Глазами любопытной кошки - Тамалин Даллал

Сабрия рассказала о «городе надежды» – приюте для женщин в Дубае, организованном американкой, которая приняла ислам и носит хиджаб. Меньше всего на свете мне хотелось провести сорок дней в Дубае, однако я могла бы поступить волонтером в приют – это был бы потрясающий материал для книги. Много раз я пыталась связаться с ними, но мне никто не ответил.

Сидя в ресторане Абду с ноутбуком, я случайно услышала разговор двух американцев. Один из них был родом из Редмонда, пригорода Сиэтла в штате Вашингтон, и работал в компании «Майкрософт». Как тесен мир! Незадолго до путешествия я как раз переехала в Редмонд, а одна из моих соседок по дому работала в «Майкрософт».

Второй мужчина, Ариэль, журналист из Миссисипи, отправился в Буркина-Фасо с баптистской миссией, но вскоре понял, как глупо пытаться обратить мусульман в христианство, и решил просто пожить среди людей на ферме, играя в футбол, пока не кончится его срок пребывания здесь. Оба собеседника изрядно поездили по миру. Ариэль путешествовал уже полгода: начал в Польше, затем проехал по Восточной Европе и Ближнему Востоку. Я спросила его, где бы он предложил провести следующие сорок дней.

– Сирия. Вы не ошибетесь. Народ там честный, искренний, дружелюбный. Вам понравится!

Туристы, которых я встречала у костра, тоже были в восторге от Сирии, и оказалось, что Пенни, Дункан и их дети познакомились с Ариэлем в Дамаске. Но увы, провокационная карикатура на политическую тему, изображающая Мухаммеда в тюрбане в форме бомбы, вызвала шквальную реакцию во всем мусульманском мире. В исламе запрещены даже обычные изображения пророка, что уж говорить об изображении, которое является оскорбительным. Некоторые путешественники, недавно вернувшиеся из Сирии, поговаривали, что обстановка там довольно напряженная.

А как насчет сорока дней на Занзибаре? Хм. Песня неизвестного исполнителя, под которую я теперь танцевала каждый вечер, оказалась просто волшебной. В воображении я уже слышала другую музыку, которая ждет меня там. В «Палм Триз» жил один американец, руководитель студенческого общества, и он заверил меня, что сорок дней на Занзибаре – отличный выбор. В Интернете я прочла, что Занзибар находится в тропиках и там множество пляжей. На различных сайтах остров был представлен как место для курортного и спа-отдыха. Это меня порадовало, но и немного смутило: удастся ли за роскошью разглядеть местную культуру? Путеводитель по Африке сулил знакомство с древними традициями; в нем также говорилось, что на Занзибаре празднуют Навруз – персидский Новый год. Я уже представляла, как танцую во дворцах, окруженная ароматами специй и осыпанная розовыми лепестками.

НЕВЕРОЯТНЫЕ СОВПАДЕНИЯ

В мой последний вечер в Сиве было холодно, как никогда прежде. Укрывшись в одном из домов Фредерика, мы с ним и Малеком слушали старую музыку 1920-х годов, пили горячий шоколад и смешили друг друга. Размышляя о моих последних часах в Сиве, мы пришли к выводу, что время здесь течет как-то странно, вопреки законам здравого смысла. Фредерик сказал, что никогда не может вспомнить, какой сегодня день. У меня было ощущение, что я приехала в Сиву еще в прошлом или позапрошлом году – во времени словно образовалась огромная дыра, – и вот вдруг настало время уезжать на Занзибар. Все это казалось сном.

Те несколько дней, за которые я добиралась на Занзибар, были полны магических совпадений. Сначала я остановилась в Александрии, и моими соседями по отелю оказались те же французы, что жили в соседнем номере в Сиве. Когда я приехала в Каир, позвонил Малек и сказал: «Фредерик отправился в столицу за визой». Мы весь день провели вместе. В тот вечер я стояла у ограждения на концерте, и ко мне подошла Дина, с которой мы в Сиве некоторое время жили в одной комнате.

Я должна была лететь в Дар-эс-Салам, затем плыть на лодке до Занзибара. Но самолет не прилетел. Когда сотрудник эфиопских авиалиний раздавал нам документы на другой рейс на следующее утро, позвонил Малек и сказал: «Дункан в Каире. Он остановился в твоем отеле». Вернувшись в город на такси, я стала искать мужа Пенни и обнаружила его в холле: он печатал на ноутбуке – писал книгу о том, как путешествует со своей семьей из пятерых человек по отдаленным уголкам Земли и как все это началось – с цунами.

С момента отъезда из Сивы мне казалось, что Занзибар очень далеко. Даже не в расстоянии было дело, а в ощущении. Я никогда раньше не была в Африке «ниже Сахары», и те несколько дней, пока я получала визу и билеты, мне казалось, что поездка на Занзибар состоится еще не скоро, в далеком будущем. Но на следующее утро нас ждал самолет. Оказалось, на первый рейс просто не набралось достаточно пассажиров. Теперь их было больше; мы летели с остановками в Судане и Эфиопии. Наконец я очутилась в городе, который местные зовут просто Дар.

ЗАНЗИБАР

В ПОИСКАХ «ИКХВАНИ САФАА»

«Где же спа?» – недоумевала я, оглядывая захудалую рыночную площадь, по которой летали пыль и голубые мусорные мешки. Как далеки были мои представления об экзотической стране специй и великолепных дворцов от того, что я увидела. В Интернете Занзибар фигурировал исключительно как шикарный туристический курорт. Может, я села не в ту лодку?

Пока я раздумывала, с неба мне под ноги плюхнулась акула. Вообще-то, она упала с крыши даладалы – грузовичка, который на Занзибаре является общественным транспортом, – но я не привыкла к тому, чтобы на крышах грузовиков ездили рыбы. Двое мужчин забрали акулу и принялись поспешно рубить ее на куски, чтобы затем продать на рынке Дараджани.

С неба закапало, а затем мелкий дождик обернулся ливнем. Под ногами было столько грязи, что мои широкие брюки-колокол тяжелели с каждой минутой, а кроссовки невозможно было разглядеть под толстым слоем вязкой глины. В животе закапризничал вчерашний ужин.

Парни, торчащие у входов в лавки, пытались со мной подружиться, выкрикивая: Джамбо! и Мамбо! («Привет!» на суахили). Джамбо – приветствие для иностранцев; мамбо – для своих. Меня вдруг осенило, что английское выражение mumbo jumbo[26], наверное, и образовалось из приветствий, услышанных туристами на улицах говорящих на суахили стран. Я вежливо отвечала, но не хотела, чтобы кто-нибудь из этих многочисленных бездельников увязался за мной. Тарик, юноша, похожий на Уилла Смита, только с более выразительными, черными, как у араба, глазами, оказался самым настойчивым. Заметив, как я позеленела, он спросил:

– Ищете что-нибудь?

Съеденный накануне кальмар решил устроить бунт у меня в животе, и мне срочно нужен был туалет. Тарик отвел меня к себе домой, а потом снова спросил: