Эффект серфинга - Юрий Тупицын

И вот теперь, благодаря Ивану Лобову, такой стимул появился!

Иван задумал отчаянную, по обычным канонам космических полётов и вовсе несуразную операцию. Работая во взаимодействии с «Громом», который займёт боевую позицию по отношению к звёздной паре, намеченной для подрыва и вспышки, Лобов решил войти в рукав Ориона на «Перуне», застопорить ход и ждать команд от руководителя операции. По предварительной команде вывести «Перун» на наивыгоднейшую для сёрфинга гиперсветовую скорость. По исполнительной — довернуть под наивыгоднейшим углом к фронту ударной волны, которая настигнет его после вспышки новой звезды. А потом… потом все дело в искусстве сёрфинга и удаче! Пилотажного мастерства Ивану не занимать, а удача — что ж, часто, очень часто, хотя и не всегда, она сопутствует отчаянным, но расчётливым начинаниям. Если Иван оседлает гребень ударной волны, она понесёт его на себе словно щепку! Сохраняй передний фронт этой волны свою начальную скорость, пропорциональную кубу скорости света, на протяжении всей длины бега, он бы вынес «Перун» к проливу Персея в мгновение ока — в доли секунды. Но эту трудно вообразимую скорость ударная волна имеет лишь в первый миг формирования. А потом её передний фронт начинает размываться, а скорость его стремительно падать по экспоненциальному закону. Как только она снижается до критического уровня, равного квадрату скорости света, ударная волна разрушается, сёрфинг прекращается. И корабль, заброшенный за сотни и тысячи световых лет, выходит на собственный маршевый ход. Иван утверждает, что на вспышке новой звезды оптимальной мощности до пролива Персея всего полчаса хода. Тридцать минут — и «Перун» вынесет по подпространственному рукаву Ориона на шестьдесят тысяч световых лет от Солнца! Конечно, на оптимальный сёрфинг рассчитывать трудно, можно и не доехать до пролива Персея на гребне волны, а можно и переехать, проскочив вместе с нею в загалактическое пространство. На корректировку сёрфинга могут потребоваться часы, сутки, а может быть, и недели. Но что значат эти сроки по сравнению с обычным, крейсерским ходом по рукаву Ориона, который затягивается на два-три года!

Мысли эти, пёстрой лентой промелькнувшие в сознании Онегина и спутавшиеся в трудно читаемый клубок, и заставили его «попросить пардону» — сказать Лобову, что ему нужно очухаться, прийти в себя. Постепенно из вороха соображений сама собой выкристаллизовалась главная мысль: предложение Ивана и было тем недостающим стимулом, отсутствие которого тормозило введение программы искусственных вспышек новых звёзд! Теперь искусственная вспышка новой становилась не только мерой безопасности, но и перспективнейшим в деле развития сверхскоростных и сверхдальних гиперсветовых полётов экспериментом. Риск? Во все исторические времена шаги человечества в неизведанное сопровождались риском. Так было и так будет! Секрет в том, чтобы сам риск сделать как можно меньшим, а пользу от рискованной операции — как можно большей. Решив, наконец, про себя весь комплекс проблем, который, точно иголка нитку, вытянул анализ, Снегин поднял голову и просто сказал:

— Предложение твоё принимается.

Лобов шумно вздохнул:

— Спасибо, Всеволод. Спасибо, дружище. Век не забуду!

Снегин холодно усмехнулся:

— Ты ещё добавь, моритурите салютант. Идущие на смерть приветствуют тебя, — так говорили гладиаторы, шедшие на арену Колизея.

Лобов пожал литыми плечами:

— Не собираюсь умирать. Я только хочу побыстрее добраться до пролива Персея.

— Собираешься, — отрезал Снегин и после паузы спросил: Какова вероятность успеха твоей операции?

— Половина, — неохотно ответил Иван и улыбнулся своему хмурому собеседнику. — Но мне приходилось бывать и в худших переделках. Ты знаешь, Всеволод, сколько раз.

— А если у тебя будет напарник за вторым штурвалом? Для страховки, подчистки и вообще — на всякий случай. Тогда какова вероятность успеха?

— Тогда — семьдесят процентов, — ещё более неохотно проговорил Иван.

— Вот видишь. Совсем другое дело! На такой вероятности Юрий Гагарин взлетел в космос. Это уже не дурацкое фифти-фифти. На семидесяти процентах можно и рискнуть!

— Я не могу рисковать чужой жизнью по личным мотивам!

— При чем тут личные мотивы? Речь идёт об операции службы безопасности и об эксперименте сверхскоростного и сверхдальнего полёта!

Лобов упрямо покачал головой:

— Все это — вторичная надстройка. Я иду на это дело по личным мотивам — ради Лены. Об этом знают Клим и Алексей, именно поэтому они дали мне свободу действий.

— Они дали тебе свободу потому, что ты упрям как козёл! Знали, тебя не переспоришь. Ещё неизвестно, как они поведут себя в дальнейшем.

Но Иван не дал сбить себя с мысли и продолжал так, будто и не было реплики Снегина:

— Об этом знаешь ты. Скоро об этом будет знать весь космофлот. Об этом, наконец, знаю я, понимаешь, я сам! И я не могу кривить душой — знать одно, а говорить другое.

Снегин кивнул в знак понимания:

— Ясно, мотивы у тебя сугубо личные, и ты даже гордишься этим. Орфей в гордом одиночестве отправился за своей Эвридикой в царство мёртвых, а ты, такой же гордец, хочешь в одиночку отправиться за Леной в царство Уикты.

— Хочу.

— Но ты забыл о том, в какое время жил Овидий. И в какое время живёшь ты!

— При чем тут Овидий?

— При том, что именно Овидий изложил эту историю с Орфеем и Эвридикой, и ты об этом отлично знаешь. Но когда жил Овидий? На закате Римской империи, во времена Нерона.

Лобов улыбнулся горячности товарища, он даже любил эту его черту.

— Положим, Овидий жил на полвека раньше. Во времена Октавиана и Тиберия.

— Какая разница? «Страдальцем кончил он свой век, блестящий и мятежный, в Молдавии, в глуши степей, вдали Италии своей», так, по-моему? Век был не только мятежный, но и дикий. Жизнь человека ничего не стоила. Овидию ещё повезло сослали на задворки империи — в Молдавию, а могли ведь угостить цикутой или вскрыть вены на ногах в ванне с тёплой водой. Твой Овидий, вдали Италии своей, был страшно одинок! Поэтому и все его герои одиноки. Но теперь-то другое время. Да разве мы, твои друзья, допустим, чтобы ты отправился на встречу с ударной волной от звёздного взрыва в одиночку? И чтобы ты один оказался на Уикте, в глуши степей, вдали родины своей?

Снегин помолчал, успокаиваясь.

— Твоё предложение принимается. Но с одной оговоркой. Этот дальний патрульный корабль «Перун» рассчитан на экипаж из четырех человек, я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься. Помимо штурмана и бортинженера там предусмотрен и помощник командира, второй пилот.