«Кон-Тики» - Тур Хейердал

На «Тамаре» находился французский администратор архипелагов Туамоту и Тубуаи, мсье Фредерик Анн, которому губернатор поручил встретить нас. На борту было еще два француза – кинооператор и радист; капитан и вся команда были полинезийцы. Мсье Анн родился на Таити и хорошо знал морское дело. Он принял на себя командование «Тамарой», на радость капитану, который был только рад избавиться от ответственности в столь опасных водах. Держась в сторонке от лабиринта подводных камней и коварных течений, мсье Анн подал толстые тросы на «Маоаэ» и начал маневрировать. От него требовалось немалое искусство, потому что приливно-отливные течения грозили затащить на риф обе шхуны.

В прилив «Маоаэ» снялись с рифа, и «Тамара» отвела ее на глубину. Но сквозь пробоины в днище хлестала вода, и пришлось поспешно буксировать «Маоаэ» в лагуну, где было помельче. Трое суток шхуна стояла у деревни, грозя вот-вот затонуть. Помпы работали день и ночь, и лучшие ловцы жемчуга из местных, вооружившись свинцовыми заплатами и гвоздями, заделали самые большие щели, так что «Маоаэ» могла в сопровождении «Тамары» своим ходом добраться до верфи на Таити.

После того как «Маоаэ» подготовили к переходу, мсье Анн провел «Тамару» между отмелями через лагуну к острову Кон-Тики. Взяв плот на буксир, он пошел к выходу из Раройской лагуны. «Маоаэ» двинулась следом, чтобы команда, если в пути откроется сильная течь, могла перейти на «Тамару».

До чего же грустно было расставаться с Рароиа. Островитяне, стар и мал, пришли на мол, от которого отчалила шлюпка, и пели полюбившиеся нам песни.

Среди толпы выделялась могучая фигура Тупухоэ, который держал за руку маленького Хаумату. Мальчик плакал, да и по щекам могущественного вождя катились слезы. Наверное, не было на берегу человека, который бы не прослезился, но они продолжали петь и играть, и мы слушали, пока все звуки не потонули в реве прибоя на барьерном рифе.

Раройцы проводили песней шестерых друзей, мы оставили на берегу сто двадцать семь верных товарищей. Молча выстроившись у фальшборта, мы смотрели на остров, пока мол не растворился среди пальм, а пальмы не ушли за горизонт. Но еще долго в ушах звучала необычная музыка.

«…И пусть у нас будут общие воспоминания, чтобы мы всегда были вместе, даже когда вы уедете в дальние страны. Здравствуйте…»

Через четыре дня из моря вдали вынырнул Таити. Но не гирлянду зеленых метелок увидели мы на этот раз, а суровые, дикие скалы и рвущуюся к нему голубую вершину с венком из косматых облаков.

Когда мы приблизились, на синих склонах проступили зеленые пятна. Пышная тропическая растительность скатывалась вниз по ржаво-красным обрывам и глинистым косогорам в опускающиеся к морю глубокие ущелья и долины. И уж когда осталось совсем немного до берега, мы разглядели стройные пальмы, они густо росли в долинах и вдоль всего побережья, за золотистой полоской пляжа. Таити обязан своим рождением вулканам. Но они потухли, и коралловые полипы оградили остров барьерным рифом, не давая океану разрушить его.

Рано утром мы через проход в рифе вошли в гавань Папеэте. Сквозь листву могучих деревьев и пальмовые кроны проглядывали шпили церквей и красные черепичные крыши. Папеэте – столица Таити и единственный город во всей Французской Океании. Город радости, резиденция властей и узел всего транспорта в восточной части Тихого океана.

На пристани сплошной живописной стеной стоял народ. На Таити все новости распространяются с быстротой ветра, и каждому хотелось посмотреть на паэ-паэ, который пришел в Полинезию из Америки.

«Кон-Тики» отвели на почетное место возле набережной, и бургомистр Папеэте произнес приветственную речь, а совсем юная полинезийка преподнесла нам огромный венок из диких цветов от Полинезийского общества. Потом девушки повесили благоухающие белые венки на шею каждому из нас. Добро пожаловать на Таити, жемчужину Полинезии!

Я искал взглядом моего крестного отца Терииероо, предводителя семнадцати вождей Таити. Вот он! Высокий, тучный, такой же живой, как прежде, Терииероо вышел вперед и, широко улыбаясь, крикнул: «Тераи Матеата!» Он постарел, но сохранил величественную осанку.

– Долго ты заставил себя ждать, – улыбнулся вождь. – Зато приехал с добром. Поистине твой паэ-паэ доставил на Таити голубое небо (тераи матеата), ведь теперь мы знаем, откуда пришли наши предки.

