Мертвые тоже скачут - Маргарита Малинина

Причину ее неожиданного (для других) довольствия через три дня после смерти любимого я уже знала: она верила в то, что оживила его. Но сорок дней еще не прошло, откуда она могла знать, что он ее не помнит? Надо, повторюсь, поговорить с Машей, выяснить в подробностях, что подруга сказала ей перед смертью, и, как это ни прискорбно, говорить придется и с Валерием. Вдруг Диана выследила его и опытным путем установила, что он далек от того, чтобы к ней вернуться?

Мы направились по домам. Кирилл рвался проводить меня до самого дома, но мне не хотелось, чтобы Мертвицин наблюдал моего провожатого из окна, потому я категорически отказалась, сославшись на то, что от поворота мне идти всего ничего, а ему нужно поспешить к прабабкам, а то они уже, наверняка, волнуются, почему его так долго нет. После недолгих уговоров парень сдался, и от поворота я шла одна.

Валерий обнаружился в зале сидящим на диване и равнодушно пялящимся куда-то в угол комнаты.

– Тебя не было весь день, – констатировал он. Не обвинительно, не печально, а просто утверждающе.

Выключенный телевизор, отсутствующий взгляд и ровный тон заставили мои внутренности вибрировать в страхе перед ближайшим будущим. Вот он уже не помнит, как горячо мы расстались, и ему в сущности все равно, здесь я или нет. В то же время если бы это было так, заметил бы он, что меня не было целый день? Вряд ли. Выходит, его нарочитая холодность – мастерски завуалированные гнев и обида.

Мне было не за что оправдываться, потому я тихо сообщила:

– Валера, Диана умерла.

Он не поднялся, однако взгляд переместил на меня, и я увидела, что брови его приподняты.

– Что?

Не дожидаясь приглашения, я плюхнулась рядом с ним. Фиг знает почему, но меня тянуло к этому субъекту со страшной силой, это длилось так давно, что я уже перестала бороться. Хорошо, что теперь я имела полное право это сделать, так как мы были парой. Невероятной, мистической, но парой.

– Она покончила с собой. Повесилась. Представляешь, я видела, как она висела на люстре в своей собственной комнате.

– Соболезную… – с намеком на сочувствие ответил Валера и встал, но вроде бы никуда уходить не собирался.

– В чем дело? Ты на что-то сердишься?

– Не знаю. А ты восемь часов смотрела, как она болтается?

– Боже… – Я тоже поднялась и обняла его. – Ты что, ревнуешь? Да, я была в гостях у Кирилла. Ты же знаешь, я хочу нас спасти!

– Ты не в беде, тебя спасать не нужно. А я не желаю быть обузой. Выходит, спасать вовсе никого не нужно.

С этими словами он вывернулся из моих рук и вышел из комнаты. Нет, они что, совсем больные, эти мужики? Или это я больная?

Я немного походила взад-вперед, успокоилась и вышла в коридор, встала у открытой двери на кухню.

– Суп прокис, – удрученно заявил Мертвицин, не оборачиваясь. – Придется вылить.

– Валера, дай мне чуточку времени. Я спасу нас, поверь. Я знаю, что нужно делать.

– Зато я не знаю, что делать. – Он прошел мимо меня с кастрюлей, вылил в унитаз остатки загнувшегося супа, а вернувшись, сказал: – Я подожду еще сутки. Если решение не появится, тогда я просто уйду и не буду мешать тебе жить. У меня нет ни прошлого, ни будущего, а у тебя – и то и другое. Какая из нас пара?

– Настоящая, – горько усмехнулась я. – У тебя есть настоящее, и у меня оно есть. А значит, мы – настоящая пара.

Он посмотрел на меня внимательно, а затем… Затем произошло такое, что я растаяла, словно мороженое на испепеляющем солнце. Валерий впервые улыбнулся, открытой, ласковой, беззаботной улыбкой. Он вернулся! Мой Валерочка вернулся, и это была победа. И мы не могли ее не отпраздновать.

– Ты выяснила, сколько ему лет? – лениво спросил он, обнимая мои плечи.

Я прижалась к нему сильнее, устроившись на груди, где все еще был виден аккуратный кружок с окаймляющей его темно-бордовой бороздой, которая почему-то никак не желала смываться, и ответила с тяжким вздохом:

– Девятнадцать. – Почему-то даже вопроса не возникло, кого он имеет в виду.

Я закуталась поплотнее в одеяло, потому что тело Мертвицина было по-прежнему холодным, и я начала замерзать.

– Ого. И не стыдно тебе маленьких совращать?

– Я никого не совращаю. Мы просто друзья.

– А он знает об этом?

Пришлось признаться:

– Нет. Он полагает, что я вот-вот стану его женой. Стихи мне посвящает…

– Ясненько. А про меня он знает?

Я сморщилась:

– Ну что ты пристал? Я представила тебя сперва как старшего брата, затем нарекла компаньоном отца.

– Мило, – хмыкнул он.

Мы замолчали. Я водила пальцем по его ране и думала о том, что, по-моему, слишком уж равнодушен остался Валерий к смерти своей бывшей девушки.

– О чем задумалась, красавица?

– Я вот думаю… Когда я рассказала тебе о смерти Дианы, ты как-то непонятно среагировал. То есть… тебе ее совсем не жалко? Тебя не мучает ее смерть?

– Почему она меня должна мучить? – слегка удивился он. – Я ее не знаю.

– Ты ее знаешь, – возразила я. – Ты просто пока не помнишь.

– Пока… Мне нравится твой оптимизм.

