Салат из креветок с убийством - Песах Амнуэль

— Понятно, — вздохнул Беркович, отметив в памяти, что надо будет поискать листки с записями. И, конечно, найти хозяина надрезанного торта. Хотя… Если Регина приготовила торт для продажи, то почему отрезала кусок? Если пекла для себя, то почему кусок оказался отравленным? Может, кто-то принес торт с собой, оставил… И Регина лишь через день решила попробовать? Ведь вчера не приходил никто. Странно все это. Может, женщина покончила с собой?

Будто прочитав его мысль, Катрин сказала:

— О смерти Регина никогда не думала, ей же надо детей поднять…

— Да, конечно, — кивнул старший инспектор. — Скажите, Регина сама ела торты, которые готовила? То есть, я хочу сказать…

— Готовила ли она для себя? — поняла вопрос Катрин. — Ну, конечно! Вчера, например. Пробовала новый рецепт. Хороший торт получился, с заварным кремом, и сверху вишенки.

— Так, — сказал Беркович. — Пойдемте.

Он повел женщину в кухню и открыл холодильник.

— Этот? — спросил он.

— Тот самый, — кивнула Катрин. — Видите, порезанный. Мы еще днем с Региной попробовали по кусочку.

— И вы… хорошо себя чувствуете? — осторожно спросил Беркович.

— Конечно. Отличный торт. А что?

Беркович промолчал. Никто из свидетелей не знал, что Регину отравили. Пусть пока и не знают.

Но если Катрин тоже ела этот торт… Интересно, что скажет Рон? Впрочем, судя по всему, скажет, что торт замечательный, и яда в нем нет. Но, черт возьми, как же тогда…

— Спасибо, Катрин, — сказал Беркович. — Вы мне очень помогли. Я составлю протокол, завтра пришлю подписать, хорошо?

— Конечно, — сказала Катрин и добавила: — Послушайте, я не понимаю… При чем здесь полиция? Далию допрашивали, теперь меня… Протокол зачем-то. Что-то не так с Региной? Сказали, сердечный приступ. Нет? И похороны откладываются.

— Это не ко мне вопрос, — уклончиво сказал Беркович. — Молодая женщина неожиданно умирает… Надо разобраться. Так вы говорите, у нее не было ни врагов, ни друзей…

— Ну… Не считать же Инбаль, она уж месяца два как уехала.

— Инбаль? — насторожился Беркович. — Это кто?

— Инбаль Кедми, — пояснила Катрин. — Они с Региной знакомы с детства. Жили рядом, вместе учились торты печь…

— Вот как! — не удержался от восклицания Беркович. — Инбаль тоже печет?

— Не хуже Регины, — подтвердила Катрин.

— Где она живет? Когда вы ее видели в последний раз?

— Спокойно, старший инспектор! — подняла руки Катрин. — Инбаль два месяца назад уехала в Австралию. Какой-то у нее там родственник, не знаю точно.

— Два месяца, — разочарованно протянул Беркович.

— А отношения у них были сложные, — продолжала Катрин, что-то вспоминая. — То они ссорились, то мирились, то опять… Инбаль на Регину была, конечно, зла.

— Зла? Почему?

— Так Инбаль сначала с Бенци встречалась, они собирались пожениться, а Регина его отбила. Говорит, не хотела… В общем, так получилось. Они тогда подрались. Я это со слов Регины говорю, мы-то с ней позже познакомились, когда она с Бенци сюда переехала. Несколько лет они с Инбаль не разговаривали, а потом помирились, но все равно ссорились иногда. Торты Инбаль отлично печет, не хуже Регины.

Выпроводив Катрин, Беркович еще раз прошел по комнатам, пытаясь вспомнить, о чем же он подумал… что привлекло внимание… нет, не вспомнилось. Он поговорил и с другими соседями, не выяснил ровно ничего, о чем уже не знал бы, запер квартиру и вернулся в управление, решительно не представляя, что делать дальше.

Не заходя в кабинет, старший инспектор спустился в лабораторию к Хану и застал приятеля созерцающим стоявший на столе рядом с компьютером торт — тот самый, с надрезом. Сейчас, впрочем, торт был разрезан на восемь равных частей, пара кусков лежала отдельно, и видно было, что с ними поработали — не зубами, впрочем.

— Терпения не хватило? — встретил Берковича Хан. — Я бы тебе прислал заключение минут через десять.

— Терпения у меня никогда не было, — согласился старший инспектор. — Ну что — яда в торте нет?

— Откуда ты знаешь? — удивился Хан. — Мы только закончили.

— Дедукция, — усмехнулся Беркович. — А если честно — соседка, ее Катрин зовут, вместе с Региной пробовала этот торт вчера днем. Жива и здорова. Никаких признаков отравления. Правда, в холодильнике стоят еще пять тортов…

— Хочешь, чтобы я проверил каждый? — вздохнул Хан.

— Остальные торты сделаны на заказ, никто их не пробовал. К тому же, не стала бы Регина травить собственных заказчиков и себя заодно.

— Глупо, да, — согласился Хан. — Получается, никаких зацепок?

— Шесть тортов, — пробормотал Беркович. — Почему мне с самого начала не дает покоя эта цифра — шесть? С чем-то она у меня ассоциируется, и не могу вспомнить — с чем.

— Вспомнишь в свое время, — сказал Хан. — Не напрягайся, ты же знаешь, это бесполезно.

— Да… — бормотал Беркович. — Шесть тортов… Один надрезанный. Один в форме шляпы. В форме… Черт!

— Вспомнил?

— Нет, — с сожалением сказал Беркович. — То есть, да, вспомнил, откуда у меня в памяти шестерка. Но это совсем не…

— Так откуда? — нетерпеливо спросил Хан.

— В серванте у Регины стоят красивые чайные сервизы и шесть коричневых черепах — одна другой меньше. Или одна другой больше — это как смотреть. Я подумал тогда — почему шесть и почему черепах? У моей бабушки стояли семь слоников, я на них часто пялился в детстве, а однажды самого маленького слоника взял в руки, он упал, у него отломился хобот, и с тех пор слоников стало…

— Шесть, ну и что? — спросил Хан, потому что Беркович неожиданно замолчал, глядя перед собой невидящим взглядом.

— Шесть коричневых черепашек, — сказал Беркович. — Коричневая шляпа. Шоколад.

— Шоколад? — не понял Хан.

— Ну да… Извини, я должен съездить… Перешли мне на компьютер заключение, хорошо?

— Эй, куда ты? — воскликнул эксперт, но Берковича в комнате уже не было.

Полчаса спустя он стоял в салоне Регины перед сервантом, на верхней полке которого выстроились в ряд шесть черепашек. Если их изначально было семь, то не хватало, скорее всего, самой маленькой — размером, видимо, с обычное круглое печенье. По виду черепашки казались сделанными из крашеного дерева — как Ганеша, стоявший на полке в салоне у Берковичей, Наташа как-то купила его, чтобы оберегал дом от напастей.

Беркович отодвинул стекло и взял в руки самую большую черепаху. Она оказалась на удивление легкой, под пальцами было не дерево, а… Конечно же, шоколад! Беркович осторожно переломил черепаху пополам — пирожок, конечно, давно затвердел, все-таки два месяца прошло, но его еще вполне можно было откусить. И прожевать. И проглотить. А потом…