Вдова Далила; Ужас - Морис Левель

Она слушала его слова, как дивную музыку, и боялась, что он перестанет говорить.

Кроме того, Мария старалась говорить с Хорфди серьезно, как друг, как сестра. Она советовала ему позаботиться о своем будущем и забыть любовь, которую она не может, не смеет разделить. Он обещал ей все, чего она хотела, он клялся никогда больше не говорить о любви, но через несколько минут нарушал свою клятву.

Так протекала жизнь Марии, как вдруг случилось событие, которое легко было предвидеть.

Однажды, читая газету, она выронила ее с криком: «Какая низость!» — и позвала Розу.

— Прочитай, что здесь пишут! — воскликнула Мария и указала место, где говорилось о процессе над атлетом Паулем. Его преступление было описано очень подробно, а в одном месте говорилось: «Пауль несколько лет назад женился на Зоннен-Лине, которую пламенно и безгранично любил. Однажды он встретил ее в обществе Карла ван ден Кольба, проследил за ним, а затем в припадке безумной ревности убил».

Как только Роза дочитала эти строки, Мария вырвала у нее газету и воскликнула:

— У нас на родине отомстили бы смертью человеку, написавшему это. И этот негодяй смеет утверждать, что мой муж был любовником подобной особы! Что накануне моего приезда его видели вместе с ней! Но я этого так не оставлю, своей заметкой они оскорбляют самое дорогое, самое святое!.. Я сейчас же еду в редакцию!

Редактор, к которому час спустя явилась Мария, заверил ее в том, что получил все сведения от чиновника из сыскного отделения, который вряд ли мог ошибиться.

Мария сейчас же поехала к Граднеру.

— Госпожа ван ден Кольб, — сказал следователь, когда узнал, зачем она приехала, — эта заметка помещена в газете не мной и ни одним из моих коллег. Но дело сделано, и теперь я могу лишь пожалеть вас и выразить вам свое сочувствие.

— Пожалеть? Меня жалеть не надо. Эта заметка не могла огорчить меня, так как в ней нет ни слова правды, но она глубоко меня возмутила!

Граднер ничего ей не ответил.

— Вы молчите? — удивилась она. — Неужели и вы верите этой басне?

— Послушайте, фрау, — заговорил следователь после минутного размышления, — если бы можно было скрыть от вас правду, то поверьте, что, несмотря на вашу просьбу, я предпочел бы ничего не отвечать. Но, к сожалению, скоро дело атлета Пауля будет рассматриваться в суде, вам придется присутствовать при этом, и все подробности дела станут вам известны, а потому мне лучше прямо сейчас сообщить вам, что все написанное в заметке — истинная правда.

— Как? Правда, что муж за время моего отсутствия связался с этой женщиной? — воскликнула Мария.

— Через несколько минут после того, как он расстался с ней, его убили.

— И у вас есть доказательства?

— К несчастью, да, вы ведь знаете, что это дело поручено мне.

Три дня подряд Мария отказывалась принимать Хорфди, но она не сидела дома, а выходила очень часто. Прежде всего, вдова отправилась в церковь, где, с тех пор как умер муж, она, будучи католичкой, каждый день ставила за него свечку, и пока та горела, молилась за упокой его души. Теперь она распорядилась продолжать ставить свечи без нее и заплатила за месяц вперед.

Затем она отправилась с Розой на Французскую улицу и велела уложить в ящики вещи, которые не забрала к себе на Кляйстштрассе, и приказала швейцару продать мебель и сдать квартиру.

Затем женщина поехала на кладбище, где до сих пор бывала каждый день. Перед тем она обычно заходила в цветочный магазин и покупала букет пармских фиалок с чайными розами, так как это были любимые цветы ее мужа. Теперь же она удовольствовалась обыкновенным венком из сухоцветов.

Наконец, Хорфди, бледный и похудевший, был снова допущен к ней.

— Почему вы опять лишили меня своего общества? — спросил он с горечью.

— Не обвиняйте меня напрасно. У вас нет причин жаловаться на меня, — ответила она уклончиво.

XII

Проходя по длинным коридорам сыскного отделения, где он должен был время от времени показываться, Зиг наткнулся на начальника полиции.

— Ну, — произнес тот, — хорошую вы кашу заварили!

— Что вы имеете в виду? — спросил Зиг.

— Мы чуть было не потеряли атлета Пауля.

— Разве он собрался удрать?

— Нет, он собрался умереть.

— Для бедняги это был бы лучший выход.

— Для него, конечно, да, но не для нас. Нам обязательно поставили бы в упрек его смерть или побег. Берлинская публика не любит, когда ее лишают развлечения. Но, к счастью, атлет Пауль поправился.

— Что же с ним было?

— Что-то вроде нервного срыва после свидания с женой. Это ведь вы выпросили для него эту встречу?

