Золотые Небеса. Полёт Одной Птицы - Mona Lisas Nemo

— Раньше ты хотел знать, почему на нас напали.

— А теперь понимаю, что это не так важно. Когда и тебя, и меня могут убить благодаря чужим распрям. Да, я постараюсь узнать, что к чему. Но если не получится — я не буду тащить нас в чужие земли. Где нам никто не будет рад и где нас не ждут. Где ещё больше опасности, чем в долине. Да, я хотел знать, потому что думал, что узнаю, помогу разобраться и вернусь… мы вернёмся домой и всё будет как прежде. Но так как раньше уже не будет. Ты сможешь жить с ними и делать вид, что они же, вырастившие нас, попытались нас убить? Нужно ли к ним возвращаться?

Помолчав некоторое время, Мэроу открыл рот, но, так и не решившись сказать правду, закрыл его. Заметив этот порыв, Лант внимательно посмотрел на друга.

— Говори, — сказал он настойчиво.

— Не стоит, — был короткий, но твёрдый ответ.

— Стоит, — настаивал Лант, — говори.

Мэроу посмотрел в глаза Ланту и быстро поднялся.

— Я не собирался возвращаться, — тихо сказал он и с вызовом посмотрел на Ланта.

— Я о том же… подожди, — внимательно и пристально как никогда изучая Мэроу, Лант отбросил своё занятие и тоже поднялся на ноги. — Ты ведь говоришь о сейчас, о теперь? — И он вопрошающе скрестил руки, когда в голосе дрожали сердитый нотки.

— Мне тебе соврать или промолчать? — Мэроу готов был уйти. Но Лант схватил его за рукав, не дав уйти от ответа.

— Вот не надо мне здесь недомолвок, хватит с меня и воспитателей наших. Говори.

Высвободившись и тут же скрестив руки на груди, Мэроу принял самый равнодушный вид, скрывая внутреннее волнение.

— Да, я тогда собирался уйти, и что?

— Что?! — Распахнув от удивления глаза, Лант не сразу сумел совладать с собой и вернуться к своей сильной, непоколебимой уверенности к себе и всему миру. — Что значит "что"? Ты поскакал за мной только ради того, чтобы смыться?

— Да.

— Грибов объелся! — Злясь на Мэроу как никогда прежде, Лант стиснул руки так, что те побелели. — С какого перепугу тебя понесло просто так из долины?! Мы жили… — Подступивший гнев не давал подбирать правильные слова. — Там наш дом, был наш дом, и тебя просто так понесло сбежать. Приключений искать? Ну так давай, наслаждайся! Теперь приключений достаточно?

— Достаточно, — злясь не меньше друга огрызнулся Мэроу. — Конечно. Ты маг, Лант. Ты родился магом и магом с длинной седой бородой, раскуривая трубку, будешь вещать о нажитой мудрости новым поколениям. Тебе всё ясно, всё просто. Мир такой-то и такой-то, а я кто? Кто я в этом мире? — Тут он запнулся и если до того голос его звучал более или мене спокойно, то тут Мэроу не выдержал:

— Они из меня конюха хотели сделать! Понимаешь? Они решили, что я должен быть конюхом, потому что им так видится. А кто я? Зачем я? И для чего? Я не хочу чистить лошадей и не хочу сажать морковку. Не хочу возиться с тем, что мне не нравится, обзавестись тем, что придётся считать своим. Жить до конца не своей жизнью, а их представлением о том, что хорошо. В особенности, для меня! И это был последний шанс. Вырваться! Дышать свободно и не слушать как они видят всё, и не ломать себя под них. А останься, что меня ждало? Сено, правильная семья и правильные мысли? Но я лучше буду плохим собой, чем хорошим им.

— Плохим для них, — сказав последнее, Мэроу беспокойно взглянул на Ланта, смотревшего на него с безграничным изумлением. Тягостное молчание пеленой нависло над обоими и долго ещё ни одно словно не прозвучало. Долго ещё Лант продолжал всматриваться в друга, точно сделав неожиданное открытие.

— А я, — наконец сказа он. — Ты мой друг. Неужели друзей так легко бросать?

— Нет, — последнее Мэроу было сказать тяжелее всего.

— Тогда какого духа?! — Вновь вспылив, Лант отошёл в сторону, напряжённо соображая. Тут он снова поднял глаза. — Значит, я бы пошёл на встречу с Тиеной и, вернувшись, тебя бы больше не застал.

— Так я собирался сделать.

— Тогда почему ты не уехал тогда же?

— Ты попросил меня высматривать её, пока лечил кого-то наверху.

Молча смотря на друга, Лант сделал несколько шагов, чуть не зацепил свои ступки, громко выругался, изливая всю злость в безопасное русло.

Остаток дня провели в молчании. Так что когда на землю спустилась темнота, обоим казалось, что так они и жили всегда безмолвно. А назавтра, когда ясное солнце озарило золотым сиянием верхушки елей и край земли, Лант проснулся первым и приступил к приготовлению завтрака. Он всегда предпочитал заниматься этим сам, поняв, какой из Мэроу отвратительный стряпчий.

Когда проснулся и Мэроу, Лант протянул ему миску с едой и обратил внимание того, что новый день обещает быть ясным и тёплым.

— Понимаешь, — когда они завтракали, начал серьёзно Лант, — почему я рассердился?

— Понимаю. — Мэроу и сам плохо спал, пытаясь вытеснить давящее ощущение внутри.

На том оба негласно пришли к соглашению оставить всё позади. А вместе с тем и долину, с её распрей и обманчивыми магами. Теперь Элам нужен был не для того, чтобы узнать правду о нападении. Вернее, это было не главной причиной. Теперь Элам служил символом, манящей звездой, где можно начать жить заново и возможно даже обрести новый дом.

Приятное событие, случившееся утром третьей недели в лесу, обрадовало Ланта не меньше, чем присутствие на самом изысканном пире. Разыскивая хоть что-нибудь съестное на обед, он набрёл на небольшое стадо диких коз. После чего одна из них была приманена и доена, под любопытные взгляды прочего стада. Кое-как набрав миску, Лант тут же выпил её содержимое и вновь принялся доить, открыв в себе новый талант.

— Не курю я трубки, — вдруг сказал он серой козе, глупо уставившейся на него.

— И не буду, — но коза только сочувственно проблеяла что-то на своём козьем. Может, она сочувствовала Ланту, понимая все его мысли, может, жаловалась на нелёгкую свою долю. Так или иначе, напившись, молока — а ведь раньше Лант козье молоко на дух не переносил — он вернулся к месту стоянки и перелил содержимое миски во флягу.

Мэроу от угощения отказался, предпочтя насытиться собранными корнями лопуха. Обоим казалось, что они всегда так жили, всегда скитались по лесу и никогда не спали в тёплых уютных кроватях; никогда их не звали к завтраку, обеду, чаю между обедом и ужином и, собственно, к ужину. Жизнь в долине вспоминалась всё чаще затуманено, как далёкий отголосок детства.

Неделей раньше они ещё рассказывали друг другу, кто бы сейчас больше съел и чего, теперь говоря о еде, подразумевали найденные грибы и ягоды, и ещё что, если повезёт найти. Приученные к зверью как к мелким друзьям — ни тот, ни другой охотиться не могли.