Шкура льва - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И каким же образом вы стали тем, кем являетесь? — спросила она.
Мистер Кэрилл вкратце рассказал, как сэр Ричард Эверард заботился о нем и, усыновив, сделал наследником всех своих богатств, которые были весьма значительны.
— Я могу неопровержимо доказать, что ваши сомнения необоснованны. Вы, ваша светлость, говорите, что, если бы милорд имел сына, он бы знал о нем. Но тем не менее, он ничего обо мне не знал. Можете ли вы припомнить дату — хотя бы месяц — его возвращения в Англию?
— Разумеется. Конец апреля тысяча шестьсот восемьдесят девятого года. И что из того?
Мистер Кэрилл снова вынул документ. Кивнув Ротерби, поднес бумагу к его глазам.
— Какая здесь дата, я имею в виду, дата рождения?
Ротерби прочитал — 3 января 1690 года.
Мистер Кэрилл свернул документ.
— Теперь, я думаю, вы поняли, почему милорд остался в неведении о моем рождении, — положив бумагу в карман, Кэрилл вздохнул. — Жаль, что он так и не узнал об этом, — сказал он, как бы обращаясь к самому себе.
И тут ее светлость не выдержала. Она видела: Ротерби сомневается, и это невероятно ее рассердило, а, разозлившись, графиня совершила роковую ошибку. Лучше было бы все отрицать, что, по крайней мере, было бы простительно для нее и сына. Она же пошла напролом.
— К черту! — закричала графиня. Худая, злобная. — Какое мне дело, кто вы такой! Какое это имеет отношение к тебе, Ротерби? Ты должен выдать негодяя!
Сын мрачно смотрел на нее. Большая часть этой истории имела непосредственное к нему отношение и объясняла странное поведение мистера Кэрилла на дуэли. Тогда он недоумевал, как недоумевали все оказавшиеся свидетелями схватки.
Из этого и многого другого, не говоря уже о документе, который граф видел и который наверняка не был поддельным, он заключил, что мистер Кэрилл действительно был его братом. Даже внезапная вспышка гнева матери, несмотря на ее слова, лишь подтверждала, что и она была убеждена аргументами, которыми мистер Кэрилл удостоверил свою личность.
Ротерби не стал ненавидеть мистера Кэрилла ни на йоту меньше из-за того, что он узнал. Его ненависть даже усилилась. И все же чувство приличия не давало ему взять и отправить брата на виселицу. Убийство брата казалось ему гораздо более страшным делом, чем убийство постороннего человека, даже если оно было бы совершено чужими руками.
У графа было два возможных варианта дальнейших действий: либо помочь мистеру Кэриллу бежать, либо отказаться свидетельствовать в суде против него и убедить или заставить мать сделать то же самое. Теперь, когда все выяснилось, Ротерби видел, что его интересы не так уж сильно пострадают. Конечно, его позиция не будет вполне убедительной, если он раскроет заговор, не доставив никого из заговорщиков, но все же она будет достаточно сильной. Правительство будет благодарно ему и не станет преследовать с требованиями о возмещении убытков.
Графу оставалось только выбрать лучший вариант, как вдруг что-то привлекло его обостренное внимание.
Гортензия встала, шокированная последними словами ее светлости. С умоляющим взглядом, распростерши руки, она вскрикнула:
— Милорд, вы не сможете это сделать!
Слова, с которыми она обращалась к его великодушию, произвели обратный эффект. В глубине души графа еще таилась дикая злоба и ревность, и он почувствовал, что может сделать то, что девушка хотела предотвратить.
Его брови сдвинулись, лицо потемнело, взгляд вонзился в лицо Гортензии, и он увидел в ее глазах страх за любимого.
Бросив взгляд на Кэрилла, он хрипло произнес:
— Одну минуту, — и, подойдя к двери, крикнул слугу, а потом вернулся обратно.
— Мистер Кэрилл, — сказал он официальным голосом. — Не могли бы вы подождать в приемной? Мне надо подробнее рассмотреть это дело.
Мистер Кэрилл, решив, что он собирается обсудить все со своей матерью, тотчас поднялся.
— Смею напомнить вам, Ротерби, что время не ждет, — сказал он.
— Я не задержу вас надолго, — последовал холодный ответ, и мистер Кэрилл удалился.
— И что теперь, Чарлз? — спросила его мать. — Гортензия останется здесь?
— Именно ей и нужно остаться. Не затруднится ли ваша светлость также подождать в приемной? — сказал он, открывая для нее дверь.
— Что за глупость ты затеваешь?
— Вы зря тратите время, а время, как верно заметил мистер Кэрилл, не ждет.
Графиня направилась к двери, помимо своей воли повинуясь холодной целеустремленности, которая чувствовалась в его голосе.