— Да. Он все еще прибегает к насилию?

— Нет, напротив, он очень спокоен. Но мы уже не доверяем ему и поэтому всегда настороже. Послушайте, не зайдете ли вы проведать его?

— Я? Зачем?

— Вы имеете на него влияние. Попросите его отвечать на вопросы следователя.

— Но ведь он все уже рассказал, разве этого мало?

— Печально будет, если и во время суда он будет хранить молчание.

— Если он решил молчать, то и рта не раскроет. Такой у него характер.

— Мне кажется, вы сумеете переубедить его…

— Хорошо, я попробую. Но я заранее знаю, что это напрасный труд.

Войдя в камеру атлета, Зиг увидел, что тот лежит на постели, отвернувшись лицом к стене. Полицейский приблизился к нему и, тронув за плечо, сказал:

— Бедняга, ты, похоже, болен.

Атлет поднялся, его тусклые глаза заблестели.

— Это ты? Рад тебя видеть. Как поживаешь?

— Обо мне не стоит и говорить, — ответил сыщик. — Я крепче тебя и пока умудряюсь избежать нервного срыва.

— Да, было такое, — с грустью произнес атлет, — но теперь мне уже лучше.

— Неужели ты все еще думаешь о женщине, которая заставила тебя так страдать?

— Да, все еще.

— И все еще любишь ее?

— Да, — ответил исполин, не задумываясь. — Это удивляет тебя?

— Нисколько, ведь я так же глуп, как и ты. Так всегда бывает, мой милый. Ты оттого обожаешь свою Лину, что она относится к тебе самым мерзким образом, а если бы она была с тобой мила и ласкова, приходила бы навестить тебя каждый день и приносила бы с собой букет фиалок, она в скором времени надоела бы тебе до смерти.

— Ты видел ее? — спросил атлет.

— Нет, — ответил Зиг.

— Где она теперь?

— Понятия не имею.

— Я спрашивал о ней сторожей, но никто мне не отвечает.

— Это неудивительно. Тюремные сторожа не особенно мягкосердечны, а с твоей стороны такой вопрос еще более неуместен, потому что ты сам отказываешься давать какие бы то ни было ответы.

— Да, это верно, — подтвердил атлет, — они хотели заставить меня говорить, но я этого не люблю. Может, и ты пришел с тем же намерением?

— Я был бы доволен, если бы убедил тебя отвечать на вопросы следователя.

— Он докучает мне.

— Он вправе это делать, так как и ты ему докучаешь, отказываясь говорить с ним.

— Но что мне ему сказать? Он хочет, чтобы я подробно рассказал, как я убил того человека на Французской улице, а я не желаю вспоминать об этом, вот и молчу как рыба.

— Но ты хотя бы говорил со своим защитником?

— Глупости все это. Я заявил, что не пойду в приемную, когда мне сказали, что он там.

— Но как же он будет защищать тебя?

— Я не хочу, чтобы он меня защищал! — воскликнул атлет. — Все равно меня осудят!

— Ты мог бы надеяться на более мягкое наказание, — снова начал Зиг. — Ловкий адвокат сумел бы найти смягчающие обстоятельства.

— Но я не хочу никаких смягчающих обстоятельств! — воскликнул атлет. — Если я больше не могу жить со своей женой, лучше умереть!

— Пожалуйста. Значит, ты не будешь защищаться? Как хочешь, это своего рода самоубийство. Итак, до свидания, тебе ничего не надо?

— Нет, благодарю тебя.

— Ты порядочный человек. У тебя нет недостатков, есть только пороки.

— Постой, ты можешь оказать мне большую услугу, — сказал Пауль, когда Зиг уже подошел к двери.

— Я знаю, о чем ты хочешь попросить, — произнес сыщик, оборачиваясь. — Ты хочешь получить какие-нибудь известия о Зоннен-Лине. Хорошо, я постараюсь с ней увидеться.

— И поговоришь с ней обо мне?

— Разумеется.

— И если она скажет обо мне что-нибудь хорошее…

— Я сейчас же передам тебе это. До свидания.

— Возвращайся поскорее! — крикнул атлет вдогонку.

Дверь за сыщиком закрылась.

После визита к Паулю Зиг сейчас же отправился к своему начальнику, чтобы сообщить о результатах своего посещения.

— Я это предвидел, — сказал тот, — его не заставишь говорить. И на суде он, похоже, будет молчать.

Так как Зиг хотел сдержать данное атлету обещание, он спросил про Лину.

— Она уже несколько дней как на свободе. Проступок, за который она была арестована, — сущий пустяк. Кроме того, она оказала нам услугу, выдав своего милого муженька. А что касается убийства, то она к нему непричастна. На суде Зоннен-Лина выступит только как свидетельница со стороны обвинения. Незачем ее здесь держать, и без нее народу хватает.