Дело о полку Игореве - Хольм Ван Зайчик

«Это он тоненько издевается над нею или правда успокаивает? — в полном недоумении подумал Баг. — Да ее дело — бросить всех императоров и императриц на свете и на коленях стоять у постели супруга, в слезах, с совком и метелкой… Нет, честное слово, еч ее всерьез утешает! Ну, Богдан…»

— Я по другому поводу. Мне помнится, седмицы три назад по улусному телевидению показывали репортаж о нескольких наиболее приметных и прославленных лечебницах улуса. Я припоминаю, его делали вы и ваша группа. Правильно? Довольно короткий… Полторы минуты, ага. Там был, среди прочих, материал о «Тысяче лет здоровья»? Всего лишь семнадцать мгновений эфирного времени? Ага… А рабочие материалы по этой лечебнице сколько заняли? Сорок минут? М-м… Да, вы правы, снимаешь полдня, а в эфир идет два взмаха рукой и три притопа… «Ну, Богдан…»

— Могу ли я где-то ознакомиться с этими материалами? На студии — вряд ли? Почему? Ах, уже… да? Не понял? Прямо дома? Как удачно. Вы позволите?.. Да-да, хорошо. Не смею вас долее отвлекать от важной и ответственной работы. Вы оказали большую помощь след…

Даже Баг услышал, как в трубке напарника попискивание женского голоса сменилось раздраженными короткими гудками: крайне занятая Шипигусева отключилась, не дожидаясь, когда собеседник закончит фразу. Богдан медленно спрятал трубку, шумно выдохнул и провел по лбу тыльной стороной ладони.

— Ну, как? — ехидно спросил Баг. Богдан показал ему большой палец.

— Темпераментная и очень самоотверженная женщина, — сказал он. — Ад-Дину сильно повезло в жизни. Ладно. Поехали опять к нему домой.

— Зачем? — оттопырил нижнюю губу Баг. — Там же теперь опечатано все, это уж не апартаменты больного, а место преступления…

— Ты опечатал, ты и распечатаешь.

— И что мы там будем делать?

Богдан посмотрел напарнику в глаза.

— Кино смотреть.

Баг демонстративно пересел с края стола в удобное кресло и сложил руки па груди.

— Пока толком не объяснишь, в чем дело, с места не стронусь, — заявил он. — Я тебе не мальчик.

Судья Ди воздвигся на столе во весь рост и в ожидании навострил уши. Богдан поправил очки.

— Прости, — тихо сказал он. — Идея совершенно безумная. Пока я не удостоверюсь… даже не знаю, какие слова говорить, чтобы было хоть немножко убедительно. Просто не знаю. Два куста загадок у нас. Один — вокруг пиявки, другой — вокруг «Слова». Понимаешь, если ты ходишь кругом загадочного животного и видишь то хвост, то рога, то опять хвост, то опять рога… и думаешь: вот это, может, цилинь?.. а вот это, может, сыбусян? То…

— То что?

— То надо предположить, что это не два загадочных животных, а одно, — сказал Богдан. — И не цилинь, и не сыбусян. Какое-то третье. Но главное — одно… Пора нам предположить это — и постараться как-то проверить.

Баг помолчал, пытаясь это переварить и понять, на что Богдан намекает, почти цитируя двадцать вторую главу «Лунь юя», потом понял, что не переварит нипочем, и пружинисто встал. Сказал с вызовом:

— Легко.

Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,

22-й день восьмого месяца, вторница,

вечер

— Вы голодны, мальчики? — с улыбкой спросила Жанна. — После твоего звонка, Богдан, я сразу бросилась на кухню, но ничего особенного не успела…

— Позже, — нетерпеливо сказал Богдан. Баг азартно кивнул: ему тоже не терпелось понять, что такое измыслил его напарник на сей раз.

— Как хотите… — чуть обиженно и, во всяком случае, разочарованно проговорила молодица.

