Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик - Джон Стотт

Подлинное поклонение сердца — это, пожалуй, единственная доступная человеку деятельность, в центре которой неизменно стоит Бог и которая больше всего возвышает и возвеличивает Бога. Поклоняться — значит воздавать Богу всю славу, которой только и достойно Его имя; это значит отдавать всего себя Богу и только Богу. Кто–то совершенно справедливо заметил, что поклонение, как ничто другое, избавляет нас от заразы эгоизма.

Но как неприметно и быстро тщеславие проникает в церковное поклонение! Пастор начинает гордиться тем, как умело он ведет служение. Проповедник гордится своим красноречием, хор и органист — своими музыкальными способностями, а община — своей набожностью: как же, мы же пришли сегодня в церковь! И вот именно в тот момент, когда все наше внимание должно быть поглощено исключительно Богом, когда настает время самозабвенного восхищения Им, мы снова думаем только о себе, гордясь собственной праведностью, чувствуя свою значительность и поздравляя себя с духовными успехами.

Подлинное благовестие тесно связано с настоящим поклонением. Павел сравнивает его со служением жертвоприношения, где благовестник превращается в священника, приносящего к Богу своих новообращенных (Рим. 15:16). Кроме того, благовестие — это и провозглашение Евангелия, которым люди спасаются из рабства эгоизма, подчиняя свою жизнь Богу. Однако большая часть нашего благовестия сосредоточена именно на людях. Наши плакаты рекламируют знаменитого евангелиста или его спонсора больше, чем Самого Спасителя. Мы начинаем гордиться тем, как славно у нас все организовано, или раздуваемся тщеславием, взирая на собственный благовестнический пыл.

Или возьмем в качестве третьего примера исполнение церковного служения. «Служить» — значит быть слугой, исполнять прозаичную, непритязательную, черную работу. Поэтому было бы уж совсем странно превращать служение в повод для хвастовства. Иисус специально разделил понятия «господствовать» и «служить», а также «властитель» и «слуга» и добавил, что первые два понятия относятся к язычникам, а вторые должны отличать Его последователей: «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10:42–45). Таким образом, в качестве своего образца христианский служитель должен брать не язычников (или фарисеев), которые предпочитали господствовать, но Христа, пришедшего послужить.

Я не отрицаю того факта, что со служением сочетается некоторая власть (см., напр.: 1 Фес. 5:12,13; 1 Тим. 3:5; Евр. 13:7, 17); мне просто хотелось бы определить и ограничить ее. Это власть, присущая здравому учению и последовательности в личном примере. Она никогда не становится авторитарной в том смысле, что один человек пытается властвовать над разумом, совестью или волей другого. «Пасите Божье стадо… не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример…» (1 Пет. 5:2,3). Однако фарисеи как раз и господствовали, держа людей у себя в подчинении. Такими же были и священники предреформационного времени, чья деспотическая власть держалась на всеобщей убежденности в том, что в их руках находятся ключи от небесных врат.

Иисус обличил тиранию фарисеев, обратив внимание людей на их любовь к громким титулам (которая сама по себе уже о многом говорит). Он настаивал на том, чтобы в той Церкви, чье основание Он заложил, люди не присваивали ни себе, ни кому другому никаких званий: «А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос, все же вы — братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник — Христос» (Мф. 23:8–10). Иными словами, в церкви обычные прихожане по отношению к священнослужителям не должны находиться в положении ребенка перед своим отцом, во всем зависящего от него; или в положении слуги перед своим хозяином, беспрекословно ему повинующегося; или в положении ученика перед своим учителем, безмолвно принимающего все, что ему говорят. Конечно, служители не вправе требовать подобного отношения к себе со стороны прихожан, да и ни один христианин не может требовать или принимать такое отношение к себе со стороны братьев или сестер. Подобные вещи вдвойне греховны. Во–первых, они нарушают христианское братство: «Все же вы — братья». Во–вторых, они предполагают, что человеку воздается то, что по праву принадлежит только Богу:

«Один у вас Отец (от Которого вы зависите), Который на небесах», «один у вас Наставник (Которому должно повиноваться) — Христос» и (мог бы добавить Иисус) «один у вас Учитель (чьим наставлениям вы можете верить) — Святой Дух». Таким образом, господство служителей церкви над прихожанами — это грех и против Бога, и против человека, и против Святой Троицы, и против братства верующих.