— Уж не думаешь ли ты…
— Вы очень скоро узнаете, о чем я думаю, ваша светлость. Я прошу оставить нас одних.
Ее светлость остановилась в дверях.
— Если ты примешь поспешное решение, помни, что я могу действовать сама, — напомнила она. — Ты можешь верить, что этот человек твой брат, можешь не верить, и значит, — добавила она с жесткой усмешкой, обращенной к Ротерби, — ты можешь выбирать разные способы, чтобы избавиться от него. Но не забывай, ты все же должен со мной считаться. Может быть, он доказал тебе, что он одной крови с тобой, но, хвала Всевышнему, ни за что не докажет, что он одной крови со мной!
Лорд молча поклонился, сохраняя неподвижное выражение лица, в то время как она, назвав его дураком, вышла из комнаты. Закрыв дверь, он повернул ключ. Гортензия смотрела на него с ужасом.
— Я хочу выйти! — Голос девушки сорвался на крик, и она бросилась к двери.
Но Ротерби встал у нее на пути. Его лицо побелело, глаза горели. Гортензия отпрянула от его раскрытых объятий, граф замер, пытаясь овладеть собой.
— Этот человек, — сказал он, показывая большим пальцем через плечо на закрытую дверь, — будет жить или умрет, его освободят или повесят — как вы решите, Гортензия. — Девушка измученно смотрела на него, ее сердце стучало так, что было тяжело дышать.
— Что все это значит?
— Вы любите его, — прорычал Ротерби. — Да, я вижу это в ваших глазах. Ведь вы из-за него так испуганы?
— Почему вы насмехаетесь над этим? — спросила Гортензия.
— Нисколько! Отвечайте! Это правда? Вы любите его?
— Да, это правда, — ответила она твердо. — Вам-то что?
— Это значит для меня все! — ответил Ротерби пылко. — Все! Даже небеса — это ад для меня. Десять дней назад, Гортензия, я просил вас выйти за меня замуж.
— Ни за что, — заключила девушка, выставив руки, чтобы остановить графа.
— С тех пор кое-что изменилось, — произнес он, придвигаясь. — На этот раз предложение будет более привлекательно. Выходите за меня замуж, и Кэрилл сможет уехать, и ему не будет грозить судебное преследование. Клянусь! Если вы откажете мне, его повесят. Это так же верно, как и то, что мы сейчас разговариваем.
Она смотрела на него с презрением.
— Боже, — воскликнула она, — какое вы чудовище! Настаивать на женитьбе и заявлять, что в случае моего отказа ваш брат будет повешен! Да человек ли вы?
— Нет ничего более человеческого, чем любовь к вам, Гортензия.
— Это невыносимо, — взмолилась девушка, закрыв лицо руками. — Отпустите меня, сэр! Откройте дверь!
Ротерби стоял, обдумывая ее слова. Потом повернулся и медленно пошел к двери.
— Не забывай — он умрет!
Эти слова, зловещий тон, злобный взгляд сломили дух девушки одним махом.
— Нет, нет! — спотыкаясь, Гортензия сделала несколько шагов. — О будьте милосердны! — Она была побеждена. — Вы… вы клянетесь отпустить его, вы позволите ему уехать из Англии, если… если я соглашусь?
Глаза графа сверкнули, и он бросился к девушке. Та словно окаменела, безжизненно позволила взять свои руки, пожиная плоды этой ужасной капитуляции. Ротерби стоял рядом с ней, кровь бросилась ему в лицо.
— Так я покорил вас? — воскликнул он. — Значит, мы поженимся, Гортензия?
— Но какой ценой, — ответила она с горечью — какой ценой!
— Я буду нежным, любящим мужем. Клянусь небесами! — пыл страсти смягчил его, как огонь смягчает сталь.
— Пусть будет так, — сказала мисс Уинтроп. — Спасите его, и я буду вам заботливой женой, милорд.
— И любящей? — потребовал он жадно.
— Конечно. Я обещаю.
Ротерби нагнулся, чтобы поцеловать ее, но вдруг со стоном оттолкнул. Да так сильно, что Гортензия наткнулась на кресло и рухнула в него, не удержав равновесия.
— Нет! — зарычал граф как сумасшедший. — Проклятье! — его охватило дикое безумие ревности. Он чувствовал боль и слабость от сознания того, как сильна ее любовь к другому мужчине. Ротерби старался сдержать себя, пытаясь подавить животное, примитивное создание, которым был в глубине души.
— Если уж вы так сильно его любите, то лучше пусть его повесят, — Ротерби засмеялся на какой-то высокой, неистовой ноте. — Вы сами вынесли ему приговор, дитя мое! Вы думаете, я возьму вас, словно использованную вещь? О черт! Неужели вы на это рассчитывали?