— Спасибо, Жанночка, — Богдан ласково, благодарно коснулся плеча жены. — Но, правда, нам не терпится…

Она пожала плечами и повернулась уйти, чтобы оставить мужчин наедине, но Богдан торопливо сказал:

— Родная, нам опять нужна твоя помощь.

— Мы без тебя как без рук, — поддержал Баг, совершенно не понимая, что имеет в виду Богдан. «Кажется, у них это называется талант, — подумал честный человекоохранитель. — Или что-то в этом роде. Впрочем, какая разница… Приятно сделать приятное приятному человеку, вот и все. А как это называется… Хоть горшком назови».

Жанна обернулась, засияв глазами.

— Правда?

— Правда.

— Что, опять кому-то микрофон воткнуть?[48]

Мужчины от души засмеялись, вспомнив, как помогла им однажды молодая супруга Богдана в самый ответственный момент расследования похищения креста из Патриаршей ризницы.

— Нет, — сказал Богдан, — проще. Пошли в гостиную. Баг, сможешь прокрутить то, что у нее в видеокамере?

— Нет вопросов, — пожал плечами Баг. И, наклонившись к Богдану, просительно сказал: — Только побыстрее бы. Ты не забывай — у меня кот в повозке оставлен. — Помялся. — Я не знал, как Жанна отнесется…

— Я помню, — кивнул Богдан. — Сорок минут. — Он весь был напряжен, ровно гончая, взявшая след.

Баг подошел к телевизору «Родник», заглянул сзади — где что. Вынул из висевшей на плече сумки взятую в разгромленных ночной битвой — места преступления, разумеется, никто не прибирал — апартаментах ад-Дина видеокамеру. Богдан сделал Жанне знак: садись в кресло, вот сюда, смотреть будем. Явно волнуясь, поправил очки.

— У самоотверженной тележурналистки Шипигусевой сохранились рабочие материалы передачи, которую она некоторое время назад делала для серии «Здоровье и мы», — пояснил Богдан. — В частности, один из сюжетов касался «Тысячи лет здоровья». Как она мне сегодня любезно сообщила…

Подключавший провода Баг негромко хмыкнул, вспомнив, как звучала беседа Богдана с тележурналисткой.

— …данный сюжет занял лишь семнадцать мгновений эфирного времени, но материалов было отснято минут на сорок. Я полагаю, что по такому торжественному случаю перед объективами так или иначе должны были помелькать все сотрудники лечебницы. Или весьма многие, по крайней мере. Даже для инспекции собрать их так вот разом было бы весьма затруднительно… а кроме того, если человеконарушители и впрямь работают там, всякая нежданная инспекция их бы неизбежно насторожила… вот. А тут случай другой: телевизионные съемки. Жанночка, пожалуйста, смотри на экран внимательно.

— И что? — недоуменно повернулась к мужу Жанна. Баг непроизвольно кинул взгляд на ее затылок. Нет, не видно ничего; только пышная прическа.

Что за мысли в голову крадутся…

— Жанна-то тут при чем? — спросил он.

— Может, и ни при чем, — вздохнул Богдан. Жанна пожала плечами.

— Обязательно скажи мне, если кого-нибудь узнаешь, — голос Богдана стал умоляющим. Похоже было, он очень рассчитывает на… непонятно на что. Баг даже подумал, что у напарника озарение — из числа тех, что редко, но с большой пользой посещали его самого. В озарения он верил. — Пусть даже не вспомнишь, кто это, пусть…

— Да поняла я, поняла, — сказала Жанна, усаживаясь перед телевизором поудобнее. Азартно крикнула: — Киношник! Крути давай!

— Эйтс-с-с-с-с… — Баг, присев в другое кресло, нажал пальцем на кнопочку «ленивчика». Замелькали кадры.

