«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

В польскоязычной педагогической литературе края одним из первых популяризаторов новых подходов к воспитанию детей, в частности идей Ж.-Ж. Руссо, являлся А. Снядецкий, автор трактата «O fizycznym wychowaniu dzieci» (публикация в «Dzienniku Wileńskim» в 1805 г.; отдельным изданием в 1840 г.). А. Снядецкий главной целью воспитания называет формирование счастливых людей, что, по мысли философа, подразумевало одновременно развитие физическое (сила, здоровье, долголетие) и интеллектуальное. Согласно убеждениям А. Снядецкого, человек, который сумел построить для себя счастливую жизнь, скорее всего, будет полезным и для общества[712]. Идеи А. Снядецкого, сочетающие апологию личного счастья с признанием необходимости служения общественной пользе, восходят к произведению Д. Локка «Some thoughts concerning education» («Мысли о воспитании»; 1693).

В 1818 г. на страницах журнала «Miesięcznik Potocki» была опубликована статья «Замечания о воспитании молодежи» («Uwagi nad wychowaniem młodzieży») иезуита Ж.Л. Розавена. В отличие от концепции А. Снядецкого (воспитание для достижения собственного счастья), Ж.Л. Розавен делает акцент на необходимости подчинения личности резонам общественного служения, что было созвучно убеждениям представителей консервативно-патриотических кругов шляхты. Согласно выводам автора, воспитание преследует цель морального и интеллектуального развития ребенка и должно служить задачам формирования личности будущих граждан, способных надлежащим образом исполнять свои обязанности перед Родиной. Подобной цели, по мысли публициста, наилучшим образом соответствовало религиозное образование, а также развитие ума при помощи греческого и латинского языков[713].

А. Снядецкий и Ж.Л. Розавен представляют два влиятельных идеологических течения, которые присутствовали в дворянском общественном мнении на белорусских землях. Либеральные взгляды, выразителям которых являлся А. Снядецкий, популяризировались на страницах виленской прессы (Dziennik Wileński, Tygodnik Wileński, Wiadomości Brukowe), звучали в публичных выступлениях местной интеллигенции. Однако в школьной практике наблюдался синтез элементов религиозного и патриотического воспитания, – таким образом, более востребованными были идеи, которые озвучил Ж.Л. Розавен. Например, облик русской гимназической системы во многом предопределяла классическая филология и Закон Божий.

На педагогический идеал влияли также политические убеждения родителей. В консервативных («старопольских», «сарматских») семьях детей воспитывали в религиозной вере, поощряли к скромности и учтивости в обращении со взрослыми, милости к бедным, учили также принятию социальной иерархии[714]. Очень высоко в подобных семьях находился родительский авторитет. Например, согласно воспоминаниям Ф. Карпинского, он не смел при отце не только сидеть без разрешения, но даже стоять, опираясь на стену[715]. С волей отца считались даже избалованные дети[716].

Идеал воспитания отличался не только в разных сословных кругах, но даже внутри одной семьи, например, при воспитании девочек и мальчиков. Существовали различия также в воспитании старших (будущих наследников) и младших детей. Однако выделялись компоненты воспитания, которые являлись универсальными: помещики хотели видеть своих детей религиозными, послушными, общительными и здоровыми. Воспитание в помещичьих семьях основывалась на семейно-родовых и сословных ценностях, что подразумевало актуализацию исторической памяти. С историей края помещичьи дети знакомились, прежде всего, через биографии своих предков. Значимым аспектом домашнего воспитания в большинстве семей местных дворян-помещиков являлось сохранение польской этнокультурной идентичности[717]. Соответственно важным воспитательным элементом была актуализация комплекса традиций и норм, которые отождествлялись с культурным польским каноном и «золотой эпохой» существования Речи Посполитой. Нередко подобная воспитательная линия приобретала ксенофобский характер[718].

В дворянских кругах существовал стереотип, согласно которому мальчики должны были расти «рыцарями» и уметь «защищать мать, сестру, слабейших»[719], а девочки – являться хранительницами домашнего очага и традиций рода. Молодых господ готовили к общественной карьере, а также к исполнению хозяйственных обязанностей в поместье. Барышни занимались домашними делами (ручным прядением, вышивкой), ухаживали за домашними растениями. Мальчики-подростки имели большую самостоятельность и возможность выходить за границы отеческой усадьбы, например, охотиться на лесную птицу, собирать грибы[720]. Половозрастной подход к воспитанию мог существенно отличаться в зависимости от имущественного положения и родовитости родителей. Для аристократии приоритетом являлась публичная деятельность. Мальчиков в подобных семьях готовили к политической или военной карьере, они должны были в будущем стать образцовыми гражданами, девочек – к ролям матери и жены, «целомудренной, сердечной, доброй» хозяйки «открытого дома», умеющей жить общественными и интеллектуально-художественными интересами мужчин[721]. В то же время значительная часть семей средних и мелких землевладельцев ориентировала своих детей на занятия хозяйственной деятельностью в поместье. Однако данная традиция со временем изменялась. Согласно свидетельству Л. Потоцкого, с последней четверти XVIII в. в помещичьей среде не считалось уже безусловно обязательным воспитывать детей «для Бога и людей», – на смену идеалу общественного служения вместе с модой на французскую культуру приходили сибаритские настроения. Все чаще школьное образование заменялось для детей местной аристократии домашним обучением. Начали цениться знания, полученные от гувернеров-иностранцев, наличие которых в дворянской семье стало элементом престижа[722].

Педагогический идеал мог четко артикулироваться, например, в инструкциях по воспитанию детей (преимущественно прямых наследников), которые составлялись обычно отцом и адресовались воспитателям, гувернерам, учителям и самим детям. Среди подростков культивировался идеал самовоспитания и самообразования. Однако, когда в аристократических семьях воспитание носило проектный характер, отличаясь большим разнообразием подходов и примеров для подражания, то в среде небогатого дворянства это был обычно интуитивный процесс с опорой на традиционные педагогические практики, которые основывались в первую очередь на христианских идеалах. Соответственно как эталон универсальных человеческих ценностей рассматривалась личность Христа. Популярными являлись примеры из жизни предков (патронов рода), исторических и библейских героев, в меньшей степени – литературных персонажей. Обычно пример для наследования закладывался на уровне имени, которое давалось ребенку в честь выдающегося предка, знаменитой исторической фигуры или святого[723]. Представление о круге исторических, литературных и мифологических героев, на примере которых воспитывались уроженцы Беларуси, по крайней мере, носители польскоязычной католической шляхетской традиции, дает книга Яна Борщевского «Шляхтич Завальня». На ее страницах преобладают имена, связанные с античной историей (Александр Македонский, Гомер, Вергилий, царь Спарты Леонид, Цицерон, Гораций, Цезарь) и христианской традицией (Иисус, Богоматерь, св. Петр, Адам, Ева, Каин, Игнатий Лайола и др.) [724]. На основе геральдической литературы сложилась разветвленная типология аристократичных характеров. Носителю определенного герба приписывались специальные склонности и способности. Например, владельцы герба «Ялита», считалось, отличались скромностью и чрезвычайной любовью к охоте[725].

В воспитании младших членов помещичьей семьи принимали участие представители широкого круга представителей рода, в первую очередь близкие родственники, крестные родители. Существенным было участие священников, представителей наемного персонала (мамки, няньки, дядьки, гувернеры, учителя), которые непосредственно опекали помещичьих детей и занимались их обучением. Л. Потоцкий, описывая впечатления своего детства, с теплотой вспоминал не только родителей, но и представителей ближайшего