Состоялся прием у губернатора, потом был праздничный обед в муниципалитете, а затем на нас посыпались приглашения со всех концов гостеприимного острова.

В памятной мне долине Папено вождь Терииероо устроил большой праздник, как в старые добрые времена. И так как Рароиа – одно, а Таити – совсем другое, опять состоялись крестины, мои товарищи получили имена таитянских вождей.

Мы жили беспечно под синим небом с белыми облаками. Купались в лагуне, лазали по горам и танцевали хюлу на траве под пальмами. Дни складывались в недели, а недели грозили сложиться в месяцы, прежде чем придет судно, которое доставит нас домой, где каждого ждали дела.

И вдруг из Норвегии сообщили, что Ларс Христенсен велел пароходу «Тур I» по пути с Самоа зайти на Таити, чтобы переправить членов экспедиции в Америку.

Рано утром 4000-тонное норвежское судно вошло в гавань Папеэте, и французский военный корабль отбуксировал «Кон-Тики» к борту его соотечественника-великана, который опустил громадную железную руку и поднял меньшого брата на палубу. Над побережьем раскатились мощные гудки пароходной сирены. Толпы людей, коричневых и белых, заполнили набережную Папеэте и хлынули на борт парохода с прощальными подарками и цветами. Стоя у поручней, мы вытягивали шею, словно жирафы, силясь высвободить подбородок из венков.

– Если хотите вернуться на Таити, – крикнул вождь Терииероо, когда прозвучал последний гудок, – бросьте в лагуну венок, как только отчалите!

Отданы швартовы, зарокотала машина, винт принялся перемешивать зеленую воду, и мы боком, медленно отошли от пристани.

И вот уже красные крыши пропали за пальмами, пальмы растворились в синеве горного склона, а гора беззвучно канула в Тихий океан.

В синем море плескались волны. Но теперь мы не могли до них дотянуться. В голубом небе плыли белые пассатные облака. Но нам было не по пути с ними. Мы шли наперекор стихиям. Возвращались к двадцатому столетию, и до него еще было далеко-далеко.

Мы стояли на палубе, все живы-здоровы, а в лагуне Таити тихие волны снова и снова прибивали к отлогому берегу шесть белых венков.

После экспедиции «Кон-Тики»

Эта книга не об обычном путешествии. Она о том, как шестеро молодых людей, отправившихся в плавание на плоту, изменили представления историков и утвердили новый взгляд на прошлое.

Плот был сооружен из девяти толстых бревен бальсы, связанных вместе. На нем предстояло проплыть по океану расстояние как от Осло до экватора.

Бальса – дерево легче пробкового, и никто из нас никогда не видел его прежде. Знатоки уверяли, что плот не выдержит волн и разлетится на куски. Навес разрушится, и нас смоет за борт. Кроме того, ученые полагали: на подобных сооружениях не преодолевали океаны. Но именно в это я и не верил.

Я не доверял авторитетам, хотя не был ни моряком, ни исследователем, занимавшимся сравнительным изучением этносов. Меня вела мысль, что предполагаемое морское путешествие вполне осуществимо, его проделывали люди много лет до нас. Я не сомневался в своей гипотезе, и пятеро моих друзей гордились мной. Они знали: я не рискнул бы жизнью другого человека, если бы не был до конца уверен, что мы выживем и достигнем островов в Полинезии.

Мне доводилось бывать там. Я приехал в Полинезию молодым зоологом и географом. От местных жителей узнал много о ветрах и течениях. Меня интересовало, как животные и растения попали с далекого континента на острова, образовавшиеся в результате извержения подводных вулканов.

В родной университет Осло я вернулся воодушевленный идеей, что все плавания в Южных морях начинались в течении Гумбольдта и совершались по направлению пассатов, то есть из Южной Америки в Полинезию. Так на островах появились люди, а вместе с ними животные и некоторые другие виды, характерные именно для Южной Америки. Сладкий картофель, тыква и другие культуры были восприняты народами Океании от обитателей Перу еще до европейской колонизации Америки.

В истории с любой экспедицией важно знать, что делать, и точно спланировать свои действия. Самое же трудное – найти того, кто профинансировал бы ее. Экспедиция «Кон-Тики» не была исключением. Кто рискнул бы дать деньги авантюристу, ведомому еретической идеей?

Для тех, кто следил за новостями, стало почти чудом, что плот преодолел океан и добрался до островов Полинезии. Но для тех, кто в чудеса не верит, подобное нельзя было интерпретировать иначе, как торжеством проверенной морской практики. Вообще, по иронии судьбы я, человек исключительно сухопутный, признан героем мореплавания, при этом по-прежнему остается настороженное отношение к идее о перемещении бальсового плота, который, однако, провел нас по океану как волшебный ковер.