Царь Аттолии (ЛП) - Меган Уолен Тернер

Орнон повернулся к эддисийцам:

— Вы нас извините?

Царь так же махнул Костису выйти из комнаты.

Костис проследовал за могучим Авлом из спальни в прихожую, а оттуда в комнату для слуг, заставленную станками с гобеленами, пяльцами и арфами, а так же оккупированную негостеприимными придворными Его Величества. Служанок нигде не было видно, им пришлось уступить свое место царским слугам. Теперь придворные щеголи бросали на Костиса и обоих эддисийцев весьма недружелюбные взоры.

— У нас здесь есть караулка, — многозначительно заметил один из слуг, когда Авл опустился в кресло.

— Я уверен, вы хотели сказать: «У нас есть караульное помещение, Ваше Высочество», — заметил Авл, откинувшись назад и подтащив к себе поближе стол, на который он собирался положить ноги. Стол и кресло тревожно поскрипывали. — Я уверен, что это отличное караульное помещение.

Он улыбнулся. Придворные явно поняли намек. Они выглядели так, словно Авл прямо на их глазах оброс шерстью и когтями, но никто не рискнул обвинить его во лжи.

Впрочем, Костис не считал его слова ложью. Конечно, Авл был мало похож на принца, не больше чем Евгенидис на царя. Орнону были нужны люди, которые смогут приглядеть за царем, не опасаясь его гнева. Князь из Дома Эддиса был естественным выбором, если бы таковой нашелся. Конечно, в Аттолии ни один князь не стал бы служить простым солдатом, но от этих эддисийцев всякого можно было ожидать. Костис не знал, есть ли родные братья у царицы Эддиса, но эти два здоровых лося вполне могли оказаться ее близкими родственниками.

Внезапно Костис осознал, что все находящиеся в комнате многозначительно смотрят на него. Ну, конечно, он ведь не был ни бароном, ни наследником барона, ни даже варварским князем. Что же тогда он делал в комнате для слуг? Придворные царя явно считали, что ему следует удалиться. Пытаясь сохранить безразличный вид, он посмотрел в сторону Авла.

— Да, — согласился Авл. — Хороший вопрос. — он повернулся к Боаргусу. — Сходи спроси, что Ген собирается делать со своим маленьким гвардейцем.

Боаргус ушел и вернулся.

— Он сказал, что Костис должен круглосуточно находиться в караульном помещении. А все остальные могут проваливать ко всем чертям.

— Так это ты Костис? — спросил Авл.

Костис кивнул.

— Ну, иди, — предложил Авл.

Ну, Костис и пошел. Когда он приоткрыл дверь, Авл во всю глотку заорал:

— Сам иди к черту, глупый ублюдок!

Безделушки на столе задребезжали. Придворные вздрогнули и побледнели. Выходя, Костис заметил, как из противоположной двери выглянула служанка. Она казалась такой же испуганной.

Остаток дня Костис провел в караулке, чувствуя себя там не более желанным гостем, чем в комнате для слуг. Он рассчитывал, что с ним поздороваются, по крайней мере, и кивнул дежурному лейтенанту. Лейтенант посмотрел сквозь него. Озадаченный Костис оглядел комнату, стражников — застывших у дверей и остальных, расслабленно сидящих на скамьях вдоль стен. Ни один не встретился с ним взглядом. Люди, приветливо болтавшие с ним несколько дней назад, теперь смотрели в сторону. Пожав плечами, Костис выбрал себе место на мягкой скамейке поближе к двери. Он был не на дежурстве, хоть и не мог уйти.

Позже в караульное помещение явился Телеус и остановился поговорить с ним. Больше никто не обмолвился с ним и словом за весь день. Телеус спросил только, какие приказы отдавал царь в течение дня, а потом ушел. Наконец, для слуг был подан ужин. Когда они закончили, Костис съел то, что, как он подозревал, было остатками от их импровизированного стола. Впрочем, это были хорошие остатки, во всяком случае, лучше того, что он ел в гвардейской столовой. Фрезина показала ему, где он может спать — маленькую комнату без окон, с узкой койкой и умывальником. Вдоль стены громоздились установленные друг на друга сундуки, и Костис догадался, что для него очистили одну из гардеробных комнат. Ему трудно было поверить, что среди роскошных апартаментов нашелся такой скромный уголок. Ожидая намного большего от царской гардеробной, Костис лег спать разочарованным.

Утром, еще полусонный после краткого сна и беспокойной ночи, он побрился, умылся тщательно, как только позволял неудобный умывальник, и предстал перед царем. Он прибыл в разгар ссоры.

— Я больше не поверю ни одному из твоих лживых обещаний, — говорил Авл.

— Мне все равно, веришь ты или нет, — сообщил царь.