Смотреть рабочие материалы — совсем не то, что смотреть выверенный, осмысленный и скрепленный голосом сюжет. Невзирая на очевидное искусство снимателя, в кадре постоянно мелькало что-то постороннее или — несведущему совершенно непонятное; например, с минуту они любовались на идеально белую дверь с табличкой «Коррекция кармы»…

Богдан глядел в основном на Жанну. Беспокоясь, что она не решится сказать хоть слово, если не будет совсем уверена, он следил за ее лицом — надеясь по малейшим изменениям угадать узнавание. Жанна может не вспомнить, почему чье-то лицо показалось ей знакомым, или решит, что это какое-то совпадение… Но в первый момент ее глаза обязательно как-то ее выдадут. А большего Богдану на первый случай и не надо.

Баг полностью положился на друга: озарение есть озарение. В конце концов, что решат сорок минут, даже если они и пройдут напрасно и озарение Богдана на деле не окажется таковым. Пока просмотр казался ему лишенным всякого смысла. Точнее — смысл просмотра ускользал от него. Пока ускользал. Но Баг был терпелив, он умел ждать. Хотя лично он сначала озаботился бы посмотреть личные файлы обслуги, чтобы знать, кто есть кто — ну хотя бы из начальства, из главных персон… Мельтешат, мельтешат… «Вот кто это? Пузатый такой… А этот скромный, стоит поодаль? Может, сам Сусанин? И с чего Богдан так заторопился, шилом его кольнули, что ли? Тиран. Нет, правда, тиран. Гегемон-ба[49]. Хоть бы объяснил… Может, я тоже кого знакомого увижу? — подумал Баг минут через пять. — И что? Говорить, или мои знакомства его совершенно не волнуют? Почему это к напарнику такое пренебрежение?» Он оттопырил нижнюю губу, и тут его внимание привлекла фигура в белом, мимолетно показавшаяся на краю изображения — мелькнула и исчезла за спинами более близких к снимателю людей, бестолково суетящихся перед объективом. Баг вздрогнул. Это был тот человек в белом, в которого тыкал сегодня поутру своим длинным пальцем Юллиус Тальберг. Не обращая внимания на съемку и суету вокруг нее, преждерожденный в белом шел куда-то по своим делам, неторопливо, не скрываясь, но и не стараясь попасть в кадр. «Деловитый, — подумал Баг, — не тщеславный… Сказать? Может, позже… Подождем, чем это все кончится, чего еч от Жанны ожидает. А… а вот еще один», — отметил он чуть растерянно, увидев, как на заднем плане, то пропадая за фигурами других людей, то вновь на миг появляясь, не спеша идет рослый мужчина в таком же белом халате и обеими руками, с натугой несет, прижав к животу, какой-то весьма увесистый с виду металлический треножник — с опорами в виде тигриных лап и с красным крестом на медном боку. «Так это просто низовая обслуга, — разочарованно понял Баг, увидев, как человек с треножником остановился, а навстречу ему со ступенек одного из входов в корпус торопливо сбегает на помощь еще один. — Вот и этот… Тьфу! — Баг снова откинулся на спинку кресла. — Это же просто милосердные братья! Что-то у меня нынче с головой…» Оба милосердных, взяв треножник за ручки с двух сторон, поволокли его по ступеням в здание, и их тут же заслонил какой-то представительный человек, обрядившийся по торжественному случаю в парадное славянское одеяние — порты и рубаха с галстуком; рядом с ним смущенно, молча тушевался щуплый застенчивый человек в белом — тоже, кстати, белом! — халате и в очках, чем-то неуловимо, но определенно напомнивший Багу напарника. Представительный велеречиво стал излагать преимущества поправления любых неполадок в организме именно в лечебнице «Тысяча лет здоровья», а щуплый только крутил головой, жмурился да неловко, почти виновато улыбался, словно прося у зрителей прощения за каждое слишком уж напыщенное и хвастливое слово говоруна. «Сейчас вот как скажу: узнал, — подумал Баг. — А когда еч спросит: кого, скажу: тебя! И ткну в этого щуплого…»