АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Ага, и этот… жертв и узников…

— Ветеранский отдельно, уж я-то знаю.

— Квартира хорошая-то?

Эркин кивнул.

— Тёплая. И большая.

— С ремонтом?

— Или сам делать будешь?

— Сам, — кивнул и несколько небрежно бросил: — Не знаю, кто там раньше жил, но ремонт надо делать.

Он рассчитывал, эта хитрость пройдёт. И прошла. Никто ту троицу и не вспомнил.

— Я тоже в Беженском, — сказал Миняй в новеньком белом полушубке. — В правой башне. А ты?

— В левом крыле.

— Земляки, — подал наконец голос молчавший вмёртвую Ряха.

Но его не заметили, и он опять уткнулся в кружку.

— И давно приехал?

— Во вторник.

— Не обустроился ещё?

— Начать и кончить, — усмехнулся Эркин.

— Мг, — кивнул Саныч. — В воскресенье, значит, дома будешь?

— Сороковины у меня в воскресенье, — хмуро ответил Эркин.

— Кого поминаешь-то?

— Брата. Убили его в Хэллоуин.

— Чего?

— Это где?

Эркин удивлённо посмотрел на них. Они не знают про Хэллоуин? Как такое может быть? Смеются, что ли? Да нет, лица серьёзные.

— Это праздник такой. Ну, и на Хэллоуин, — он заговорил медленно, подбирая русские слова, — хотели поворот сделать, назад, как до Свободы, повернуть.

— Реванш называется, — влез было Ряха и опять его не заметили.

— Кто?

— Ну, не мы же…

— Ну, понятно.

— Да чего там, недобитки, значит…

— Да, — кивнул Эркин. — Кого зимой в заваруху, — у него всё-таки начали проскакивать английские слова, но его, судя по лицам и репликам, понимали, — не добили.

— Ну, а вы что?

— Так ты с той стороны, не с Равнины?

— Опомнился!

— До тебя как до того жирафа…

— Давай, Мороз, так вы что?

— А мы отбивались. У них пистолеты и автоматы, у нас ножи да палки с камнями. Ну и…

— Понятно, чего там…

— Палкой пулю не отобьёшь.

— Подстрелили его? Ну, брата твоего. Эркин покачал головой. Говорить об этом было трудно, но он понимал, что надо сказать.

— Нет, его… он убегал, нет, на себя отвлёк… ну, его догнали, избили, потом облили… бензином… и подожгли. Он ещё жив был… кричал.

Эркин судорожно вздохнул и уткнулся в свою кружку, пряча лицо. Молчали долго. А потом кто-то — Эркин не видел кто — тихо спросил:

— А похоронил его где?

— Там же. В Джексонвилле. Всех наших, ну, цветных, у цветной церкви. Кладбище сделали.

— Ну, земля ему пухом, — вздохнул Лютыч. — И царствие небесное.

— И память вечная.

Глотнули, помолчали ещё немного и повели речь уже о другом, давая Эркину справиться с собой.

Хоть и пили не спеша, за разговором, но кружки опустели, и бутерброды уже съедены. И компания стала потихоньку разваливаться. Кто за повтором пошёл, кто прощаться стал. Эркин понял, что и ему можно уйти. Прописка закончена.

— До понедельника всем.

— До понедельника.

— Бывай, Мороз.

— Ты домой уже?

— Да, а ты?

— Я по второй.

— Ладно, прощевайте, братцы, отчаливаю.

— Бывайте.

— И ты бывай.

На улице было уже совсем темно. Эркин посмотрел на часы. Ну и ну, почти шесть! Надо же, как время прошло. Женя уже волнуется наверняка, а он тут гуляет… ну, ничего, он объяснит, что вчера его обманули, как дурачка купили, а сегодня настоящая прописка была. И Женя поймёт, она всегда понимает. Ну, всё, теперь домой. Женя сказала, чтоб он купил чего-нибудь в дом. Из еды, наверное… вкусненького.

Эркин решительно завернул в ближайший магазин, где на витрине громоздились башни из конфет, печенья и пряников. Здесь пахло… ну, совсем умопомрачительно. И девушка в коричневом, шоколадного цвета платье с маленьким белым кружевным фартучком и такой же повязке на голове улыбнулась ему.

— Здравствуйте. Что бы вы хотели?

— Здравствуйте. Мне бы шоколаду, — ответно улыбнулся Эркин.

— Пожалуйста-пожалуйста, — закивала она. — У нас большой выбор. Для друга, в семью? Есть подарочные наборы.

— Мне для девочки, — открылся Эркин.

Она высыпала перед ним несколько плиток в ярких обёртках с изображениями кукол, котят и цветов.

— Или вот, новинка, — эта плитка была чуть побольше, а обёртка не блестящей, а какой-то, по сравнению с другими, блёклой. — Смотрите, это кукла, а внутрь вложен лист. С одеждой. Младенец с приданым. Для девочки чудный подарок, — убеждённо сказала продавщица.

И Эркин взял для Алисы плитку с куклой, а для Жени — большую, в пёстрой красной с золотом обёртке.

— Это "Жар-птица", — девушка быстро завернула обе плитки в изящный красивый пакетик. — Отличный шоколад. Всё? Четыре сорок шесть. Заходите к нам ещё.

Эркин ещё раз улыбнулся ей, пряча пакетик в карман куртки, и вышел. Снова шёл снег, и ветер появился. Он поглубже надвинул ушанку. А… а пропади оно всё пропадом, купит он себе полушубок! Не будет, как Ряха, в рабочем ходить. И бурки. Как у других. Белые, обшитые тёмно-коричневой кожей. Он… он не хуже других.

На белом заснеженном тротуаре цветные пятна от витрин и окон. А вон и Корабль. Колька заржал сегодня, услышав про Беженский Корабль, ну и пусть, Колька — безобидный, болтает, а парень хороший. Повезло с ватагой. А Ряха не в счёт. Вот не ждал, что все так на его сторону встанут, накажут Ряху за обман. Надо же… ну, деньги вернуть — это понятно, но десятка за обиду… Чудно! Ряха притих как сразу, тише мышки стал.

— Здравствуй, Мороз.

— Здравствуйте, — весело поздоровался Эркин с участковым, открывая дверь.

Прыгая через три ступеньки, он взбежал на второй этаж, уже гудевший детскими голосами и смехом. Ну да, самое игровое время. Но Алисы нет. Женя уже позвала её домой? Или случилось что? Он открыл своим ключом верхний замок, вытер ноги и вошёл.

В кухне горел свет и чему-то смеялась Женя. У него сразу отлегло от сердца. А тут ещё из своей комнаты вылетела Алиса с неизменным визгом:

— Э-эри-ик! Мама, Эрик пришёл!

— Эркин! — из кухни выглянула румяная улыбающаяся Женя. — Ну, наконец-то!

И чей-то незнакомый низкий голос сказал:

— Ну и слава богу, а пятница — святой день, хоть кружечку мужик да пропустит.

Эркин насторожился. В квартире кто-то чужой? Кто? Зачем? Алиса вертелась перед ним с его шлёпанцами в руках, а он напряжённо смотрел на Женю, ожидая её слов. Женя поняла и быстро подошла к нему.

— Раздевайся, Эркин. Гости у нас. Всё в порядке?

Он кивнул, медленно стягивая куртку.

— Гости? Кто? — тихо спросил он.

— Соседи. Вернее, соседка. Зайди, поздоровайся. Она хорошая.

Эркин наконец разделся и переобулся. И вошёл в кухню. У покрытого красно-белой скатертью стола сидела невысокая широкая старушка в накинутом на плечи узорчатом платке.