– Мне тоже, я им даже горжусь, – хмыкнула я. – Нет, правда, ты же знаешь, что встречался с ней, и понимаешь, что она это сделала из-за утраты. Это тебя ни чуточки не трогает? – спросила я то ли с надеждой, то ли с жалостью. Мол, пожалей меня, скажи, что тебя трогает, подтверди, что ты живой и у тебя остались чувства.

– Трогает? Насколько я понял из твоего повествования о своем расследовании, это ей я обязан тем, что теперь ни жив ни мертв? Это она в силу своего эгоизма решила вырвать меня с небес и ввергнуть в ад на земле? Что ж, нет, не трогает. Единственное, о чем я, может быть, жалею, так это о том, что теперь не смогу пролить свет на происходящее со мной. Ее надо было схватить и пытать, пока она не рассказала бы конкретно, что и как она делала. Возможно, тогда мы могли бы обратиться к твоей гадалке, чтобы она, зная суть дела, попыталась все вернуть. Это был бы наш единственный шанс.

Изречение прозвучало очень грустно, и я вовсе не хотела с этим мириться:

– Ты не прав. Есть еще один вариант. Но я поведаю тебе об этом завтра, идет?

– Скрытная! – делано разозлился Валера и сделал вид, что хочет вынуть из-под головы подушку, чтобы ею меня ударить.

Я хихикнула, но мыслями все еще была там, у тела мертвой Дианы. Валерий прав, очень любопытно было бы с ней пообщаться. Почему, почему она сделала это именно сейчас? Именно в этот день?

– Может, она чокнулась?

– Кто? – не понял Мертвицин. – Ты опять за свое? Оставь ее душу в покое. Хотя это взаправду похоже на сумасшествие: ожидая, что ее нареченный, воскрешенный такими стараниями, вот-вот к ней явится с распростертыми объятиями, наложить на себя руки. Слушай, а ты ее не выдумала, а? Эту мнимую девушку?

– Я?! Я никогда не вру! – возмутилась я и отвесила ему щелбан. – На кой хрен мне ее выдумывать?

– Ну, допустим, ты по каким-то причинам не желаешь признаваться, что ты и есть моя девушка, которая оживила своего любимого. А после моего гневливого трепа по поводу слабоумия желающих жить вечно и тех, кто им в этом помогает, решила истину утаить. Что скажешь?

– Слишком много вы о себе думаете, Валерий. Был бы ты обыкновенным и встретились бы мы в обыкновенных условиях, я бы никогда не обратила на тебя внимания.

– Вот! Я с первого взгляда различил в тебе высокомерную выскочку.

Я подарила ему еще два полновесных щелбана и поднялась с намерением отбыть в свою комнату.

– Эй, ты куда? Вернись, я пошутил.

– Мне надо сосредоточиться. – Я натянула майку и джинсовую мини-юбку. – Не ищи меня завтра, у меня миссия.

– Снова?

– Не снова, а опять, – улыбнулась я и вышла.

Поднявшись к себе, села на кровать и положила на колени листок бумаги. Когда идет наплыв информации, а ее нужно отследить и разбить по категориям, либо когда информация рассредоточена, а ее необходимо собрать воедино, то ничего нет лучше составления обыкновенной таблицы, разбитой на графы. Все мы учились обращаться с ними в школе, но почему-то по прошествии лет совершенно выбросили этот полезный навык из головы, как мусор.

Итак, с одной стороны, у нас дед, оставивший после смерти драгоценности, и завзятый мошенник, жаждущий эти драгоценности прикарманить. С другой – у нас убивающаяся из-за смерти любимого девушка, укравшая книгу и проведшая обряд воскрешения, но повесившаяся – а до того мечтающая застрелиться – на собственной косе, так и не дождавшись результатов своего кладбищенского мероприятия. Вопрос: связаны ли эти истории между собой?

Вооружившись карандашом, я поделила лист на две колонки, первую озаглавила «Дед и Хабаров», вторую – «Диана и Валерий». Поставила рядом с именем Мертвицина знак вопроса. Потому что нет никаких фактов, прямо указывающих на то, что погибший парень, которого оплакивала безутешная (казалось бы) Диана, – это и есть Валера. Есть только косвенные: на табличке у могилы Мертвицина стоит тот самый день, когда умер Дианин возлюбленный, и умер он по той же причине, что и Валера, – был застрелен. К несчастью, Маша его имени не помнит, а у Дианы теперь рот закрыт навсегда. Однако появившаяся у Дианы книга по оживлению мертвых и те странные вещи, происходящие с вроде как умершим, но еще живущим Валерой, делают данный факт доказанным, несмотря на всю косвенность. Я приписала: «Дата, пулевое ранение, книга». Еще в эту колонку следует отнести то, что сама Диана не далее как сегодня приказала долго жить. Рядом с «самоубийство Дианы» я поставила жирный вопрос. Однако в пользу суицида говорило и то, что она грозилась это сделать (тут уж неважно, каким способом, главное, что мысль эта в ее мозгах имела место), и то, что оставлена посмертная записка, и то, что сказали полицейские. Эх, полицейские… Нет, последнее вычеркиваем, они люди подневольные, сказано: меньше висяков! – этому и будут способствовать. Никаких видимых следов постороннего присутствия не было, разве что приготовленный, но так и не распакованный чайный сервиз. Но, может, они вместе с Машей его достали, еще перед тем, как она схватилась за оружие? Эх, надо бы поподробнее ее расспросить, но ввиду того, что уже одиннадцатый час, оставим это дело на завтра.