— Я дал тебе свободу. А твое обещание было просто подачкой, чтобы водить всех за нос.

— А что мне оставалось, если вы отказывались уйти?

Боаргус невозмутимо чистил ногти ножом.

— У меня здесь полная караулка мускулистых ветеранов, которые почтут за счастье выкинуть отсюда двух невоспитанных эддисийцев. Они даже согласны надавать вам по шее, если будете сопротивляться.

Авл печально покачал головой.

— Я разочарован.

— А я сыт по горло. Убирайтесь.

Авл задумчиво откинулся на спинку кресла. Оно протестующе скрипнуло.

— В полдень. Когда протрубят трубы. Тогда мы уйдем.

— Да? В полдень я волшебным образом исцелюсь, и вам не нужно будет сторожить меня, как шкодливую козу? Что такого особенного случится в полдень?

Авл скрестил руки на груди и признался:

— Орнон будет должен мне три золотых статера.

Лоб царя прояснился.

— Понимаю. Хорошо. Вы уйдете в полдень.

— И… — продолжил Авл.

— Если вы не уйдете в полдень, не будет никаких «и».

— И, — настаивал Авл, — твой Костис останется с тобой. Если ты нарушишь свое обещание быть паинькой, он сообщит царице, которая вызовет Орнона, и он снова пошлет за нами.

Он посмотрел на Костиса, чтобы убедиться, осознает ли тот свою ответственность. Костис в свою очередь посмотрел на царя. Царь сказал:

— Я надеюсь, что вы с Боаргусом отправитесь в какой-нибудь Мухосранск подальше отсюда.

— Да, и очень скоро, — заверил его Авл.

Эддисийцы ушли ровно в полдень. Костис остался. Царь иногда улыбался ему, но все остальное время игнорировал. Он читал почту и что-то писал, пристроив на коленях накроватный столик для завтраков. Он вызывал людей, чтобы поговорить с ними, и тогда отсылал Костиса в прихожую и просил плотнее закрыть дверь. Когда царица пришла навестить царя, он назвал Костиса своей тенью. Аттолия милостиво улыбнулась Костису, заставив его покраснеть до кончиков пальцев на ногах.

После очередного ужина в одиночестве Костис вернулся на свою койку в маленьком закутке. Среди ночи он проснулся от стука в дверь. Его Величество собрался пройтись и, выполняя свое обещание, послал за своим лейтенантом.

Релиус был поражен. В голосе царя звучали виноватые нотки.

— Я не смог прийти вчера вечером, — сообщил Евгенидис, усаживаясь на табурет.

— Телеус сегодня сказал мне, что у вас посетители из Эддиса.

Этот обмен светскими любезностями посреди ночи в спящем дворце казался Релиусу странным и неловким.

— Тот, что поздоровее, сидел в моей комнате всю ночь. Как твоя рука?

— Хорошо, — машинально ответил Секретарь и вздрогнул.

Его рука все еще болела, и отек не прошел, хотя кости уже были вправлены. По крайней мере, его рука останется при нем. У царя руки не было.

— Релиус, — тихо заговорил царь. — Я должен был прийти сюда прошлой ночью. Я прошу прощения.

— Вы потеряли намного больше меня, Ваше Величество.

Царь положил руку ему на плечо. Свою единственную руку, не мог не подумать Релиус.

— Ты глуп. Она имела право. Так же, как и ты.

— Как вы можете так думать?

«Благополучно скончался…»

— Таков принцип моей профессии. Когда мы терпим неудачу, нам неизбежно придется заплатить штраф.

— Но меня-то вы простили.

— Ты не член моей гильдии. — это прозвучало слишком легкомысленно. Царь вздохнул. — Наверное, я должен сказать, что ты тоже должен платить за свои ошибки. И ты был готов заплатить, Релиус. Вот зачем я пошел в твою камеру: чтобы узнать это. Что же касается фактической выплаты штрафа, ты и понятия не имеешь, сколько раз мои двоюродные браться спасали меня от вполне заслуженных страданий. О чем еще вы с Телеусом говорили?

Релиус согласился сменить тему.

— Он сердится на Костиса.

— Я тоже от него не в восторге. — царь проверил, доносятся ли их голоса до дальней стены комнаты. — Я собирался еще кое что спросить у тебя…

Утром Костис испытывал осторожный оптимизм. Даже после полуночной экскурсии царь выглядел лучше. Круги под глазами поблекли, и цвет лица казался более здоровым. После полудня, когда Евгенидис, плотно завернутый в одеяло, сидел в кресле у окна, его навестила царица. Костис вытянулся по стойке «смирно», но царь, казалось, не обратил внимание на звук открывающейся двери. Аттолия легко коснулась его плеча, и он обернулся с улыбкой, но потом снова повернулся к окну.