Тайна индийских офицеров - Мэри Брэддон

Но поездка окончилась, и леди Лисль вступила в замок своего мужа в качестве его новой полновластной хозяйки. Клэрибелль приготовилась удалиться из Лисльвуда, как только новобрачные вернутся домой. На другой день после приезда леди Лисль наткнулась на свекровь, одетую в дорожный костюм.

— Что вы делаете? — воскликнула Оливия. — Чьи это чемоданы?.. Миссис Вальдзингам, неужели вы хотите уехать?

— Я решила проститься с вами, леди Лисль, — холодно ответила Клэрибелль. — Во время вашего медового месяца я оставалась в замке моего сына исключительно как гостья. Я отправляюсь в Брайтон, где сняла себе квартиру. Сэр Руперт потрудился высказать мне со всей возможной ясностью, что нам нельзя жить вместе, хотя я поняла это гораздо раньше.

Леди Оливия слушала ее с глубоким изумлением, затем схватила Клэрибелль за руку и потащила ее в библиотеку.

— Ну, миссис Вальдзингам, — начала она, усадив свекровь в кресло у окна, — объясните же мне суть дела! Сэр Руперт оскорбил вас?.. О, я не сомневаюсь, что он способен оскорбить свою мать! — добавила она, заметив движение Клэрибелль, которая, покраснев за сына, постаралась скрыть лицо от глаз невестки.

— Дорогая миссис Вальдзингам, — продолжала Оливия, — знаю, что я имею меньше всех право высказывать вам подобные горькие истины. Каким бы ни был ваш сын, я, конечно, не должна говорить о нем дурно! Я этого не делала и никогда не сделаю. Я не особенно стесняюсь в выражениях, когда говорю с ним, но не позволяю себе ничего подобного в разговоре с другими… Милая миссис Вальдзингам, я умоляю вас не уезжать из дома лишь потому, что в него вошла я! Хоть я и не принадлежу к числу людей общительных и приятных, но у меня не возникнет желания огорчить вас даже в мыслях. Если вы можете сочувствовать созданию, которое никогда не знало ласки матери, то вы сжалитесь надо мною! Сестры мои никогда не любили меня, а теперь они завидуют моему положению… Помоги мне Бог!.. Сжальтесь надо мною и любите меня, если вы в состоянии исполнить эту просьбу! Позвольте мне считать и называть вас матерью, которой я не знала!

Леди Лисль опустила свою прекрасную головку на плечо Клэрибелль и горько зарыдала.

Это короткое свидание имело огромное значение для обеих женщин. Миссис Вальдзингам осталась в Лисльвуде, но наотрез отказалась жить в замке, а выкупила дом и земли, принадлежавшие когда-то ее тетке, мисс Мертон, которые находились в чужих руках со дня бракосочетания Клэрибелль с сэром Реджинальдом Лислем.

Все окрестные жители не замедлили убедиться, что Оливия Лисль щедро тратит деньги баронета. Она пригласила в замок столько гостей, что все мансарды и чердаки были переполнены лакеями и горничными. Она начала вести самую веселую и шумную жизнь; давала праздники в парке, причем главная аллея иллюминовалась бесчисленным множеством разноцветных фонарей; сама управляла постройкой новых конюшен с прекрасными соломенными крышами и заполнила их охотничьими лошадьми. За замком устроили манеж, в котором она ежедневно ездила верхом, перескакивала через воображаемые препятствия и выделывала всевозможные штучки. Давно уже забытая коллекция мячиков была приведена в надлежащий порядок, и поселяне часто видели на дворе группу игроков, во главе которых стояла миледи. Все это делалось без участия сэра Руперта. Он подписывал чеки под диктовку жены — один взгляд ее великолепных черных глаз в зародыше убивал все его возражения. Безумная любовь, которая заставила его так спешить со свадьбой, давно уже остыла. Жена принадлежала ему безраздельно, и сознания этого было для него вполне достаточно. Хотя леди Оливия и держала его в ежовых рукавицах, он видел в ней только часть своего богатства, которым он мог распоряжаться так же, как распоряжался лошадьми и собаками. Он боялся последних не меньше Оливии, но он купил их всех: жена, собаки, лошади сделались его собственностью, дальше желания баронета не заходили.

Лето прошло во всевозможных увеселениях, от которых лорд Лисль был отстранен. Майор, его жена и Соломон, отсутствовавшие летом, вернулись в Лисльвуд. Ловкий индийский офицер хорошо знал, чем он мог понравиться леди Лисль, и последняя, никогда не советовавшаяся с мужем, советы майора стала принимать с удовольствием. Таково было положение дел, когда настал конец осени, а вместе с ней и первого года брачной жизни Оливии, и когда некое происшествие вызвало первую ссору между женой и мужем.

Однажды ноябрьским вечером Оливия возвращалась с прогулки по равнине и, подъезжая к замку, заметила какую-то женщину, сидевшую на маленькой скамейке за решеткой парка, прямо напротив сторожки, которую некогда занимало семейство Жильберта Арнольда. Женщина была мала ростом, худа и очень бедно одета; возле нее лежал небольшой узелок. Она подняла голову, когда сторож отворил ворота, пропуская Оливию, и выражение ее лица так поразило леди Лисль, что она остановила лошадь, чтобы поговорить с бледной незнакомкой.

— Что с вами, моя милая? — спросила она.

Владелица замка делала для людей много доброго, но была довольно осмотрительной: ложь и притворство не могли ее обмануть. Она пристально всмотрелась в незнакомку, когда та встала со скамейки, и в этом бледном, изможденном лице не нашла ничего, что могло бы возбудить ее подозрения.

— Что вам угодно, милая? — повторила она.

Она любила, чтобы ей объясняли прямо, без лишних слов, чего от нее хотят.

— Сударыня… ваше сиятельство, — начала незнакомка, запинаясь под пристальным взглядом Оливии. — Вы ведь леди Лисль?.. Не правда ли, вы его жена, миледи?

— Да, я жена сэра Руперта Лисля. Но к чему эти вопросы? — проговорила Оливия довольно сухо.

— О миледи, говорят, что вы очень добры и милостивы к бедным людям… Позвольте же мне взглянуть на моего… виновата… я хотела сказать, на сэра Руперта. Больше я не прошу ничего.

— Но вам уж сказано раз и навсегда, что сэр Руперт не желает вас видеть, — подхватил сторож, следивший за этим разговором. — Я сказал ей это, миледи. Она пришла сюда часа два тому назад и просила позволения повидаться с сэром Рупертом; я ей объяснил, что это невозможно. Тогда она решила подождать здесь сэра Руперта, хотя я говорил, что он едва ли выйдет куда-нибудь, так как ему вреден холодный воздух. Потом она настойчиво начала просить передать ему оторванный от старого конверта клочок бумаги, на котором карандашом написала свое имя. Она долго просила, вопила и плакала, пока я не отослал своего сына с этим клочком бумаги в замок. И что же вышло? Мой сын вернулся и сказал мне, что камердинер посоветовал ему никогда больше не брать на себя подобных поручений. Дело в том, что сэр Руперт, взглянув на этот клочок бумаги, затрепетал от гнева и произнес проклятие, а потом сказал, что если он еще раз увидит это имя, если ему будут надоедать подобными глупостями, то он заставит назойливых просителей познакомиться с тюрьмой.