Дерзкий рейд - Георгий Свиридов

— У нас свои порядки. Сдавать все оружие!

Колотубин вслед за Джангильдиновым положил на стол свой новый кольт. Он невольно заметил, что в темных глазах кавказца мелькнул огонек восхищения. Такие пистолеты в деревянной кобуре высоко ценились знатоками оружия. За кольт можно было выменять коня. «Получим ли мы их назад, свои грохалки?» — не без волнения подумал Степан, видя, что охранник взял их оружие.

Потом их провели в следующий вагон, где в просторном купе находилось несколько командиров с отстегнутыми шашками и пустыми кобурами и штатских, которые также дожидались приема. Колотубин поискал глазами свободный стул, полагая, что им и здесь придется еще «позагорать», но их тут же пригласили:

— Товарищ Сталин ждет!

И вот, наконец, Колотубин и Джангильдинов оказались в вагоне-салоне. Навстречу, быстро шагая мягкой походке и горца, вышел человек ниже среднего роста в строгом кителе, с густой копной темных, с рыжеватым отливом прямых волос, зачесанных назад, и иссиня-черными большими усами, кончики которых были слегка закручены, как у донских казаков. Его моложавое лицо было матово-смуглым. Колотубин признал в нем почти своего одногодка, а если и старше себя, то всего ненамного, года на три-четыре. Впрочем, Степан знал: восточные люди обычно выглядят моложе своих лет. В руке Сталин держал слегка изогнутую трубку, из которой вился дымок, распространяя аромат доброго табака.

— Здравствуйте, товарищи! — произнес нарком с мягким акцентом в голосе. — Только что с Владимиром Ильичей разговаривал, он интересовался именно вашим отрядом. Проходите и садитесь!

Джангильдинов стал подробно рассказывать об отряде, о том, как ехали до Саратова эшелоном и там погрузились на пароход, поплыли Волгой. Сталин внимательно слушал и, попыхивая трубкой, облокотившись, рассматривал карту Средней Азии, что лежала на столе.

Колотубин сидел на стуле, прислушиваясь к словам Джангильдинова, и бегло разглядывал обстановку вагона (она оказалась довольно простой, строгой, ничего лишнего), вспоминал отчество Сталина. Начальник охраны называл его, и тогда Степан еще в уме несколько раз повторил, чтобы не забыть. А сейчас, как нарочно, оно вылетело из головы. Имя запомнил — Осип, русское имя, а вот отчество у него свое, кавказское, очень похожее на наше — Васильевич, но как-то по-другому. Спросить же казалось неудобным, и Колотубин решил именовать Сталина просто по должности — товарищ нарком.

— Главную часть оружия и патронов мы должны получить у вас, в Царицыне. Так нам сказали в Москве, — закончил Джангильдинов свой рассказ.

— К вашему приезду все подготовлено. — Сталин сделал затяжку и медленно выпустил голубоватый дымок. — А теперь я хочу задать вам частный вопрос, товарищ Джангильдинов. Скажите, пожалуйста, если вы знаете, подробности гибели Цвиллинга?

По лицу Джангильдинова пробежала тень, он слишком хорошо знал Самуила Цвиллинга и до сих пор переживал его смерть. Алимбей глухим голосом поведал о налете в начале апреля дутовцев на Оренбург. Белоказаки начали с того, что разгромили в пригородной станице Изобильной отряд красноармейцев, порубали шашками всех живых… Вместе с отрядом погиб сам председатель Оренбургского ревкома Цвиллинг. Покончив с красноармейцами, дутовцы ринулись в Оренбург. Им помогали банды Алаш-орды. Казаки, захватив город, устроили кровавую расправу. Изрубили шашками и выкинули с пятого этажа Дома труда редактора оренбургских «Известий», зарубили председателя казачьей секции губисполкома и его заместителя. Всего в ту ночь они погубили сто двадцать восемь советских и партийных работников.

Рассказывая о той кровавой ночи, Алимбей не сказал ни слова о себе. А ведь и он тогда чуть было не поплатился жизнью…

…Перед самым рассветом Джангильдинов прилег отдохнуть на кушетке в штабе, проснулся от артиллерийской стрельбы В коридоре шум, топот, чьи-то требовательные голоса: «Где тут тургайский комиссар?» Адъютант пытался было удержать его, но Алимбей сам вышел к ним: «Это я комиссар. Что вам надо?»

Джангильдинова сразу окружили казаки и отобрали маузер.

— Вы арестованы! — крикнул самодовольный есаул с недоброй ухмылкой. — Выходи на улицу, косоглазый комиссар, потопаем к нашему начальству! Оно у нас строгое!

Рядом с конвоирами-дутовцами шагали с сияющими мордами алашординцы, которых Алимбей тут же мысленно обозвал алашпеками — проходимцами. Нетрудно было догадаться, что его ведут не к начальству, а на расстрел.

Когда Алимбея вывели на площадь, неожиданно рядом разорвался снаряд. Казаки попадали на мостовую, а алашординцы, дико крича, кинулись врассыпную. Воспользовавшись замешательством, Джангильдинов рванулся в сторону. В спину ударили выстрелы. Но ему удалось все же убежать. На окраине Алимбей присоединился к красноармейской части, которая вела бой…

— К полудню подоспел на помощь полк из Самары, — продолжал Джангильдинов свой рассказ о налете дутовцев. — Тогда город и освободили. Казаки ушли на Урал, а банды алашординцев вместе со своим ханом бежали в сторону Семипалатинска… И тогда в Оренбурге я дал телеграмму всем местным органам. В ней именем Совета Народных Комиссаров приказал подвергнуть аресту в случае появления скрывшихся предводителей — алашординцев Букейханова, Байтурсунова и Досмухамедова.

— Правильно поступили, товарищ Джангильдинов, с врагами надо разговаривать решительным языком. — Сталин прошелся по комнате. — Цвиллинга жаль, хороший был большевик, опытный подпольщик.

Пользуясь случаем, Джангильдинов подробно рассказал Сталину и о Тургайском областном съезде, о принятых решениях, которыми Иосиф Виссарионович заинтересовался уже как нарком по делам национальностей.

Колотубин с нескрываемым любопытством смотрел на наркома. Степан впервые видел близко Сталина, о котором слышал от товарищей еще в Сибири, в ссылке.

Колотубин обратил внимание, что Сталин говорит ровным тоном, неторопливо, как бы округляя каждое слово, а кавказский акцент придавал его речи особую четкость и решительность. За неторопливостью речи сквозил все же пылкий темперамент южанина, удерживаемый строгой, контролируемой рассудительностью подпольщика.

— С Туркестаном мы держим постоянную связь, — продолжал Сталин, как бы рассуждая вслух. — В июне, пока дорогу еще не перерезали, отправили Ташкенту сто пятнадцать вагонов зерна… Написал в Баку, лично Степану Шаумяну, просил бакинских товарищей оказать Туркестану всяческую помощь и людьми и оружием… Сейчас и у бакинцев трудности… Мы с Ворошиловым, с Климентом Ефремовичем, со вчерашнего вечера решаем, как быть с вашим отрядом, голову ломаем. Скажите, товарищ Джангильдинов, вы эти места хорошо знаете? — Сталин показал на карту, проведя трубкой от Гурьева до Красноводска.