«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан - П. Паркер

— Ты, мой юный Давуд, доказал, что ты очень хороший ичоглан. Твои прекрасные познания в арабском, турецком и фарси изумляют даже самых старых евнухов, которые преподают в Эндеруне. Тебе осталось сдать всего один экзамен, и можно считать, что Третья ода окончена.

Давуд вопросительно посмотрел на агу. Их кони остановились перед Воротами приветствий, разделяющими Первый и Второй дворы.

— Ты рассказывал, что в прежней жизни был каменщиком в городе Львове…

Давуд сидел молча и следил за взглядом аги, направленным на старинные ворота.

— Наш господин, султан Сулейман, был очарован архитектурой Белграда с его парящими колокольнями. Он хочет, чтобы ворота перестроили в таком же стиле. Кто-то должен руководить стройкой. Я предложил тебя.

— Спасибо, господин ага. Буду очень рад применить свои знания для такого важного дела.

Ага улыбнулся и, вонзив пятки в бока жеребца, галопом проскакал в еще существующие ворота. Он обернулся, когда Давуд спешился, и крикнул:

— Добро пожаловать к твоему призванию, молодой мастер Давуд-Каменщик!

«Давуд-Каменщик», — повторил про себя молодой ичоглан, глядя на величественное сооружение, которое ему предстояло снести, а затем собственноручно перестроить для Тени Бога на Земле.

Глава 51

Валиде-султан сидела раскинувшись на пестром покрывале своего дивана и мелкими глотками пила шербет из кубка, разглядывая лицо сына, который нежился на подушке у ее ног. Он снял официальный тюрбан, который носил с самого утра, пока занимался государственными делами. Теперь его густые черные волосы свободно спадали на спину и плечи.

Хафса провела пальцами по его прядям и нежно погладила кожу головы. Сын закрыл глаза и ощутил удовольствие. Рядом с матерью он мог расслабиться. Когда он повернул к ней голову, она пригладила его бороду, которая теперь царственно росла от линии подбородка. Ее подстригали в традиционной форме; борода окружала рот и слегка сужалась книзу. Густые волосы не скрывали благородного овала лица. Если не считать бороды, султан был гладко выбрит. Хафса провела по его щеке пальцем.

Сулейман улыбнулся и посмотрел на дно кубка с вином.

— Сын мой, — нехотя произнесла Хафса, которой совсем не хотелось нарушать их радостного уединения, — в гареме зреет недовольство. Многие твои наложницы опечалены тем, что ты получаешь удовольствие только с Хюррем.

— Поверь, матушка, Хюррем доставляет мне больше радости, чем кто-либо другой.

Хафса задумалась.

— Значит, она добилась того, о чем даже я могла только мечтать, — полностью завоевала сердце своего султана, изгнав из него всех остальных.

Сулейман жадно отпил вина из кубка и кивнул:

— Да, в самом деле, она этого добилась.

— По-твоему, ты поступаешь мудро? Некоторые говорят, что у нее дурной глаз, что она тебя околдовала и что те удовольствия, которые она тебе дарит, отвлекают тебя от твоих обязанностей.

— Кто посмел так богохульствовать? Я управляю империей своим острым мечом и правдой собственной воли.

Хафса вздохнула, не скрывая радости:

— Сулейман, ты — величайший из султанов Османской династии! Ты отбрасываешь тень на весь мир; твои деяния затмевают величие твоих предков. И все же ты остаешься мужчиной — в этом нет никакого сомнения. И, будучи мужчиной, ты обременен плотью, которая способна поставить на колени любого. Я видела, как ты дрожишь и жаждешь ее всякий раз, как при тебе произносят ее имя… Подозреваю, что ее губы и рот управляют тобой больше, чем губы и рот Ибрагима.

Сулейман, разъярившись, вскочил:

— Как ты смеешь!

— Ах, Сулейман, сядь. Порадуйся полуденному солнцу, которое так нежно ласкает нас.

Сулейман послушно сел, хотя лицо его перекосилось от ярости. Мать снова принялась нежно поглаживать его по голове.

— Хасеки Хюррем — женщина моей мечты, — негромко произнес султан. — Я буду любить ее до самой моей смерти… То же самое я могу сказать и об Ибрагиме.

Хафса дернула сына за волосы, принуждая его лечь головой на диван. Их глаза встретились. Сулейман не отвел взгляда.

— Возможно, все так и будет, сын мой, но берегись власти обитательниц твоего гарема. И берегись растущей власти Ибрагима, ибо его сладкие губы ласкают не только твою плоть.

Сулейман молча сел. Хафса поняла, что ее слова глубоко задели сына.

— Ты ошибаешься. Ибрагим верен мне, и за его верность я скоро назначу его великим визирем.

Валиде-султан откинулась на подушку; слова сына породили в ее голове новые замыслы.

— Да будет так, и пусть в знак твоей любви он женится на твоей сестре Хатидже, которая, подобно тебе, исходит слюной при одной мысли о его теле!

Возмущенный Сулейман снова вскочил и вышел из комнаты.

Валиде-султан покачала головой, радуясь успеху, и допила шербет.

— Тобой так легко управлять, мой милый мальчик; даже легче, чем твоим милым отцом.

Она налила себе еще шербета с имбирем.

Глава 52

Сулейман скакал на Тугре среди огромных деревьев Второго двора. Рядом с ним ехал главный белый евнух — единственный, кому позволено было ездить на территории дворца верхом в силу преклонного возраста. Ворота приветствий обнесли строительными лесами; их перестраивали в новом стиле в соответствии с пожеланиями султана.

— Очертания ворот великолепны, мой ага.

— Да, господин. Работой руководит один из твоих ичогланов — Давуд-Каменщик.

Сулейман кивнул и продолжал легкой рысцой двигаться вперед. Из-за ослепительно-яркого солнца казалось, что воздух дрожит. В лучах солнца плясали пылинки. Приблизившись к воротам, султан увидел, что по лесам снуют каменщики и на тележках доставляют на места тяжелые каменные блоки. Многие рабочие разделись по пояс, и их смуглые тела блестели от пота. Все старались изо всех сил; всем хотелось поскорее закончить работу.

Ага показал на Давуда, который стоял на самой верхней палубе деревянных лесов. Сулейман окинул молодого человека внимательным взглядом. На вид не больше двадцати с небольшим, но так красив… У султана невольно захватило дух. Давуд прыгал с доски на доску, отрывисто выкрикивая приказы и помогая своими сильными руками вдвинуть блоки на место. Отросшие на груди, плечах и ногах волосы лишь подчеркивали его мужественность.

— Я уже видел его на поле сражения под Белградом!

— Память не подводит тебя, Тень Бога. Он в самом деле был с тобой в победоносном белградском походе. Он изъявил желание еще лучше служить тебе, господин, и потому сейчас проходит обучение, чтобы стать ичогланом.