывая, что все в порядке, и вновь исчез. Не скажу, что я оставался хладнокровным. Давно мне не встречалось таких противников, так что я несколько нервничал, думая об исходе схватки, хотя и доверял цыгану. В этой охоте я всего лишь приманка, и Шуко придется самому захлопнуть ловушку. А до этого момента мне предстоит постараться не умереть.

Я еще раз проверил фигуры, застывшие вокруг меня знаки, ожидающие своего часа, и сел на землю, убрав кинжал в ножны. Звездчатый сапфир на рукояти покрылся инеем и был чертовски холодным.

В который раз я подумал — какое счастье, что поблизости нет Проповедника. Эта неприкаянная душа с удовольствием называет меня дураком, ослом и недалеким идиотом, а также осыпает цитатами из священных книг. Например, про псов, возвращающихся к падали, словно глупец, повторяющий глупость свою.[34] Обязательно сказал бы, что, к примеру, Пауль бы точно не отдал свою жизнь на милость Шуко, опасаясь его вспыльчивости и излишних эмоций.

Я закрыл глаза, вспоминая Розалинду и ее учителя. Глухая тоска подтачивала меня изнутри. Нас, стражей, слишком мало осталось, и каждый год становится все меньше и меньше. Мы гибнем в городах, деревнях, на заброшенных кладбищах и в дремучих лесах, пытаясь защитить людей от злых душ. И каждая наша потеря хорошо видна во время ежегодных сборов в Арденау, когда кресло товарища или знакомого остается пустым. Мы привыкли забывать об эмоциях и не оплакивать наших мертвецов, потому что каждый из нас в любой миг своей жизни знает, что может не вернуться после встречи с одной из темных сущностей. Мы стараемся стать черствыми, в первую очередь для самих себя, чтобы выжить тогда, когда эмоции могут погубить.

Нас так воспитывали, иногда выбивая жалость, горе и сострадание палками, как бесполезные чувства, способные убить стража ничуть не хуже, чем нерасторопность при встрече с окуллом.

Это правильно. Но порой мне кажется, что мы перестаем быть людьми и становимся бездушным оружием с холодным разумом, у которого совсем нет сердца. Иногда это обстоятельство меня чертовски пугает.

Время тянулось бесконечно. Солнце появилось вначале в самой нижней арке арены, затем — в средней, наконец, в верхней и, преодолев портик, неспешно поползло по небу. Я расслабился и, закрыв глаза, ждал.

Волноваться не имело смысла. Я знал, что она придет, потому что деваться ей было некуда. «Связывающие кандалы» сковали нас навеки, и разбить их можно было лишь со смертью одного из связанных. Эта фигура тянула из темной души силу, жгла ее, и та жаждала избавиться от свалившейся на нее напасти. Как только тварь оправится — она придет и постарается прикончить стража, причинившего ей страдание.

И она пришла. Я почувствовал ее присутствие, открыл глаза, положил руку на кинжал. Душа предчувствовала ловушку, поэтому сохраняла осторожность, ходила кругами, и я чувствовал, как ее злоба и ненависть то приближаются, обжигая иглу в моем сердце, то отдаляются. Наконец, она решилась — выползла из мрака на свет, на арену, и мою спину пронзил ее злобный взгляд.

Благодаря «Кандалам», я видел все глазами жемчужной твари, убившей моих товарищей. Видел, как шаг за шагом сокращается расстояние между нами, и старался дышать глубоко и ровно, не обращая внимания на пот, скатывающийся по моей спине и промочивший рубаху.

Рано. Слишком рано.

Еще чуть-чуть.

Ближе. Чтобы у темной не было даже малейшего шанса сбежать. Мои пальцы крепко, до боли, сжали рукоять кинжала, и в тот момент, когда она прыгнула на меня, я со всего маху воткнул клинок в землю.

Впитавшиеся в песок фигуры взорвались, обжигая саму основу темной части души, я откатился, хлестанул золотым шнуром, оттягивая воздух так, что он ударом отправил моего противника на следующую ловушку.

Беззвучный гром заставил арену содрогнуться. Часть арки на южной стене с грохотом рухнула вниз, расколовшись на множество каменных осколков. Душа бросилась прочь, к выходу, но нарисованный мной гигантский контур сдерживающего круга не дал ей возможности пробиться. Она ударилась в стену раз, другой, а затем развернулась, клацнула зубами и кинулась в мою сторону.

Я выкрикнул формулу ослабления, прыгнул назад, на спасительный островок, взвивая вокруг себя все то светлое, что было во мне. Меня окутало мягкими пушистыми крыльями, и тварь, врезавшись в эту преграду, покатилась по земле, задевая фигуру за фигурой, каждая из которых причиняла ей все больший и больший ущерб.

Вся точно рассчитанная мной схема сработала, словно бесценный фейерверк, который запускают на Пасху в княжестве Сарон. Я щурился, следя за тем, как сущность мерзкого создания начинает подрагивать и тускнеть. Но, как и любой фейерверк, ловушки закончились неоправданно быстро, и из всех козырей в моем рукаве остались лишь кинжал и опыт, а душа все еще продолжала держаться на ногах, и в ее глазах было обещание мне всей боли мира.