История под знаком вопроса - Евгений Габович

Из субъективного характера моделирования прошлого вытекает и субъективность истории, и ее многовариантность. Даже для наиболее объективных ― как им кажется ― модельеров прошлого, даже для самых честных историков взгляд на прошлое возможен только через призму его личной модели мира, сформировавшейся под воздействием представлений его современников и одногo-двух предыдущих поколений. Мы всегда смотрим на прошлое с сегодняшней позиции.

Впрочем, многовариантность истории не отрицается и исследователями, работающими в рамках традиционных представлений о прошлом. Особенно, если речь идет не о самих историках, а, так сказать, о метаисториках (теоретиках или историках историографии), изучающих методологию работы историков. Уже упомянутый выше (см. эпиграф) Шнирельман говорит в своей книге «Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье» (М., 2003) об альтернативных версиях историков, часто в корне исключающих модели прошлого их коллег.

Говоря о советских историках, он подчеркивает, что те из них, которые считали себя национальными историками, считали своим долгом «создавать версии истории, способствовавшие повышению престижа их республик или этнических групп», (стр. 17). И далее там же: «Я хорошо понимаю, что изучение соперничающих версий истории является трудным и ответственным занятием». Соперничающие версии истории! Что это, как не многовариантность?! Многовариантность на службе у национализма коренных наций союзных республик и иных этнических образований?

Большинство вариантов является следствием фальсификации истории. Имея две противоречащих друг другу, взаимоисключающих версии истории, можно с большой степенью достоверности утверждать, что на вопрос «Какая из версий правильна» нужно давать стандартный ответ: обе версии… неверны. Именно выдумывание истории и приводит в первую очередь к ее многовариантности.

Из-за зависимости моделей прошлого от современных воззрений ее автора — историка, современная версия истории как современная модель прошлого отличается от таковых более ранних поколений и способствует увеличению многовариантности истории. Современная версия истории всегда начинается сегодня и все попытки историков скрыть это и идти в моделировании прошлого от седой древности к более близким нам временам, выливаются в искажение прошлого, в замалчивание фактора незнания, ограниченности наших знаний о прошлом, нашей беспомощности в попытках смоделировать далеко по времени отстоящее от нас прошлое.

На фоне необозримой многовариантности ТИ, ее терпимого от ношения к существованию противоположных друг другу пар моделей прошлого у соседних и конкурирующих за территорию или право считаться коренной нацией народов, к взаимоисключающим версиям прошлого, абсолютная нетерпимость ТИ по отношению к исторической аналитике становится особенно предательским обстоятельством, вскрывающим религиознo-догматический характер традиционной модели прошлого. Историческая аналитика вызывает у историков чувство смертельной опасности, тревоги высшей категории, ощущение надвигающегося конца света.

А отношение к националистическим выдумкам ― более отрешенное, менее напряженное. Порите какую хотите чушь, но только не трогайте наших основных историко-хронологических мифов, и вам обеспечено спокойное существование. Ну пожурят вас там немного за слишком уж явное передергивание фактов, за слишком фантастическую их интерпретацию, но будут воспринимать любые националистические идиотизмы как имеющую право на существование академическую дискуссию, как реализацию права на свободу мнений, как привычную деятельность по обслуживанию идеологии и политики. А в конечном счете и просто деньгодателей.

Но стоит только усомниться в реальном существовании выдуманной античности или в верности взятой в свое время с потолка хронологии, и все ― каюк! Выжившие с ума шарлатаны! Никакая это уже не многовариантность, а подрыв основы основ, зловредная деятельность, желание обмануть наивную общественность, нажиться на гонорарах, уничтожить нашу культуру ― всего и не упомнишь. А на самом деле вся историческая аналитика пытается путем отсекания явно неправдоподобных разделов традиционной модели прошлого, создать вариант истории, в большей мере, чем ТИ, отражающий реальное прошлое человечества, и тем самым вывести историю из исторического тупика, куда она неумело сманеврировала в тумане идеологических установок и социального заказа.

Закон о престолонаследии в Северной Корее немного сложнее, чем у старинных феодалов: кроме прямого родства требуется еще и идеологическая выдержанность. Если бы не последнее требование, то вопрос о следующем генеральном секретаре был бы в Северной Корее уже решен. Но поскольку имеются сомнения в идеологической каменнолобости получившего университетское образование на Западе сына нынешнего и внука предыдущего диктатора Ким Йонг Нама, то рассматриваются и кандидатуры двух более юных сыновей Ким Йонг Ила.

Так и российская новая хронология, в которой элемент реконструкции ярче выражен чем в западной исторической аналитике, занята созданием нового варианта истории, который тоже должен увеличить долю проверяемого и надежного в нашей модели прошлого. Можно критиковать эти новые варианты, можно принять участие в уточнении этих новых вариантов, МОЖНО ОБСУЖДАТЬ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ НОВЫЕ ПОСТАНОВКИ ВОПРОСОВ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ЗАДАЧИ, следующие из этих новых парадигм, но нужно понимать обоснованность права на поиск у новохронологических авторов, как и вообще у исследователей, работающих в рамках исторической аналитики.

Чему историки детей наших учат

Французский историк и социолог Марк Ферро, специалист по истории России, провел сравнение школьных учебников истории, изданных в XX веке. Его ставшая знаменитой книга «Как рассказывают историю детям в разных странах мира» была впервые издана в Париже в 1981 году и вскоре переведена на многие языки, в том числе и на русский (см. [Ферро]). Книга эта читается как пособие по вопиющей многовариантности истории, но в то же время и показывает, что в разных странах историки холят и пропагандируют разные исторические мифы. Стоящие за выбором материала для изложения в школах идеологические парадигмы чаще всего проявляются в выпячивании одних исторических аспектов и в замалчивании других.

Правда, Марк Ферро отметил, что к концу XX столетия «национал — патриотический» пафос, по крайней мере, у некоторых европейских народов начал сменяться менее эмоциональным подходом с упором на наднациональные человеческие ценности. Я вижу в этом следствие политического развития в Европе после Второй мировой войны. В английских школьных учебниках сожжение Жанны Д'Арк, «самой храброй женщины всех времен», представлено сегодня как позорная историческая ошибка. Не без ехидства англичане пишут о том, что Жанну первоначально подвергли жестокой порке на ее французской родине, а французские учебники истории об этом и по сей день стыдливо умалчивают. «Со стыдом вспоминают сегодня англичане своих предков», ― написано в английском школьном учебнике, что опять же демонстрирует многовариантность истории: старые версии заменяются новыми с позиции современной морали, о которой в описываемом прошлом не было еще ни слуху ни духу. В придуманное историками Средневековье ничего постыдного в поджаривании на костре политических противников или инакомыслящих никто не усматривал!

В [Ферро] автор рассказывает о разных взглядах на прошлое и роль соответствующих стран в мировой культуре, принятых в Китае, Японии, Индии, мусульманских странах (в персидском, турецком и арабском вариантах), Африке (в двух противоречащих друг другу главных вариантах: белых колонизаторов и новых независимых государств, освободившихся от колониального статуса), Австралии, Европе, США, России, Польше. Ферро показывает, что эти взгляды часто столь разительно не похожи, что может показаться, будто эти разные страны и регионы расположены на разных планетах. Тем не менее, конечно, для традиционных историков в каждой из названных стран или стран перечисленных регионов ТИ в принципе верна и в никакой исторической аналитике не нуждается.