Уж кто–кто, а апостол Павел хорошо усвоил этот урок. Когда коринфская церковь раскололась на отдельные части, каждая из которых избрала себе вождем соответственно Павла, Аполлоса и Кифу, он пришел в ужас. Можно предположить, что еще один лозунг «Я — Христов» был не знаменем еще одной, четвертой партии, а восклицанием самого апостола. То есть если коринфяне упорно клялись в верности людям, то, по крайней мере, он, Павел, хотел ясно заявить: что касается его самого, то он принадлежит Христу! На самом же деле Христу принадлежали и коринфяне, хотя их поведение этому и противоречило. Они уверовали и были крещены во имя Христа, а не Павла. И они вовсе не принадлежали Павлу; как раз, наоборот, Павел и его собратья–апостолы принадлежали им: «Все ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее — все ваше; вы же — Христовы, а Христос — Божий» (1 Кор. 1:10–13; 3:21–23).

Как было бы чудесно, если бы церковь последующих поколений помнила и исполняла эту Господню заповедь также ревностно, как и апостол Павел! Действительно, большинство взращенных Богом лидеров–христиан так же, как и Павел, не желали, чтобы люди носили их имена (я уже цитировал Лютера: «Пожалуйста… называйте себя не лютеранами, но христианами»). Но их последователи не всегда оказывались столь же здравомыслящими и скромными. Мы должны согласиться с чувствами, которые выразил по этому вопросу Джон Венн, ректор Клэпема, в начале прошлого столетия: «Наш благословенный Господь мудро наставлял нас не называть ни одного человека наставником. Бог желал бы, наверное, чтобы имена Кальвина и Арминия как лидеров церковных партий были бы преданы забвению — подобно телу Моисея. В том и должна быть заключена особая слава Церкви Христовой, что у нее лишь один Наставник и Господь, самый лучший, самый мудрый и самый высший. Становясь под знамена своей партии, мы тем самым покидаем Христовы знамена и впитываем в себя дух, гораздо более противный христианству, нежели любое отклонение от христианской веры по незначительным вопросам. Любовь к братьям была заповедана нашим великим Наставником как отличительная черта Его учеников. Но всякий раз, когда мы предаемся духу разделения и соперничества, эта любовь (которая, подобно любви Христовой, должна обнимать всех) сужается и застывает в тесных рамках; а христианский характер сводится к одной из форм себялюбия»[138]. И снова: «Как раскололся христианский мир, как нарушился его покой, когда различные церковные партии присвоили себе имена и доктрины отдельных служителей, прикрепив их на свои знаки отличия: я — кальвинист, я — арминианин, а я — лютеранин. Как бы хотел Господь, чтобы мы всегда помнили, что христиане — всегда Христовы!»[139]

Если еще раз оглянуться на все приведенные примеры проявления человеческого тщеславия, то становится видно, как оскверняются и наше поклонение, и благовестие, и служение всякий раз, когда с их помощью мы пытаемся воздать славу людям (то есть самим себе), а не Богу.

Слава не от Бога, а от человеков

Возлюбить Божью славу больше, нежели славу человеческую, значит еще и то, что мы будем искать одобрения у Бога, а не у людей.

Это тоже было проявленным стремлением Иисуса. «Не принимаю славы от человеков», — говорил Он (Ин. 5:41). Более того, нам известно, что Его презрел и даже отверг собственный народ, что умер Он настоящим изгоем, на римском кресте. Однако Бог утвердил Его, во время крещения и в момент преображения провозгласив Своим возлюбленным Сыном, в Котором было Его благоволение (Мк. 1:11), и, в конечном итоге, оправдал Его, воскресив из мертвых и вознесши на небеса (см.: Рим. 1:4; Флп. 2:9–11).

Однако стремления фарисеев были совсем иными. Они в первую очередь заботились о том, чтобы находиться большом почете у людей, а не у Бога, и это оказывало дурное влияние на каждый аспект их жизни.