Русь. Строительство империи 4 - Виктор Гросов

Он кивнул, хотя я видел, как тяжело ему это дается. Киевляне и правда косились на него — кто с недоверием, кто с открытой злобой. Ярополк пошел к группе дружинников, отдавая приказы. Одна женщина плюнула в его сторону, а мужик рядом что-то пробормотал, явно нелестное. Я вздохнул. Ему придется нелегко, но это его битва. Пусть набирает опыт.

Я стоял на площади Киева, наблюдая, как последние языки пламени гаснут под струями воды, которую таскали дружинники и горожане. Вечер опускался на город, окрашивая небо багрянцем, и дым медленно рассеивался, открывая вид на черные остовы домов. Запах хлеба, который мы начали раздавать из найденного склада, смешивался с гарью, и это странным образом успокаивало. Люди, смотревшие на меня с опаской, теперь тянули руки за краюхами, а некоторые даже улыбались, шепча слова благодарности.

Добрыня подошел ко мне, вытирая пот со лба. Его бронька была покрыта сажей, он держался бодро.

— Склады проверили, — сказал он. — Зерна хватит на неделю, если не растягивать. Есть еще немного меда и сушеной рыбы. Но снарядов для катапульт почти не осталось.

— Значит, будем искать, — ответил я, глядя на толпу. — И кузнецов с гончарами из Переяславца надо будет сюда притянуть. Пусть работают день и ночь.

Он кивнул и отошел. Я повернулся к Ярополку, который стоял чуть поодаль, раздавая указания дружинникам. Его лицо было мрачным. Я подошел ближе, заметив, как одна женщина в толпе отвернулась, когда он протянул ей хлеб. Ярополк стиснул челюсти, но продолжал делать свое дело.

— Они не верят мне, — сказал он тихо, когда я оказался рядом. — Думают, я продал Святослава печенегам.

— Слухи — как ветер, — ответил я. — Их не остановишь словами. Покажи, что ты с ними, а не против. И держи спину прямо, даже если плюют в нее.

Он кивнул, но ему это тяжело дается. Я хлопнул его по плечу и отошел, ему придется самому пробивать эту стену. Я же должен был думать о большем — о Новгороде и Сфендославе. К счастью, рядом с Ярополком был Илья, он поможет ему.

Я направился к терему, где мы устроили временную ставку. За мной увязался Добрыня. Широкая фигура богатыря маячила в полумраке. Он выглядел так, будто не спал несколько дней.

— Народ начинает шептаться, — сказал он, когда я подошел к терему, подальше от толпы. — Хлеб их подкупил, но бояре… Они смотрят на тебя, как волки на добычу.

Я вспомнил седого старика с острым взглядом, которого видел среди купцов Болеслава.

— Да. Говорят мало, но я чую, они что-то затевают. И про Рюриковичей упоминают, мол, кровь их еще жива.

Я нахмурился. Рюриковичи. Ярополк был одним из них, сын Святослава, но его прошлое делало его уязвимым. А если есть другие, кто-то, кого бояре могут поставить против меня? Нужно держать ухо востро. Я кивнул Добрыне.

— Следи за ним, отправь Веславу и ее лазутчиков за особо рьяными смутьянами. И к остальными тоже пригляд поставь. Если что-то — сразу ко мне.

— Сделаю, княже, — ответил он и отошел, а я вошел в терем.

Внутри было тепло от очага, но воздух все еще вонял дымом. Я сел у огня, вытянув ноги, и закрыл глаза на миг, пытаясь собраться с мыслями. Рана на плече ныла, но я не обращал внимания — было не до того.

Ночь опустилась на город. Так я и уснул. Проснулся утром от нежных прикосновений. В полудреме я глянул на женские руки, которые промывали мне рану на руке. Это не могла быть Милава, она осталась в Переяславце. Эта мысль крутилась на краю сознания. Девушка дала мне попить что-то. Запах трав, такой мне давала Искра, когда был ранен после нападения разбойников. Искра? Я резко открыл глаза и посмотрел на девушку.

— Искра!

В голове помутилось. Организм склонило в сон.

Наутро я с трудом вспомнил, что видел искру. Если бы не тугая повязка на руке, то и забыл бы, как сон. Я рассказал Веславе о том, что видел Искру. Она была в гневе и умчалась перетряхивать город в поисках дочерь Огнеяра.

После завтрака я созвал совет. В терем вошли Ярополк, Ратибор, Добрыня, Алеша и Илья. Веслава с лазутчиками шерстили Киев в поисках Искры.

У дверей стояли несколько дружинников, которых я считал надежными. Болеслав тоже явился, принеся с собой кувшин меда. Мы расселись у стола. Я заговорил первым.

— Киев наш, — сказал я, глядя на них. — Сфендослав наверняка направился в свою вотчину, в Новгород. Он не сдастся, пока жив. Нам нужно укрепить Киев, собрать войско и идти на север. Но сначала — порядок здесь.

— Порядок — это хорошо, — кивнул Болеслав, разливая мед по чашам. — Народ тебя любит за хлеб, Антон. Продолжай в том же духе, и они за тобой пойдут.

— В Киеве моим голосом будет Ярополк. Мой наместник. Хорошо, что ты сам начал говорить про любовь бояр. А про бояр что скажешь?

Он замялся, но быстро взял себя в руки.

— Бояре… Они привыкли к старым порядкам. Им нужно время. Или повод тебя уважать.

— Или повод меня убрать, — добавил я, и в комнате повисла тишина.

— Мы соберемся на вече и я потолкую с ними, — вздохнул Болеслав.

— Вот и замечательно. Я услышал, то что хотел услышать.

Я поднял свою чашу.

— За Киев, — сказал я. — И за тех, кто с нами.

Они выпили. Совет потихоньку превратился в небольшой пир.

Я сидел у очага в тереме, глядя, как языки пламени лижут поленья. Пир закончился, люди разошлись. Рана на плече чесалась, напоминая о погоне за Сфендославом.

А он скоро будет в Новгороде, соберет войско, назовет себя киевским князем. Я должен был что-то делать, но броситься за ним сейчас — значит оставить Киев на растерзание боярам. Остаться — дать Сфендославу время укрепиться.

У двери послышались шаги. Я покосился — это был Ярополк. Он выглядел еще более измотанным, чем на совете. Наместник остановился у стола, держа в руках пустую чашу и долго молчал, прежде чем заговорить.

— Антон, — начал он тихо, будто подбирая слова. — Как мне заставить их поверить? Киевляне смотрят на меня, как на врага. Я пытаюсь, но…

Он замолчал, опустив взгляд.

Я встал, подошел к окну и выглянул наружу. Ночь укрыла Киев черным покрывалом, но тут и там еще тлели очаги пожаров, как напоминание о том, что мы едва удержали город. Я повернулся к нему.

— Докажи