Сумерки Мира - Генри Олди

11

Через три дня я похоронил Хар-Алама. Жизнь просто вытекла из его изношенного тела, как вода из прохудившегося бурдюка, и на третье утро он не проснулся. Я не сомневался, что это дело рук Тидида.

«Рай» уверовавшим – и горе всем остальным!…

Днем я бесцельно слонялся по Мелху, а ночами ко мне приходили те, которые Я. Они сидели и молчали. А я ничего не мог им ответить. Теперь я знал, кого не хватало среди нас.

Того, кем Я Не Буду Никогда.

Это означало, что я еще не сделал своего выбора. Видимо, где-то в глубине души все еще тлела тяга к смерти, естественная для каждого беса, неспособного умереть. И зловещий холод, исходивший от Тидида, странным, извращенным образом притягивал меня, как тянется друг к другу все противоположное.

Время шло. И я еще не сделал выбора.

… – Разреши мне войти, мой господин…

– Кто здесь? – спросонья я что-то плохо соображал.

– Это я, Юкики, господин…

– Ю?! Входи, конечно…

Она скользнула внутрь шатра и легко опустилась на кошму рядом со мной.

– Как ты очутилась здесь, Ю? Ты ушла от них? Я уже чувствовал, что это не так, но… надежда умирает последней.

– Нет.

Она странно улыбнулась, и мне очень не понравилась эта улыбка. Что-то она мне напоминала…

– Я пришла за тобой, мой господин…

– Значит, ты…

– Да, мой господин. Пророк Тидид приобщил меня, сделав Посвященной раньше других, – сам! – чтобы я вернулась за тобой.

Она вновь радостно улыбнулась новой, чужой улыбкой.

– Пойдем с нами, господин! Это хорошо, очень хорошо – уметь…

– Знаю. Растекаться туманом, менять облик, купаться в лунном свете, как в озере, и не-жить вечно…

– Да! Так ты уже знаешь?! И до сих пор не пришел к нам? Ты боишься оставить храм?…

Юкики была неподдельно удивлена, и сейчас в ней сквозило нечто живое, часть той, прежней, наивной Ю.

Я мягко взял ее за руку и невольно вздрогнул. Рука была холодна как лед. Я заглянул в ее глаза. Там тоже был лед, и сквозь его толщу еле-еле проскальзывал знакомый огонек другого, брошенного, берега.

– Нет, Ю, я не пойду. Но ты даже не удивилась, увидев меня молодым. Это Тидид рассказал тебе о том, кто я?

– Да, – чуть слышно прошептала она, смутившись. – Но я люблю тебя, господин, и хочу, чтобы…

– У тебя холодные руки, Ю. И холод во взгляде. Вы мертвы…

Все-таки я не выдержал… А она часто-часто заморгала, и на лице ее играла эта застывшая недобрая усмешка.

– Не говори так, мой господин. Разве мертвые могут ходить, говорить… любить?

– Наверное, могут, – тихо пробормотал я, отворачиваясь.

– Хорошо, господин. Я уйду. Поцелую тебя на прощание – и уйду.

Мне стало по-настоящему жалко ее. Неожиданно горячие губы припали к моей шее, и я почувствовал легкий укол. Ничего не понимая, я рванулся, – но Юкики уже сползала на кошму, в глазах ее кричало совершенно человеческое страдание, и губы Ю окрасились кровью.

Моей кровью.

…Она лежала неподвижно, словно рухнувшая статуя, и только распахнутые тоскливые глаза жили на этом мраморном лице с пунцовым ртом.

– Ю, что с тобой?!

Она не отозвалась.

Я коснулся ее тела. Камень. Твердый и холодный.

Кровь! Моя кровь! Кровь беса!…

Вокруг стояли склонив головы те, которые Я. Они молчали. И я теперь знал. Вкусившим Бездны нужна кровь, кровь людей, ибо так и только так они могут делать других подобными себе, передавая зародыш Небытия! И Юкики надеялась таким образом забрать меня с особой. Или ей это посоветовал Тидид…

Но во мне нет Смерти, и я не способен принять их мертвую Вечность – во мне уже живет иная Вечность, и бессмертная кровь моя оказалась для Юкики ядом.

Прости меня, девочка моя… Мертвые не должны забирать к себе живых. Я ничего не могу сделать для тебя, но я еще могу сделать многое для всех тех, которые Не Я!…

И лишь одна фраза, произнесенная незнакомым глухим голосом, пульсировала в моем сознании, подобно воспалившейся ране.

«…И живые позавидовали мертвым…»

Позавидовали.

12

Я отнес ледяное, каменно-твердое тело Юкики в храм, бережно опустил на пол у самого постамента и поднял глаза, встретившись с радостно-гневным взглядом другого камня. Застывшего триумфа с тусклыми клинками во вскинутых руках.

Мы узнали друг друга. Почему это не произошло раньше?

Почему…

Это он искал меня, увязая в запекшейся крови этого несчастного мира, искал и не нашел, и окаменел в глуши забытых песков, глядя на подвиги, которых никогда не совершал…

Это я искал его, стоявшего совсем рядом, искал среди тех, кого хотел и не сумел спасти, и его опустевшее место стало брешью в моих призрачных доспехах…

Всесокрушающий Маарх-Харцелл, исполненный гневной радости возмездия, тот, кого слишком долго не хватало тем, которые Я.

ТОТ, КЕМ Я НЕ БУДУ НИКОГДА.

Когда я понял это, я забрался на постамент и, привстав на цыпочки, вынул утерянные мною ножи-«бабочки» из тяжелых ладоней статуи.

«Аве, Цезарь, – молчал я, – бессмертный, идущий на Смерть, приветствует тебя!…»

Рукояти ножей были теплыми.

Потом мы – Я и те, которые Я, в полном составе – вернулись в шатер Юкики, собрали ее старые, подаренные мною серебряные украшения и отправились в осиротевшую кузницу.

Когда наконец отпылал горн и отзвенела наковальня, один из клинков был окован серебром.

Тот, который Был Я, знал цену серебру, металлу, позже получившего имя «Тяжелого блеска».

Затем мы спустились в Зал, достали рукопись и завершили эпизоды, которых не хватало моей книге.

Моей «Дороге».

Только вместо слова «Эпилог» было написано совсем другое слово, хотя и похожее. Написано жирно и размашисто.

«Пролог».

Выйдя из Зала, я – Я! – заседлал злобного трехлетка, забытого у коновязи, и погнал его в пустыню, туда, где вдалеке высились остроги Ра-Муаз.

Через три дня конь пал подо мной.

Тогда я пошел пешком.

… – Нет, – еле слышно ответил я. – Это не Пустота. Это Бездна. То, чего не может быть, но что очень хочет – быть.

– Ты знаешь, куда идти? – Даймон хрипло закашлялся, и слезы выступили на его глазах.

Раньше не водилось за ним такого… Совсем как дряхлый Хар-Алам…

– Знаю.

Я достал из-за пазухи и положил перед собой деревянную брошь на странной каменной основе. Тонкий орнамент змеился по матовой полированной поверхности.

– Это я нашел в шатре Ю. Тидид оставил ей эту брошь, чтобы в случае чего она смогла найти дорогу к Двери. Я думаю, он до конца надеялся, что сумеет уломать беса стать таким же, как и варки. Он ждал, что я приду. И тут он не ошибся. А орнамент укажет дорогу.