Русь. Строительство империи 4 - Виктор Гросов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огонь сделал больше, чем могла бы моя армия. Штурм, копья, мечи — все это стало ненужным. Киев падал не под натиском дружин, а под тяжестью собственного пламени. Я смотрел, как дым застилает небо, как последние башни рушатся, как стены превращаются в головешки. Это был конец.
И, возможно, конец самого города.
Солнце клонилось к закату. Пожар разгорался все сильнее.
Ночь упала на лагерь тяжелым покрывалом, заглушая шум киевского пожара. В ночи он горел еще более величественно. Я стоял у шатра, глядя, как дым поднимается над городом. Ярополк смотрел с некой долей жалости на все это. Впрочем у Такшоня был такой же взгляд. Уверен, что мотивы у них абсолютно разные. Я приказал армии ждать утра. Войско улеглось спать, выставив дозорных.
Я повернулся к Веславе. Она стояла у частокола, глядя на город с суровым лицом
— Зови лазутчиков, — сказал я тихо. — Пора.
Она кивнула, не спрашивая зачем, и умчалась к лесу, где ждали ее подчиненные — двенадцать воинов из «Тайной гридницы». Я подошел к шатру, взял плащ потемнее. Ратибор нашел меня, будто чуял, что я задумал.
— Идешь? — спросил он, глядя на меня из-под капюшона.
Я кивнул.
— Пойдешь со мной?
— Духи велят, — ответил он.
Я хмыкнул. Ратибор и его духи — надежнее нет. Мы вышли к лесу, где Веслава уже собрала лазутчиков. Двенадцать теней в темных плащах, с кинжалами за поясом, стояли молча, глядя на меня.
— Слушайте, — сказал я, понизив голос. — В Киеве суматоха. К сожалению, Сфендослав жив. Он держит оборону. Мы идем туда. Нужно срубить голову врагу, лишить их князя.
Лазутчики не проронили ни звука.
Мы двинулись через лес, обходя лагерь. В том месте, где тени деревьев скрывали нас от глаз киевлян на стенах. Ночь была темной и холодной, ветер шумел в ветвях, заглушая наши шаги и раздувая пламя пожара в Киеве. Лазутчики шли бесшумно. Веслава держалась рядом, а Ратибор замыкал строй. Я вел их к рву у западной стены — туда, где огонь еще не добрался, но где стена была самой низкой.
Мы вышли с края леса.
Лазутчики поползли ко рву. Ров — одно название, воды где-то по колено. Большей сложностью для нас был ил, который мешал ходить по дну. Стараясь издавать как можно меньше шума, мы прошли это место. Я шел первым. Ратибор помогал Веславе и скоро мы все были у стены. Бревна здесь были подгнившими и старыми. С помощью «кошек», которые отлично показали себя еще в Совином, мы взобрались по стенам. Я пролез, цепляясь за гнилые бревна. За мной пошли остальные, и мы оказались внутри — в темном проходе под башней, где пахло сыростью и дымом.
Я шел вперед, держа кинжал наготове. Возле стены была лестница вниз. Где-то в стороне кричали люди Сфендослава. Лестница вывела нас к складу. А чуть дальше виднелся богатый терем. Вряд ли это княжеский.
Глава 17
Киев, объятый пламенем, напоминал гигантский погребальный костер. Отблески пожара плясали на стенах терема, куда мы пробрались — я, Ратибор и двенадцать лазутчиков Веславы. Мы двигались бесшумно в этом лабиринте узких переходов и лестниц, ведущих к богатому терему, затерянному в глубине киевских кварталов. Запах дыма впитывался в одежду.
Терем, как подсказала нам Веслава, принадлежал Болеславу — одному из самых влиятельных киевских купцов, члену Вече, человеку, чье слово имело вес в городе. Именно он был среди переговорщиков-парламентеров. По сведениям, добытым лазутчиками, Болеслав был недоволен правлением Сфендослава. Пренебрежение к мнению купеческого сословия подтачивало лояльность Болеслава к новгородскому князю, который выскочил из Переяславца с вестью о предательстве Ярополка. Не знаю что посулил Сфендослав этому Болеславу, но я хотел перебить его цену.
Я намеревался использовать это недовольство, перетянуть купца на свою сторону, заручиться его поддержкой. Без поддержки киевских купцов удержать город будет сложно.
Обогнув склады, мы скользнули в приоткрытую дверь, оказавшись в просторной горнице. Зарево пожара выхватывало из темноты резные скамьи, узорчатые ковры, тяжелый дубовый стол, заваленный свитками и глиняными табличками. На стенах висели дорогие ткани, тускло поблескивали серебряные кубки. Богатство, накопленное годами торговли, ощущалось в каждом предмете.
— Здесь, — прошептала Веслава, остановившись у неприметной двери в углу. — Его покои.
Я кивнул, жестом приказав лазутчикам рассредоточиться по горнице, занять позиции у дверей и окон. Ратибор встал рядом со мной. Я положил руку на рукоять кинжала, висевшего на поясе, и постучал.
За дверью послышалось шуршание, а затем — приглушенный голос:
— Кто там?
— Князь Антон Переяславецкий и Берёзовский, — хмыкнул я. — И у меня есть к тебе разговор, Болеслав.
Тишина.
— Князь? — с недоверием переспросил Болеслав. — Что тебе нужно в моем доме, в такой час?
— Открывай, пока не вынес к лешему эту дверь, — сказал я, повысив голос.
Снова тишина, а затем — скрип засова. Дверь приоткрылась, и в проеме показалось лицо Болеслава. Седые волосы, окладистая борода, проницательные глаза, в которых застыли страх с любопытством. Он был одет в простую льняную рубаху, на плечи накинут меховой плащ — в тереме было прохладно, несмотря на то, что за окнами бушевал пожар.
— Входи, княже, — сказал он, пропуская меня в покои. — И твои… спутники.
Я вошел, Ратибор — следом. Лазутчики остались в горнице, охраняя тылы. Покои Болеслава были обставлены не менее богато, чем горница: широкая кровать под балдахином, резной сундук. На столе горела свеча, бросая дрожащий свет на лицо купца. Выглядит как-то странно. За окном пожар, а он тут дрыхнет.
— Итак, князь Антон, — начал Болеслав, усаживаясь на скамью у стола и жестом приглашая меня сесть напротив. — Что привело тебя в мой дом? Ты сжег стены Киева, твоя армия уже в Киеве, раз ты здесь. И каким-то образом ты навестил именно меня.
— Я пришел говорить, Болеслав, — ответил я, опускаясь на скамью. — Я знаю, что ты недоволен Сфендославом. Не знаю как так случилось что киевляне так быстро меняют своих князей, но я пришел положить этому конец. Ведь ты же тоже не доволен происходящим? Деньги любят тишину, а в Киеве что не день — так новая напасть. То Святослава убьют вместе со всей семьей, то Игоря, его племянника. То
